Псалом гласит: Глубокая истина и сокровенная! К тебе – в миллионы веков трудный путь! Увидев, услышав, держусь неизменно я, И жажду постичь твою высшую суть. [1396]Все будды и все бодхисаттвы небесные На землю сошли воскурить фимиам, Ученью вознесть славословья чудесные!.. А я повествую о мудрой Хуан. В старину это случилось, в правление Ханьского царя. Шли тогда благодатные дожди и дули мягкие ветры. Процветала страна и наслаждался покоем народ. И появилась тогда на свет некая женщина, милосердием своим растрогавшая небо. У богача Хуана, жившего в уездном городе Наньхуа, области Цаочжоу,[1397] родилась дочь – девочка серьезная, рассудительная и собою красавица. Ей было всего семь лет, а она уже носила грубую одежду, соблюдала посты и читала «Алмазную сутру», дабы отблагодарить за любовь родителей своих. И так изо дня в день. И явилась ей в небе растроганная бодхисаттва Гуаньинь. Родители, видя усердие, с каким дочь читает сутру, стали ее отговаривать, но она не последовала совету. Тогда разыскали они сваху, выбрали счастливый день и добрый час и выдали дочь замуж за мясника Чжао Линфана. Прожили супруги двенадцать лет и родились у них один сын и две дочери. Обратилась однажды к мужу своему Хуан и говорит: – Мы прожили в супружестве двенадцать лет, родили достойного сына и прекрасных дочерей, но только любовь затягивает человека, как омут… Прислушайся, муж мой, к романсу, что я для тебя приготовила: С женою связан муж судьбою. Пусть дети бегают гурьбою, Не задержать прихода смерти. Супруг, хозяин мой, поверьте, И вместе примем мы решенье – В подвижничестве лишь спасенье. Богатство, знатность – сорняки, Соблазны жизни так мелки! Однако не смог Линфан взять на себя такой обет и однажды, простившись с женою, уехал покупать свиней в Шаньдун. А Хуан после отъезда мужа убирала дом, совершала омовение и, с молитвой возжигая благовония, стала читать «Алмазную сутру». Когда немедленно отбыл в Шаньдун мясник Линфан, В центральной зале спать легли А в спальне западной жена – сударыня Хуан Душистой вымылась водой, оделась без затей. На запад обратясь, жгла в спальне фимиам, Молилась вечером и утром И свитки драгоценные учила там, Алмазную читала сутру. Твердить каноны не закончила она, Как фимиам растаял вдруг: Ее молитва Будде так чиста, сильна, Что небосвод пронзает звук. Достигло Слово райских сфер и адских врат, И свет волшебный ослепил. Увидев, царь Яньло [1399] был несказанно рад И лик свой царственный явил. Ужель в подлунном мире, [1400] средь страстей и бед Буддийский патриарх возрос? Призвал он двух судей загробных на совет И учинить велел допрос. «Владыка мудрый», – говорит судья в ответ, – Сей голос, он из Наньхуа, Над Цаочжоу воссиял небесный свет Молитвой госпожи Хуан. Познанья праведницы этой глубоки, Одета скромно, пост блюдет, Творит добро, ее свершенья велики – Поет, словно «Алмазную сутру»:
Сердце бешено забилось у Яньло от этих слов, И два демона сбежались на его поспешный зов. Их направил к дому Чжао, под его достойный кров. Там Хуан читала сутры, осветив в ночи альков. Вдруг увидела: пред нею двое отроков – послов. Декламирует: Один – это добрый посланец небес, Другой – злобный якша, молоденький бес. [1402]Хуан прервала свое чтение в миг, К гостям обращен ее праведный лик. «От дома какого к слуге недостойной Пришли вы?» – «Сударыня, будьте спокойны, Не вашей семьи драгоценной родня, Из царства теней к вам послали меня. Зовет тебя, матушка, мудрый Яньло, От сутр, что читаешь ты, в небе светло.» От слов этих мигом сковал ее страх, К ним с просьбой она на дрожащих устах. «С фамилией той же и с той же судьбой Другую возьмите к Яньло вы с собой. Готова на сотни милльонов смертей, Но как я сиротами брошу детей?! Ведь доченьке старшей лишь девять годков, А младшей-то шесть!.. Как оставить мне кров?! Сынку малолетнему – три миновало, Его берегла и ласкала так мало! Отпустите если, то жизни по гроб Усерднее буду творить я добро!» Ей отроки молвили из темноты: «Кто помнит “Алмазную сутру”, как ты?!» Добрый и злой отроки, слушавшие мольбы праведной Хуан, никак не могли взять ее с собой. До того сильно любила она деток своих, что не в силах была с ними расстаться. Торопить ее стали отроки: «Матушка добрая, смерть возьмет тебя в третью ночную стражу,[1403] не отложить даже до четвертой. Это здесь в световом мире ты свободна, вольна. А царство теней не допустит отсрочки. Промедлив, мы согрешим, и никакие оправданья не помогут.» И решилась тогда Хуан. Велела дочери нагреть воды и после омовения, пред Буддою представ, ноги по уставу сложив, молча села. Душою подлинной предстала Хуан перед владыкой Яньло. Поет на мотив «Осень над Чуской рекой»: Жизнь – как молнии вспышка, как сон по утру. Человек пред кончиной – свеча на ветру. Уже встретила я государя Яньло, В дальний путь собралась, одеянье бело. С Ностальгической башни [1404] взгляну я назад. Как терзаюсь слезами родимых ребят! Вы в льняных поясах и в простом одеяньи Бейте в гонги, готовьте мой гроб к отпеванью. вернутьсяПервые четыре строки псалма повторяют первый псалом из гл. LI, см. там же к нему примеч. вернутьсяЦаочжоу – уезд в провинции Шаньдун на месте древнего удельного княжества Цао. вернутьсяЗдесь в тексте говорится о четырех детях, хотя везде в других местах упоминаются только трое. Возможно, ошибка в оригинале. вернутьсяЯньло, он же Янь-ван, он же Яма – см. примеч. к гл. II. вернутьсяПодлунный мир – в китайских терминах буквально: мир солнца, или мир световой мужской активной стихии ян (ян-цзянь), образ живого суетного мира, который противопоставлен миру теневому, или темной женской пассивной стихии инь (инь-цзянь), царству мертвых. вернутьсяНачиная от слов «На запад обратясь…» и до конца данного пассажа оригинальный китайский текст представляет собой чередование рифмованных строк, состоящих из шести и четырех иероглифов, что передано в переводе чередованием шестистопных и четырехстопных ямбических строк. вернутьсяЯкша (санскр., кит.: е-ча) – кровожадный посланец ада. вернутьсяТретья ночная стража соответствует полночи. вернутьсяНостальгическая башня, или терраса (сян-тай) – согласно верованиям, находится в загробном мире с нее можно видеть оставленный дом. |
