Сючунь удалилась, а Пинъэр велела Инчунь приготовить ей за столом место, поставить чарку и припасти палочки.

Наконец появилась Сючунь.

– Матушка Пятая уж и волосы распустила, не придет, – объявила она.

– Инчунь! Пойди теперь ты позови, – не унималась Пинъэр. – Скажи, матушка с батюшкой приглашают.

– Калитка заперта, и огня нет, – сказала вернувшаяся Инчунь. – Спать, наверное, легла.

– Не верю я этой негоднице! – заявил Симэнь. – Пойдем вместе и приведем сюда. В шашки сыграем.

И они с Пинъэр пошли вместе. Долго стучали в садовую калитку, пока им не открыла Чуньмэй. Симэнь повел за руку Пинъэр прямо в спальню Цзиньлянь. Она сидела, прижавшись к пологу. Рядом лежала цитра.

– Ах ты, негодница! – заговорил Симэнь. – Сколько раз тебя звали? Почему не идешь?

Цзиньлянь не шелохнулась. Вид у нее был мрачный.

– Несчастная я, – наконец прошептала она. – Сперва в холодной комнате бросил, живи как хочешь, а теперь пристаешь? Что обо мне беспокоиться? Лучше других развлекай.

– Вот чудная! – недоумевал Симэнь. – И зубы проела, да губы остались – болтать есть чем. Сколько сестрица Ли тебя звала в шашки играть, а ты уперлась.

– Что же это с тобой, сестрица? – вмешалась Пинъэр. – Я и шашки достала. Пойдем со скуки на чарку вина сыграем, а?

– Идите играйте, сестрица, – отказывалась Цзиньлянь. – А я и непричесанна. Нездоровится мне. Я лягу. Вам хорошо, вы и веселитесь, а у меня в чем душа держится. Ладно, если воды глоток за день пропустишь. Как погляжу на себя – что от меня осталось?!

– Да ты все такая же! Ничего с тобой не случилось! – уверял ее Симэнь. – А не по себе, давно б сказала. Я доктора приглашу.

– Не веришь? Вели Чуньмэй зеркало подать. За эти дни я на себя не похожа стала.

Чуньмэй подала ей зеркало. Она подошла к светильнику и посмотрелась.

Да,

Симэнь взял у нее зеркало и тоже погляделся.

– Почему же я не худею? – спрашивал он.

– Сравнил себя со мною! Ты ешь и пьешь сколько влезет. Вон до чего разъелся. Тебе б только над другими издеваться.

Симэнь Цин, ни слова не говоря, подсел к ней на постель, обнял и поцеловал. Он проник рукой к ней под одеяло, но Цзиньлянь была одета.

– А ты и правда похудела, – сказал он, касаясь ее талии.

– Ишь, негодник! – вскрикнула она. – Я и так замерзла, а ты лезешь холодной рукой. Думал, я притворяюсь?

Да,

Лишь сказала:

Как она ни упиралась, Симэнь все-таки увел ее к Пинъэр, где они сыграли в шашки и выпили по нескольку чарок вина. Когда Цзиньлянь собиралась уходить, Пинъэр заметила недовольство на ее лице и подговорила Симэня пойти к ней.

Да, насколько ж:

Тому свидетельством стихи:

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.

Так вот, ночевал тогда Симэнь у Цзиньлянь. Надеясь завладеть сердцем мужа, она на все лады его ублажала и осыпала ласками, на какие только была способна. Утирая роскошным пологом слезы, она нежно шептала ему о своей преданности и любви. Ей и в голову не приходило, что Симэнь увлечен женою приказчика Ван Шестой.

Симэнь между тем купил своей зазнобе на Львиной, к востоку от Каменного моста, большой дом за сто двадцать лянов серебром. Две комнаты выходили на улицу, и четыре постройки уходили вглубь. Во второй постройке располагалась гостевая зала, в третьей, кроме молельни с жертвенниками Будде и предкам, находилась спальня с кроватью в нише и печью напротив. Искусно убранная спальня блистала чистотой. Четвертую постройку занимали кухня и кладовая для угля, а сзади к ней примыкала теплая туалетная комната, но говорить об этом подробно нет надобности.

Не успели они переехать в новый дом, а соседи уж знали, что хозяин служит приказчиком у Симэнь Цина. Хань Даого в шелках и парче прогуливался по улице вразвалку. Ван Шестая, разодетая, с блестящими украшениями на голове, целыми днями простаивала у ворот. Соседи, не мешкая, поднесли им по случаю новоселья кто коробку чая, кто еще какой-нибудь подарок. Те, что постарше, обращались к ним вежливо «брат Хань» и «сестрица Ван», молодые люди величали их дядюшкой и тетушкой. Как только появлялся в их доме Симэнь, Хань Даого шел ночевать в лавку, чтобы не мешать жене ухаживать за гостем. Дневал и ночевал у нее Симэнь, и знали об этом почти все соседи, но никто даже виду не подавал – боялись Симэня, человека богатого и всесильного. А посещал он Ван Шестую раза три или четыре в месяц. Страсть их разгоралась все сильнее, и все меньше напоминала Ван Шестая прежнюю жену приказчика.

Шел последний месяц года. Симэнь торопился разослать подарки в столицу, штатским и военным чинам уезда и своим сослуживцам. Тем временем У Цзунси, настоятель даосского монастыря Нефритового владыки,[553] направил к Симэню послушника с подарками – коробкой мяса, коробкой дорогой рыбы и двумя коробками с фруктами и сладостями, а также весенними амулетами,[554] молитвенными обращениями к богам небесным и земным и благодарственными докладами Хранителю очага.[555]

Симэнь обедал в покоях Юэнян, когда Дайань вручил ему визитную карточку, гласившую: