«Акклиматизация» продолжалась более года. И только почувствовав себя, очевидно, в относительной безопасности, Ивар начал связываться с агентурой англичан. Последние не отличались сговорчивостью. Но чем больше сил набирала Эстония и чем меньше «щелей» оставалось для пропагандистской машины ревнителей «холодной войны», тем настойчивее становились притязания ЦРУ к Прибалтийскому отделу английской разведывательной службы. Несколько окрепло и положение Ивара Йыги. Яласто начал снабжать его информацией об акциях лесного братства, давать отдельные поручения.

Видимо что-то в досье смешливого разведчика беспокоило старых агентов Канариса, и они настойчиво просили Яласто провести очную ставку Ивара Йыги с его довоенными друзьями. Они же обнаружили и «невесту клоуна» Эстер Тийвел. Йыги как мог оттягивал это свидание, но, наконец, уступил.

Эстер им отворила сразу. Кремовая блуза удачно оттеняла смуглость ее кожи. Взгляд больших глаз легко скользнул по незнакомому человеку, деликатно отступившему в сторону, задержался на почтительно склонившем голову Иваре, губы ее изогнулись в насмешливой улыбке.

— Прошу вас, уважаемый гость… и тебя, Ивар.

Ее мастерская служила одновременно и гостиной. Освободив два кресла от карандашных и акварельных эскизов, Эстер любезно предложила гостям сесть, непринужденно заговорила о своей новой работе.

Йыги спохватился, представил своего дядю. Яласто отвесил почтительный поклон молодой женщине, в несколько старомодной манере заговорил о трудных военных скитаниях племянника, о его полуголодном существовании, изнурительной работе сначала на медных рудниках, потом в бродячем цирке. И всегда, подчеркнул Яласто, Ивар хранил воспоминания о прекрасной Эстер и лелеял надежду…

На этом месте Ивар с язвительной усмешкой вставил:

— Мой дорогой дядюшка, вот тут вы не очень точны. Акробат и эксцентрик Ивар Йыги уже не лелеял надежду. На небосклоне Эстер, если не ошибаюсь, летом сорокового появился вполне преуспевающий эскулап Калью Ояла и еще более выгодная партия в лице архитектора Отто Сангела…

— Вот как, ты пронес через рудники не только мое имя, но и их имена, Ивар?

— Эстер, довоенный воздыхатель Ивар явился в твой дом не для ревнивых воспоминаний… Я соскучился по всему эстонскому, по нашим полям, дорогам и даже по этому дому. Я согласен жить бедняком, но со всем этим.

— Но говорят, ты не бедняк, Ивар, — Эстер не спускала с него взгляда. — Твое имя на афишах крупнейших залов. А почему не цирка? Или карьера клоуна тебе импонирует меньше карьеры акробата-эксцентрика?

Громкий смех вырвался у Ивара. Его лицо, только что исказившееся на мгновение болезненной гримасой, стало походить на маску дьявольски улыбающегося сатира.

— Клоун, я?.. Ха-ха… Почему не в цирке… ха-ха-ха… Милая Эстер, не ты ли однажды утром, когда Ивар Йыги пригласил тебя на свой дебют, сказала: «Ивар, дебют это прекрасно… Но как ты считаешь, называться женою клоуна это тоже прекрасно?»

Маска циркача улетучилась, и на смену ей пришла озабоченность, замешанная на боли.

— Знаешь, сидя в Эстонии, это трудно понять. Но, когда десяток оклахомских парней высыпает на арену, чтобы линчевать твою черную партнершу…

— Да, ты прошел не один круг ада, — Эстер задумалась.

— Брось, — Ивар махнул рукой. — Я слышал, что и ты. Эстер, пережила в войну всякое. Верно это, что Мяэ приглашал тебя оформить театр к юбилею фюрера и будто ты пропела ему: «Кукареку, шут!»

— Я, правда, не кукарекала, — фыркнула Эстер, — но что-то ему сказала такое, что он забыл ко мне дорогу.

Яласто поднялся, наклонил круглую, как арбуз, голову:

— Благодарю вас за то, что вы не приняли моего племянника с возможной при этих обстоятельствах суровостью. Разрешите откланяться.

Долго еще после его ухода они молчали. И вдруг:

— Почему ни слова о брате, Ивар? По-моему, твой близнец Ильмар увлекался стихами. Смешно, столько лет прошло, а две его строчки помнятся мне: «Человек не должен Мирозданью…»

— «Ну, разве Доброту и Пониманье», — медленно закончил Ивар, — Ильмар был милый чудак, романтик, простодушный и нежный. Он не выдержал эмигрантской жизни…

Он изредка заходил к ней, по старой дружбе. Несколько раз заставал у нее знакомых, коллег, встретил и Отто Сангела, некогда архитектора, а сейчас, как представила его Эстер, «основной фигуры в нашей сельской кооперации». Сангел рассмеялся, сказал, что Эстер всегда переоценивала его и, каждый раз убеждаясь в этом, отвергала сделанное ей предложение.

Когда Ивар узнал от Эстер, что у Сангела крупные неприятности на работе и он может слететь, он предложил свою помощь. У него есть друзья в министерстве строительства.

В этот вечер он информировал одного из своих адресатов:

Спустя две или три недели после этого разговора, встретив как-то Ивара в доме у Эстер, Сангел сам захотел с ним переговорить.

— Я бы вас не беспокоил, товарищ Йыги. Но я попал в замкнутый круг. Ситуация такова: кто-то пустил утку, что Сангел, распределяя кредиты, оказал протекцию нескольким бывшим землевладельцам. Чушь, навет, но немедленно возникает ревизия, одна, другая. Короче: мне предлагают перейти на скромную должность в уезд. Это с моим опытом! Но у меня, наконец, есть и своя основная профессия. Я архитектор, я строил особняки. — Остро глянул: — Кто у вас есть в министерстве строительства?

Йыги уклончиво ответил, что знакомых у него много и он может взяться помочь уважаемому архитектору. Но для этого он должен во всех деталях знать, в чем именно обвиняют товарища Сангела, в чем он прав, а в чем промахнулся.

Отто Сангел вскоре получил должность руководителя группы по проектированию одного сооружения на острове Сааремаа. А через месяц огорченный Ивар положил перед Сангелом текст интервью, которое неизвестный ему корреспондент взял, якобы, у Сангела. Корреспондент собирайся поместить его в какой-то шведской или американской газете. Сангел внимательно прочел интервью, узнал свои же интонации, вспомнил свой разговор с артистом, усмехнулся:

— Зная немного западную прессу, я полагаю, писака желает получить мзду, чтобы спрятать эту беседу в карман.

— Наверное, — небрежно отозвался Ивар. — Но его больше устроит пустячная информация о вашей работе. Тем более, — заспешил он, — что секретов в ваших сельских домах, как я понимаю, нет.

Он выдержал тяжелый испытующий взгляд архитектора.

— Пожалуй, секретов в нашей работе, действительно, нет, — медленно ответил Сангел, и Ивар понял это как начало их нового сотрудничества.

Ивар вошел к Яласто, одновременно довольный и разочарованный столь легкой победой.

— Можно бы и постучаться, — недовольно отчитал его бухгалтер.

Ивар заметил, что в глубине комнаты на стуле сидела приятная, красивого сложения женщина, по платью — крестьянка.

— Впрочем, удачно, что вы здесь. Альвине Лауба-Вессарт и Ивар Йыги, — представил Яласто своих гостей друг другу.

— О, про вас, госпожа Вессарт, я что-то читал в газетах, — солгал Ивар, он прекрасно знал, кто сидит перед ним.

— Тогда и я скажу, — засмеялась Альвине, — что видела вас на афишах. Люблю веселых людей. А у нас на хуторах народ серьезный. Оно и понятно — забот много.

— Хорошо, что вы познакомились, — Яласто подошел к окну, задернул шторы. — Вам говорит что-нибудь имя Яана Роотса?

Альвине покачала головой, у Ивара вертелось на языке: «зеленый батальон», но он молчал.

Яласто расстелил на столе большую карту, ткнул пальцем в район Сымерпалу. — «Гимназист» когда-то шалил здесь в «зеленом батальоне», удрал от чекистов, возомнил себя выруским «фюрером»… Родители — в Швеции, вся родня — в лесах. Все это нам на руку. Вам придется вдвоем, если господин Йыги не возражает, сделать отряд Роотса центром нашего движения на юго-востоке Эстонии.