К читателю

«Акустический лес» – это не группа и уж тем более не проект. Это что-то больше и сравнимо разве что с большой и дружной семьёй со своими устоями и правилами, со своей историей и культурой, с огромным количеством родственников и друзей. То, что вы видите на сцене или слышите в записи, – это только отражение того, чем мы живём. Каждый этап существования «Акустического леса» дарил нам новые приключения и впечатления, а судьба преподносила очередной урок школы жизни.

Сколько людей прошло через нашу группу, даже трудно представить! Всех нас раскидало по разным городам и странам, некоторых уже не стало в этой жизни, но я попытаюсь вспомнить каждого, и простите великодушно, если что-то упустил, человеческая память – не буфер памяти компьютера. Очень жаль, что сохранилось слишком мало старых фотографий и раритетных записей, и если у кого-то что-нибудь такое найдется, то буду благодарен за помощь; кстати, может, кто-нибудь вспомнит какой случай или факт – присылайте, буду искренне рад.

А «Акустический лес» был, есть и будет, случалось ему приходилось не сладко, но им не было сделано ни одного шага назад. Может, кто-то считает, зачем нужны эти мемуары и типа кто мы такие, то отвечу: я искренне люблю «Акустический лес», люблю своих друзей и близких, люблю все наши песни, каждая из них пережита мной, а наша история продолжается, и как мне кажется, впереди ещё много интересного. Если ты с нами, то в добрый путь!

С уважением, всегда ваш,

Стас Кондаков,

«Акустический лес»

* * * * *

– Цой погиб, по телевизору в новостях сказали.

– Как погиб? – Я пока не верил своим ушам, мало ли какой Цой, и вообще, моя бабушка могла сто раз ошибиться.

– Да тот самый, которого ты всё слушаешь и поёшь, – бабушка достала листок бумаги, на котором что-то было написано красивым ровным почерком, – я даже специально записала, чтоб не забыть.

Летом 90-го года, после вступительных экзаменов во Владимирский авиамеханический техникум, я уехал на каникулы на Вятку, в посёлок Красная Поляна, в гости к своей любимой бабушке Маше и всё лето каждый вечер горланил своим многочисленным сельским приятелям вместо привычной «Голуби летят над нашей зоной» Цоя, Кинчева и Шевчука. Ребята удивлялись и просили ещё, а потом, уже освоив слова, хором пели: «У-у-у, транквилизатор». Я просто становился местной звездой, и даже самые отъявленные хулиганы посёлка не трогали залётного городского парня. Они приходили на мои импровизированные концерты на берегу Вятки около поленниц дров частных домов и, сидя на корточках, проникались доселе не слышанным русским роком. И вот после очередного «концерта» прихожу ночью домой и слышу от бабушки:

– Цой погиб, по телевизору в новостях сказали.

Для меня, пятнадцатилетнего это, конечно, был удар. Музыкальные пристрастия уже переросли от «Ласкового мая» и «Форум» до «Алисы», «ДДТ», «Чайф» и, конечно, «КИНО», а собственные гитарные опусы сводились к мечте о собственной группе, собственным песням и к всеобщей мировой славе. Цоя я мог слушать сутками напролёт, и не было такой его песни, которой я бы не знал и не мог исполнить. И тут такое…

Лето закончилось и, с сожалением попрощавшись с бабушкой и своими поселковыми друзьями, я укатил в свой маленький городок во Владимирской области. Школьные годы закончились, начиналась учёба в техникуме со всеми вытекающими признаками уже довольно самостоятельной жизни. Именно с первых дней в техникуме и начались грандиозные перемены в моей жизни, а главным виновником стал мой приятель по группе и парте, которого почему-то все называли Шуркой, хотя по паспорту его звали Максим.

С Шуркой мы как тот быстро сошлись, и вскоре стали закадычными друзьями. Музыкальные интересы у нас были практически одинаковые, а вечерние посиделки в подъездах или около них никогда не обходились без гитары, на которой он здорово играл и пел, тем самым вовсю являясь грозой молоденьких девчонок и гордостью приятелей.

Шурка влиял на меня по всем положениям, это и первая сигарета, и первый глоток портвейна. Вообще-то, нас было много: Митёк – по кличке Вокс, Мишка Рыбин – по кличке Мяс, Серёга Борданов – Чаркаша, Лэпс, Юрик, Мафия и много кто ещё.

А потом появился Яшка-цыган. Неизвестно откуда, в наш закрытый городок приехал молодой человек небольшого роста, с длинными кудрявыми волосами, с несколькими гитарами, барабанной установкой и грудой звуковой аппаратуры. Он устроился на работу сантехником, получил служебную однокомнатную квартиру и начал обживаться на новом месте. Яшка был не один, вместе с ним была его молодая жена и маленькая годовалая дочка. С такой экзотической внешностью он, конечно, сразу привлёк внимание всей самой отъявленной шпаны городка, и та, решив проверить незнакомца на прочность, тут же получила по тыкве. Незнакомец оказался мастером спорта по боксу. Хулиганы сразу прониклись уважением и уже старались завести с ним дружбу.

А Яшка нашёл помещение под аппаратуру в общежитии, в котором волею судьбы жили только что поженившиеся моя сестра с мужем, перетащил туда всё своё музыкальное добро и изредка издавал оттуда непонятные громкие звуки.

– У нас в общежитии какой-то сморчок с шевелюрой как у Пугачёвой буянит, – сообщил мне однажды муж сестры, – музыка гремит на всю общагу. Сходи, может, тебя, придурка, возьмёт, научит на гитаре играть. А то от твоего бренчания уже уши вянут.

– За придурка, – говорю, – ответишь, а за информацию, конечно, спасибо.

Я тут же связался с Шуркой:

– Шурка! Есть информация, что в наше городское общежитие какую-то аппаратуру привезли, давай сходим? Вдруг получится что-то подобие группы сколотить!

– Пошли сходим, только что играть, да и с кем?

– Там разберёмся, побежали, посмотрим, что там!

Репетиционная комната представляла собой переход между разными секциями на шестом этаже общежития, с грудой непонятной нам аппаратуры, барабанами и скучающим взлохмаченным Яшкой.

– Здравствуйте, – робко начали мы с Шуркой, – а правда, что вы музыкальные группы собираете? Мы бы очень хотели!

– Ну как собираю, – ответил Яшка, – давайте для начала послушаю вас, кто что может. Кто из вас поющий?

– Да мы оба поём, – напряглись мы.

– Ну, берите гитары, покажите, что можете!

Первым гитару взял Шурка и подошёл к микрофону. Спев несколько песен Цоя и увидев приунывшее лицо Яшки, передал гитару мне. Я не стал оригинальничать и спел ещё пару песен того же Цоя.

– Вы кроме Цоя хоть что-нибудь умеете? – уже раздражаясь, спросил Яшка.

– Могу, – отвечаю, – целую одну песню Никольского, если только слова вспомню.

Я спел песню Никольского «Мой друг художник и поэт». После этого Яшка значительно повеселел и распределил роли:

– Будешь петь! А из тебя, – и посмотрел на Шурку, – будем крутого гитариста делать!

В общем, так я и стал солистом, Шурка гитаристом, а на барабаны мы взяли нашего однокурсника по техникуму – Пашу Пурецкого, ну а тот, в свою очередь, привёл на роль басиста своего приятеля.

Играли мы, что задавал Яшка. Что-то из «Машины», что-то из «Альфы». Мы так понимали, что это был любимый репертуар нашего учителя, но главное, что в руках были настоящие чехословацкие гитары «Галаксис», а не совковые «Уралы». До сих пор не понимаю, зачем ему это было нужно. Денег мы ему не платили, а он заставлял нас зубрить гаммы и учил немыслимым, как нам тогда казалось, подтяжкам и трезвучиям. Название группы придумали такое – «Индекс-30». Почему «индекс» – не помню, а вот что касается цифр, так это когда-то так назывался наш маленький город «Владимир-30», или, как все его называли в народе, – Радужный или Радуга.

* * * * *

Между тем, в стране творилось чёрт знает что, рушилось одно и не строилось другое, а в Радуге жизнь текла, как в обычном провинциальном городке, тихо и размеренно. Мы продолжали постигать музыкальную науку, музыкальное образование было только у Шурки (он до сих пор на баяне «Коробейников» наяривает), а в меня Яшка кидал тарелки от барабанов, если не так спою. Наконец наступил момент первого концерта, на дискотеке в том же общежитии. Мне абсолютно нечего было одеть, я донашивал старые джинсы сестры и отцовские ботинки, кстати, теперь они очень бы смахивали на «Гриндерсы», а тогда надо мной все хохотали: