Извечный вопрос: что делать?

Слава богу, у нее есть личные деньги. Уже давным-давно, во время второго декрета, Саша вдруг стал хмурым, вечно всем недовольным и распекал ее за каждую необязательную, по его мнению, трату на детей. Себе она к тому времени ничего не покупала. Это было унизительно, и молодая мама, едва дождавшись мест в яслях для Даши и детском саду для Славы, вернулась на работу. Через месяц с удивлением заметила, что деньги из семейной кассы исчезают все так же быстро. Супруг был не прочь залезть со своими «хотелками» в ее кошелек. Стало понятно, что единственный способ сохранить семью – договориться. И они разделили траты: он оплачивал коммуналку, она – продукты. Он заботился об одежде для себя и сына. Она одевала дочку.

Мудрое решение. Сейчас от него трудно было бы добиться такой «блажи», как разрешения уйти с работы.

Кстати, легок на помине. Муж вернулся домой, заглянул на лоджию и мелькнул хвостик его мысли «…только дурочку эту надо уговорить».

Очевидно, «дурочку» – это она. Когда-то это звучало ласково.

Он был неестественно мил. Оживленно рассказывал новости и заглядывал в глаза. Что-то нужно, будет просить денег, предположила Ирис. Хотя зарплата у него была больше ее, но развлечения, бани, рыбалки, машина пылесосили его кошелек. И периодически пытался «перехватить». Однако она ужасно боялась «черного дня»: внезапной болезни или… да мало ли что! Бухгалтерская дисциплина помогала ей быть твердой и находить силы отказывать.

Ну, что еще, какой повод нашел?

– Милая, – он пытался говорить проникновенно. – Тебе нельзя волноваться.

Бла-бла-бла на полчаса. Просьба хуже, чем предполагалось.

Он пришел уговорить ее переписать на него дачу ее родителей. Под благовидным, как ему казалось, предлогом представительства в садоводстве. Она слушала, глядя на проступающую проплешину в его седеющих волосах и неуместный перстень. А ведь когда-то был таким красавцем… Александр разливался соловьем, описывая, как беспокоится за нее.

Надоел. Неужели я велась на эти дешевые спектакли?

Впрочем, если родительская дача еще при мне, а не спущена на его развлечения, значит, не совсем дура…

Ирис хотелось его уколоть. Представила, как вытянулось бы его лицо, пророни она сейчас: «А что, у Алиночки там правда узенько?» Сдержалась. Ударила под дых другой фразой: «Милый, ты и сам не молодеешь. А я прекрасно себя чувствую. Подумаешь, упала. На сколько у нас в стране мужчины меньше живут? Лет на 15 минимум. Так что я буду тебя беречь. Уйду с работы и сама займусь дачей».

Надо было видеть, как вытянулось его лицо. Такое разочарование.

Что это он? Они с Алиночкой там гнездышко себе свили?

И тут на нее снизошло удивительное осознание: она выиграла первую схватку. Да, самую настоящую.

Это здорово.

Но сколько их еще впереди?

Она отменит гостей, дети поймут. Будет сидеть одна, в кресле на лоджии, смотреть на заснеженный двор и звезды. Ей надо ответить на несколько важных вопросов. И, в конце концов, понять: дар или проклятье?

Юлиана Еленина

vk.com/kroshka.karrtoshka

И лампа не горит.

И врут календари…

И был издан указ в стольном городе М.:

«Не наступит год новый до тех пор, покуда молодой царице Елизавете не будет доставлен заморский напиток, шампанью именуемый!»

Глашатаи бегали по стольному городу, разнося небывалую весть. Народ толпился у входов в питейные заведения, мелкие лавки, бакалею и булочные на всякий случай, мало ли, вдруг хоть где завалялся окаянный шампань.

Григорий, старший царский советник, и без того поседевший в свои двадцать пять, в последние дни был особенно хмур и невесел.

– Шампань отыскали? – спрашивал он у каждой встречной челяди.

Но все, как один, отрицательно мотали головами, искренне глядя ему в глаза. Что такое этот шампань, с чем его едят, точнее пьют, не знал никто в целом граде.

Шло тридцать второе декабря.

– Недалече, снег сойдет, река оттает, а мы все старый год проводить не можем, – ворчала престарелая кухарка на дворцовой кухне. – Где это видано, чтоб царские особы законы природы нарушали?

– Молчала б ты, Настасья Никитична, покуда не прогнали, – глухим голосом ответил Гринька. – Не твоего ума дело!

– Как, не моего? Еще как моего! У меня ж поросенок замочен в уксусе. Третий день лежит без дела! И сколько ему еще ждать прикажешь? Пока совсем не пропадет?

– Вот отыщем шампань не сегодня завтра, да сготовишь своего хряка.

Настасья Никитична только тяжело вздохнула да продолжила чистить к обеду картошку.

Тут дверь, ведущая во двор, отворилась, в проеме возникла огромная голова с кустистой рыжей бородой и разрумянившимися щеками.

– Хозяйка, я это, того… Есть чего похлебать?

– Ах, ты оболдуй! – взбеленилась кухарка да как хрястнула по наглой рыжей морде полотенцем. – Опять набрался с раннего утра! Да где ж ты берешь свою брагу? Ох, угораздило ж за тебя замуж выйти!

– Мать, ну ты чего сразу? Я ж твое винцо прошлогоднее вскрыл. Только оно это… странное какое-то…

– Горе ты мое луковое, – покачав головой, отозвалась Настасья Никитична. – Оно ж вспенилось! А ты его халкаешь, пропойца!

Затем обернулась к советнику и скомандовала:

– Гринька, подмогни-ка мне, надо снести ту отраву, да вылить с бочек, пока не помер этот окаянный.

Григорий поднялся из-за стола, за которым сидел согнувшись в три погибели, и направился следом за кухаркой в сарай с провизией.

Кряхтя, служки перетащили три больших бочки, полных кислого вина, во двор и, перекинув их набок, покатили прочь. Да только, видать, забродившее пойло так расперло старую тару, что пробка, не выдержав напряжения, вылетела из горлышка со свистом. Пенящийся напиток толчками вырвался из кадки, заливая двор. В воздухе разлился благородный запах браги.

Из приоткрытого окна на втором этаже высунулся точеный острый носик, а следом за ним и вся физиономия молодой царицы.

– Шампань? Григорий, разиня, чего стоишь? У тебя шампань убегает!

– Государыня, что Вы? Это ж суррогат! – замахав руками, крикнул советник. – Бражка!

– Дурак ты, Григорий, я по-твоему не знаю, как шампань пахнет? А ну, немедля неси бутыль в мои покои! – пригрозив кулаком, закричала царица. – Сколько тебя еще ждать?

На дрожащих ногах советник сходил за глиняной кубышкой, набрал из бочки забродившего вина и понуро отправился в царскую опочивальню. Государыня сидела у приоткрытого окна и блаженно вдыхала пьянящий аромат.

– Ах, Григорий, это вы? – щеки ее разрумянились, глаза засияли. – Ну же, вы принесли мне шампань?

– Не вели казнить, Императрица, – упал на колени советник, прижимая к груди бутыль.

– Григорий, бросьте вашу блажь, лейте напиток сей час же! – хлопнув ладонью по столу, нетерпеливо вскрикнула Елизавета.

Гринька обреченно снял крышку и наполнил кубок вином. Царица блаженно прикрыла глазки и шумно вдохнула.

– Шампань! – медленно поднесла бокал к приоткрытым губам и сделала первый глоток, а после громко вскрикнула: – Григорий! Где вы его взяли?

– Дак, я ж Вам и говорю, Государыня…

Но Елизавета перебила его:

– Это лучшее, что я пила когда-либо!

Гринька растянул губы в улыбке и пролепетал:

– Все для Вас, Великая Императрица!

– Чего стоишь, окаянный? Новогодний бал кто будет устраивать?

Не помня себя от радости, советник выбежал из покоев царицы, на ходу раздавая указы. В кратчайшие сроки был слажен пир на весь мир. Ох и праздник был в ту ночь! Весь народ радовался долгожданному Новому году!

И я там был, шампань пил.

По усам текло, да в рот не попало.

Юлия Баранова

Виктор возвращался домой после новогоднего утренника. Сегодня было на удивление снежно, а москвичи за несколько лет привыкли к мягким европейским зимам. Но перед Новым годом зима решила напомнить людям, что такое настоящие морозы и снежные завалы.