Вы, наверное, думаете, что у меня и так было полно поводов, чтобы париться, но пока я ехал домой, я мог думать только о еде. Я с утра ничего не жрал, кроме пирога со свининой, и у меня было полное право как-то изменить состояние желудка. Классический английский завтрак, к примеру.
Мне кажется, я это вполне заработал.
Так что я завернул в магазин на углу, чтобы купить все необходимое. Конечно, если б Сэл одолжила мне двадцатку, как я просил, это бы сильно помогло, но я решил, что справлюсь и с тем, что есть. А была у меня пятерка.
– Здоров, Блэйк, – сказал Даг, чувак, что стоял на кассе.
– Здоров, Даг.
– Со стенкой подрался, что ли?
– С чегой-то?
– Голова.
– А, не. С лестницы упал.
– Вот как.
– Вот так.
– Душераздирающее зрелище.
– Этт ты о чем?
– Мэнджел. Этот наш чертов город.
Пока он говорил, я копался в бумажнике, так что, наверное, свою реакцию успешно скрыл. Совершенно понятно, что говорил он про вчерашнее ограбление. Он о нем услышал, вот и начал занудствовать, как все старики.
– А что случилось-то? – спросил я, типа, сама невинность.
– Что случилось? Ты спрашиваешь, что случилось?
Было у него в голосе что-то странное, что мне совершенно не понравилось. Еще не успев ни о чем подумать, я почувствовал, как волосы у меня встали дыбом. Но я с ними справился, глубоко вдохнул и сказал:
– Ты меня запутал, Даг.
– С тебя семь фунтов и два пенса.
– А, ну да. Держи. Два фунта отдам в следующий раз.
– Нет, не отдашь. Плати полностью, как и все остальные. Видишь надпись? В кредит не торгуем.
– Да черт побери, Даг. Кредит? Два ебаных фунта?
– И два пенса.
Несколько секунд я стоял и сверлил его испепеляющим взглядом. Но уже знал, что это не проканает. Насколько мне помнится, я уже задолжал ему кой-чего за последнее время. Он знал, что я заплачу, и знал, что мои бабки уже много лет время от времени перекочевывают в его кассу. Конечно, он не знал, что давным-давно, еще пацанами, мы его обчистили. Но думаю, что я ему все с лихвой компенсировал, пока был постоянным покупателем.
А теперь он стал наезжать на меня, козел.
Хуй знает, что он слышал, и кто еще, кроме него, слышал это. Но что-то он таки слышал. И это плохо.
– Ладно, – сказал я. – Сигареты не возьму.
Он взял мою пятерку и молча дал сдачу. Я знал, он хочет, чтобы я убрался из его магазина, но я пока не мог уйти. Для проформы.
– Ты так и не сказал, че случилось, Даг.
– Что?
– Ну ты тут ныл про Мэнджел, все такое.
– Ах вот как. Ныл, значит? – Опять это недовольство в голосе, как серпом по яйцам.
– Ну, тогда скажи, что ты делал-то, если не ныл, Даг?
– Значит, если человек видит, что все вокруг не так, и высказывает свое мнение, это называется ныть, да?
– Не знаю. Но мне именно так показалось.
– Ну, меня это не удивляет. Совсем.
– Да что такое с тобой, на хуй, творится? Ограбления в наши дни – обычное дело. Время от времени это бывает, и владельцу магазина, вроде тебя, это хорошо известно. Какой смысл ныть? Лучше купи себе хороший амбарный замок и заткнись.
– А кто тут говорил про ограбление?
– Т… а че, ты разве не про это?
– Я говорил вообще про этот город, Блэйк. Про то, что одно к другому, преступление за преступлением, так что в один прекрасный день Мэнджел просто превратится в одно большое преступление, которое нужно вздернуть, чтобы оно уже сдохло наконец.
– Знаешь, что тебе нужно, Даг? Отдохнуть.
– Неужели? А кто у нас тут ездит отдыхать? Ты не заметил, что с Хай-стрит кое-что исчезло, Блэйк? Магазины «Все для отдыха». Мы тут в Мэнджеле особо не путешествуем. Если ты родился в Мэнджеле, ты остаешься здесь, нравится тебе это или нет. И все бы ничего, если бы всякая шваль типа тебя не доебывалась до нормальных людей.
– Че-е? – Я уставился на него. Этот парень продавал мне молоко, сигареты и газету каждый ебаный день и делал это уже хрен знает сколько. До сегодняшнего дня он сказал мне от силы пару слов про погоду.
– Я знаю, что ты из себя представляешь, Ройстон Блэйк. В месте вроде Мэнджела нельзя спрятаться. Никому. Человек совершает затяжной прыжок из пизды в могилу, и все это видят. Видят, кем он становится. А чувак, который когда-то сказал про горбатого и могилу, был совсем не дурак.
Я честно говоря, прихуел. У меня даже слов никаких не придумалось, да и сами по себе они как-то не появились.
– Давай! – заорал он, выведя меня из ступора. – Бери свою жратву и вали.
Пока я садился в «Капри» и заводил ее, успокоился. Когда выводил ее на дорогу, у меня снова пошли мысли о желудке, и в голове возникла картинка: вилка, на ней сосиска, грибы и жареный хлеб, и все это залито яйцом. Та еще мысль, кишки так громко ею восхищались, что перекрыли даже выхлопную трубу. Я все думал об этом, когда подъехал к дому и вышел из машины. Но потом увидел мусорскую тачку, припаркованную через дорогу, и напрочь забыл и про вилку, и про жратву.
Но отступать было поздно. Двое легавых уже выбрались из машины и шли ко мне с двух разных сторон, я даже понять ничего не успел. У одного была большая голова и большие руки. У другого – кривые ноги. Оба были долговязые, но не особенно. Я выдал им самую обаятельную улыбку, которую только смог изобразить. Но потом я их узнал и немного расслабился.
– Здоров, парни.
– Здоров, Блэйк.
– Привет, Блэйк.
– Черт побери, бля буду, это ж Плим и Джона.
Это тоже фишка Мэнджела и всяких таких же мест. Тут очень мало людей, с которыми ты не терся в то или другое время.
– Я вас, ублюдков, уже лет сто не видел.
– Лучше тебе сейчас в таком тоне не разговаривать, Блэйк, – сказал Плим. – По крайней мере с офицерами при исполнении.
– Почему? Как в школе говорил, так и щас говорю.
– Школа уже давно в прошлом, Блэйк. Люди меняются.
– А ублюдки – всегда ублюдки. – Я знал, что наглею безмерно, но мне казалось, я в безопасности. Я слил с ограбления в «Хопперз», и у меня было алиби.
Плим покачал своей большой головой. Джона просто смотрел на меня.
– Эй, пацаны, – сказал я. – Вы ж меня знаете. Я ниче такого в виду не имел.
– Выглядит жутко, – сказал Плим, глядя на мою голову. – Ты что, бетонные плиты разбивал? – И оба заржали.
