– То есть, если бы я был трупом ходящим, вас бы это не так удивило? – уточнил я.

– Ну у нас тут трупы не ходят, а лежат себе спокойненько в озере и жить не мешают приличным людям, – ответил мужичок и покрепче сжал свою самодельную удочку, которую я издалека принял за палку.

– К кому пожаловал и почему живой до сих пор? – повторил он свой вопрос.

– В гости пришел, – ответил я и добавил. – А живой, потому что с Нюрой уже виделся и вот так сразу она решила меня не гнать из своего... – я не знал, как ему правильно донести смысл последнего понятия, но мужик помог и промолвил:

– Тут всё Нюркино. Куда пальцем не ткни. Она хозяйка всего здесь.

Потом добавил с прищуром:

– И где же ты с нашей Нюрой пересёкся-то? Она редко уходит из этого уровня восприятия.

Ух ты, а мужичок в курсе того, где он находится. Или просто использует терминологию самой хозяйки сна не понимая, что означают эти слова. На обычного спрайта он не похож, в отличии от купающихся детей, но и живым человеком не является.

– Вас как зовут? – спросил я, внимательно его осматривая.

– Что это ты на меня пялишься? – язвительно уточнил он, но добавил. – Прохором меня величать. И не выкай мне, тут не принято такое. Коли не враг, тыкай смело. Тебя то как называть?

– Серёгой называй, не обижусь, – ответил я.

– Ну Серёга, зачем припёрся то в нашу глушь?

– Татьяну ищу, да и с Нюрой хотел поговорить, – сдался я.

Прохор закинул самодельную удочку на плечо и неудовлетворённо крякнул.

– Свататься, что-ли? – уточнил он.

– Ну почему сразу свататься? – улыбнулся я. – Для начала познакомиться надо как следует, поухаживать, а там видно будет.

– Нюрка, моя, – воинственно выдохнул Прохор, – а Таньку забирай. Давно ей пора с живым сойтись, а то клоунов себе для похоти делает, а толку-то? Они же только здесь существуют, а в её мире одинокая она. Бабе тридцать уже, а в девках до сих пор по Матушке Земле ходит.

– Прохор, ты знаешь, что это не настоящий мир? – решился я на вопрос.

– Ну ты поживи тута сто лет и по другому заговоришь. Не настоящий значит... Да самый, что ни на есть реальный, только искусственный. Нюркин это мир. Она его удерживает таким. А то что есть реальность, где остальные люди живут, ведаю. Ведь сам я оттудова. Да не смотри такими круглыми глазами на меня. Не вру.

Новость необычная и я был удивлен.

– Прямо сто лет здесь? – уточнил я.

– Ну сто не сто, а долго. Нет тут календарей, Нюрка не сильно со мной делиться, что там да как. Раньше рассказывала много, а потом хандрить я начал. Наслушаюсь её рассказов про Землю и прямо жить не хочется. Там то жизнь. Война закончилась с фашистами, в космос человека отправили и обратно вернули, компьютеры придумали. А тут что? Да как было так и осталось – скукотища! У меня из развлечений только рыбалка, Нюрка и самогон.

Прохор оживился от вкусного слова и уже потише спросил:

– Серый, а ты колдун?

Переход был неожиданным и я просто кивнул.

– А ты что умеешь? – мужичок смотрел на меня не мигая.

– А что надо, Прохор? – решил я уточнить.

– Папироской угостишь? – он аж напрягся весь.

– Держи, – сказал я и создал пачку Беломорканала, так как других папирос попросту не знал.

Мгновенно удочка была отброшена в сторону, а ведро аккуратно поставлено на траву. Он немедленно выхватил папиросы из моих рук и принялся открывать. Потом втянул носом запах раскрытой пачки и сладостно протянул:

– Хорошо пахнут. Фабрика Урицкого умеет курево делать.

Затем нежно вытащил папиросу, быстрым движением смял гильзу пальцами и сунул в рот. Спохватившись добавил:

– Огоньку не будет?

Я сделал ему наполненный спичечный коробок и он самостоятельно прикурил. Выдохнул огромное облако дыма и протянул:

– Я сразу понял, ты хороший человек. Плохого бы Нюрка быстро изничтожила, а ты жив до сих пор.

Выдохнув ещё раз, он качнулся и присел прямо на траву.

– Забористая, – похвалил Прохор. – Сразу по мозгам стукнула.

Он не спеша вытащил маленькую затёртую чекушку из голенища сапога, извлёк из горлышка кляп и чуть было не хлебну из неё, но спохватился и предложил мне:

– На попробуй моё.

Я взял бутылку и понюхал через горлышко содержимое. Пахло мерзко. Кислый сивушный запах ударил в нос и я понял, что это самый настоящий очень крепкий сельский самогон. Посмотрев на бутылку сквозь яркий свет и вернул её Прохору.

– Брезгуешь?! – набычился он.

– Конечно нет, но тут на один глоток осталось, как раз тебе под папиросу. А если хлебну, то тебе не хватит, – ответил я миролюбиво и Прохор просиял.

– С понятиями ты Серёга, последнее не берешь. Молодец, – скороговоркой протараторил он и, плюхнув себе в рот остатки напитка, зажмурился от наслаждения.

– Хорошо, давно не курил. Не умею я колдовать. А Нюрка не делает мне курево. Вроде и не запрещает курить, но и не помогает, понимаешь? Я бы табак выращивал, но не с чего. Семян нет таких. Я было лопухи сушил и на курево их перетирал, но гадость получается та ещё. Не прокашляешься после такого. А самогон из свеклы сам делаю. Тем и спасаюсь от скуки.

Он докурил вторую и бережно спрятал пачку и спички в холщёвый мешочек, который болтался на его боку. Спрятав пустую бутылку в сапог, он попытался встать, но это у него не получилось.

– Посижу чуток, – сдался он, – да и ты присаживайся. Вместе потом пойдем, всё веселее будет.

– Так как тебя занесло сюда, Прохор? – спросил я, усаживаясь по турецки в мягкую траву.

– Йог, что ли? – уточнил мужичок внимательно следя за моими телодвижениями.

– Был в Индии пару раз, – согласно кивнул я, – но в йоги записываться на стал. Хрень это, а не просветление.

– Ну и правильно, – кивнул Прохор. – Не гоже православному чужим богам молиться и траву жрать. Нюрка рассказывала, что они коров не едят. Зачем же ещё бог создавал эту скотину. Молоко, еда и одежда. Боженька, значит, старался, придумывал, а они не едят. Варвары.

Прохор закатил глаза и прилёг. Потом вспомнил про мой вопрос и чуть мурлыкая начал отвечать. Расскажу тебе сначала самого, так понятней будет…

Жила была девка крепостная. Клавдией, значит, величали её. Проснулся в ней дар с рождения. Людей и животных от хвори лечила, будущее видела. С малолетства народ к ней в очереди выстраивался – всем помогала. Но и чёрными делами не брезговала. Кого привадить или наоборот, тоже помогала. Даже в могилу могла свести, если нужно было. Ну выросла девка, а тут крепостное право отменили. Ничего для крестьян не изменилось, но чуть полегче стало. Прошло ещё годков двадцать иль больше. Колдовала Клавка помаленьку, но в основном целительством занималась. Сама же у барина в прислужницах была.

Барин то один жил, жена с дочкой от тифа померли, а он пьянствовал себе потихоньку и народ не обежал шибко. Когда-никогда подловит простушку деревенскую, ну и насладится ею, но не бил никого. Да и бабы ему не отказывали. Барин ведь. А у бабы не сотрётся от такого. Да и семя его уже безвредно было, так что без последствий получалось.

Как-то приехал к барину сосед и решили они в столицу съездить, мир посмотреть. Чёрт его в столицу погнал, не иначе, вот правду говорю. Привез он оттудова болезнь чудную и долги от карточного проигрыша. Болезнь мерзкая, а долги огромные. Такие долги, что задумал он поместье, значит, своё продать фабриканту одному. Тот хотел новомодную железную дорогу строить и пустить её как раз по деревне нашей.

Подслушала Клавка, как барин цену обговаривал и не понравилось ей такое. Где ж люди жить-то будут? Все дома снесут и живите как хотите. А там, значит, и имущество, и поля с посевами. Ну Клавдия и не дала этой несправедливости случиться. Сначала излечила барина и двух девок от срамной болезни, а потом...

Прохор опять сел и вытянул из пачки ещё одну папиросу. Неспешно её прикурил и улёгся обратно на траву…

Колдовство Клавдия затеяла страшное. На утро барин то уже и передумал поместье продавать. Бледный весь стал. За девками уже не бегал с тех пор. Да и кто бы дал мертвяку-то?