К горлу начала подступать желчь. С каждым его словом меня тошнит все больше. Я не могу поверить, что когда-то купилась на это, – и, что самое ужасное, не раз. Как ни крути, он знает, что я никогда не вернусь к ним, если заполучу новую книгу заклинаний. Он всегда знал, в чем заключаются мои приоритеты.

– Я делаю это для тебя, а не для себя, – сказал он, подмигивая. – Ты находишься в Зарлоре, Королевстве Беззакония. А это еще более веская причина вернуться в мою гостиницу. Никто из Черной Крови не побеспокоит тебя, если увидят простого мужчину, прогуливающегося со своей беременной женой, – кстати говоря, ты всегда выглядишь привлекательно с беременным животиком.

По позвоночнику пробегает дрожь от мысли о том, что я когда-нибудь буду растить ребенка в такой политической обстановке.

– Терпеть не могу детей.

Я хочу вышвырнуть из головы все мысли о своем прикрытии. Особенно учитывая то, что моя мать – показательный пример того, какой матерью быть не следовало бы. Это одна из многих причин, по которым я ненавижу маскировку с беременным животом, но из всех уловок, описанных в книге, эта, безусловно, лучшая. Многие в Зарлоре перестают видеть в тебе личность, как только замечают выпуклость в районе твоего живота. По правде говоря, если и есть что-то, что я ненавижу больше детей, так это мысль о том, что какая-либо часть моего тела снова окажется в опасной близости от Венсена.

– Это было давным-давно, и мой язык никогда больше так не поступит, – говорю я сквозь стиснутые зубы.

– Это твоя любимая гостиница. Помнишь, мы пробовали… – начинает говорить он, но я резко затыкаю ему рот, прежде чем он успевает произнести еще хоть слово. Я услышала звук поскрипывающих деревянных досок под медленными тяжелыми шагами.

Здесь кто-то есть. Должно быть, они учуяли кровь.

Чертов Венсен.

– Бежим, – шиплю я.

Мы вихрем подхватываем свои сумки со стола, стараясь не издать ни единого звука. Я на носочках подбегаю к задней двери – бессмысленная попытка выскользнуть незаметно, когда Венсен просто опрокидывает кувшин, пытаясь добраться до выхода.

Мое сердце неистово барабанит в груди, скрип становится громче. Еще отчаяннее. Еще сумбурнее. Он там не один.

Ну не могу я допустить, чтобы меня поймали… так. Я не позволю этой крылатой особи мужского пола стать причиной моей кончины.

Он распахивает дверь и выскальзывает наружу, не удостоив меня даже взглядом. Шаги приближаются, и я ускоряюсь. Моя кожа встречает дуновение влажного воздуха, когда я выхожу за дверь, смирившись с тем, что сделать это беззвучно уже не удастся, и захлопываю ее за собой.

Под моими ботинками хрустят песок и камни, когда я проскальзываю в проулок и несусь со всех ног в противоположном от Венсена направлении. Я не оборачиваюсь. Дверь с грохотом распахивается как раз в тот момент, когда я выбегаю на главную улицу. Я хочу посмотреть. Я хочу знать, кто это был и чего они хотели. Но я не могу позволить им увидеть мое лицо. Никакая маскировка не сработает, если они узнают меня.

Я тянусь к сумке, прощупывая контур книги. Даже сквозь ткань я чувствую гул ее мощи, но не могу утверждать наверняка, прекрасная ли это мелодия или пронзительный вопль. Это ненужный отвлекающий фактор от непосредственной угрозы мне.

Отдергивая руку и закидывая ремешок на плечо, я вливаюсь в поток мирных граждан, направляющихся к рынку. Я проглатываю комок в горле, вживаясь в образ беременной девушки.

Я слышу, как позади меня на улице раздается топот, и мне требуется вся моя сила воли, чтобы не обернуться и не посмотреть, кому почти удалось схватить меня. Замедляя шаг и придерживая подушку под платьем, я пытаюсь войти в роль, морщась от того, как сырая ткань прилипает к моей коже, впитывая пот.

Я напрягаю все свои чувства, прислушиваясь к звуку их шагов и учащенному дыханию. Я слышу, что они стоят там, выискивая в толпе меня. Нас.

Направляясь к ближайшей продуктовой палатке, я мельком бросаю взгляд на рогатого мужчину и бросаю ему в руку монету, покупая то, что он продает.

«Не оборачивайся», – напоминаю я себе, ощущая ломоту каждой клеточкой своего тела, мечтая взглянуть хотя бы краем глаза. Ничего ведь не случится, если я обернусь разок?

Рогатый владелец ларька сует мне в руку что-то теплое и поворачивается к покупателю рядом со мной.

– Лепешку с бараниной, – клекочет ему смахивающий на коршуна мужчина.

Я опускаю взгляд на теплую лепешку в своей руке и глубоко вдыхаю аромат жареной баранины… гадость. Терпеть не могу баранину.

Но я все равно съем ее, как только вернусь в свой временный дом.

Положив сверток в сумку и снова вливаясь в людской поток, я больше не могу с уверенностью сказать, выискивают ли нас и теперь люди из кабинета сатира. Это могли быть чернокровники, но такие, как они, не славятся скрытностью. Кто бы это ни был, они, по крайней мере, попытались подкрасться незаметно. Я думаю, они не ожидали, что их услышат эльфийские уши.

Хотя небо затянуто облаками, я все же чувствую сбивающую меня с ног свинцовую тяжесть солнечного света, высасывающую жизненную силу по крупицам. После восьми лет жизни при дневном свете легче все равно не становится. Подобные мне были рождены не для того, чтобы жить под солнцем, а для того, чтобы благоденствовать при лунном свете.

Я продолжаю идти, пока не нахожу затененный уголок на окраине рынка. Люди, как правило, не замечают кого-то, стоящего в углу, особенно если учесть, что в центре рынка зевать некогда. Никто и глазом не моргнет, когда группа детей стащит фрукты с прилавка или когда продавец затеет поножовщину с покупателем.

Я касаюсь шершавой стены позади меня и позволяю той толике магии, которая у меня есть, течь по моим венам и щекотать мои пальцы, выжигая на стене полуовал и отмечая место, где я завтра встречусь со своим клиентом. Она хочет остаться инкогнито, и это место вне подозрений ее мужа. Он никогда бы не стал расспрашивать ее о походе на рынок.

Я остаюсь на месте, наблюдая, как посетители спорят с торговцами, и замечаю, как дети прикарманивают вещи у ничего не подозревающих зевак. И тут я слышу его. Знакомый, рассекающий воздух звук, который преследует меня в снах, звучит у меня в ушах, заставляя похолодеть каждую клеточку моего существа. Я прижимаюсь к стене, как будто существует вероятность того, что я стану невидимой, если продолжу вжиматься в каменную поверхность.

Мужчина, который пахнет льдом, но на деле – огонь. Мужчина, который живет в тени моего кошмара и омрачает мои самые сладкие грезы.

Он снова нашел меня.

Я не знаю, кто он такой и кто ему платит. Будь то мой отец или самопровозглашенный бог, ни один из вариантов не сулит ничего хорошего. Каждый день я гадаю, решит ли он наконец заявить о своем присутствии, встретившись со мной лицом к лицу. Может быть, отец пошлет за мной Айвина, чтобы у эльфа появилась возможность снова меня подставить.

Хоть это и противоречиво, я верю в судьбу и случайность, но ничего из этого его присутствие не ознаменовывает. Независимо от того, в каком из восьми королевств я скрывалась последние восемь лет, он находит меня. С того самого первого раза он – само постоянство в моей жизни. Примерно раз в пару недель он стабильно напоминает о себе.

Я крадусь обратно за угол здания, наблюдая за ним с другого конца рынка. Его темные волосы всегда туго стянуты в пучок, и он всегда носит одну и ту же темно-серую мантию. Единственная причина, по которой я понимаю, что он из рода Сарио, – его узкие, прищуренные глаза.

Наши взгляды ни разу не пересекались, и, насколько мне известно, мы никогда не находились в одной комнате. Я не так наивна, чтобы поверить, что моя маскировка была настолько убедительной, что он ни разу не обнаружил меня, хотя я замечала его тысячу раз.

Он выжидает. Но чего? Возможно, приказа короля? Мне приходило в голову, что, вероятно, он следит за мной, потому что тоже выслеживает ведьму, которая прокляла меня, обратив меня Дочерью Кровавой Луны, и тем самым превратила мою жизнь в сущий ад. Если причина в этом, то я прошу только о мгновенной смерти. Какова бы ни была его причина, в моих же интересах находиться как можно дальше от него, когда он решит действовать.