– Обещаешь, что не выйдешь из пещеры, пока мы не вернёмся?

– Обещаю, – вздохнула Тиамат. – А если что-нибудь случится? – с надеждой спросила она. – Тогда я могу выйти? Например, на меня нападут…

– Только в случае нападения, – улыбнулась Амелинда.

Нападение на пещеру драконов представить в принципе невозможно, в здравом уме никто бы на такое не осмелился, даже самые сильные Змии не рисковали обижать драконов. А люди сюда бы просто не добрались – слишком далеко. Да и тот, кто может выдыхать из пасти настоящий огонь чувствует себя достаточно защищенным.

Амелинда и Радамант расправили крылья и бесшумно поднялись в небо, а Тиамат, немного обиженно вздохнув, уселась у самого входа в пещеру и стала наблюдать за окрестностями. Она же обещала родителям не покидать пещеры, а вход в неё – это то же самое, что сама пещера.

Некоторое время она наблюдала за уменьшающимися в небе фигурами родителей-драконов, а потом решила обследовать тот самый небольшой отнорочек в пещере, который всегда привлекал её внимание. Вообще Тиамат не очень любила залезать во всякие узкие щели, почему-то ей иногда казалось, что она не сможет из них выбраться, но этот отнорочек уже давно её интересовал.

Отнорок находился недалеко от запасного выхода и заканчивался тупиком. Но это только для взрослых драконов, маленькая ящерка уже давно подозревала, что там есть узенькая щелочка, ведущая за пределы пещеры, Тиамат, когда к ней подбегала, ощущала слабый ток свежего воздуха, который мог идти только снаружи. Сейчас настало самое время её обследовать.

Солнечные лучи окрасили верхушки высоких деревьев и пробрались под густой полог зелёной листвы. День здесь наступал быстро, впрочем, и тьма тоже падала неожиданно, просто вокруг вдруг становилось так темно, что хоть глаз выколи. Рассвет и закат всегда предвещало пение и чириканье птиц, которых водилось вокруг видимо-невидимо. Одно время люди даже ловили их и садили в небольшие самодельные клетки, в таких клетках этих певунов иногда скапливалось несколько десятков. Они не столько пели, сколько шумели, пищали и дрались друг с другом. Правда, потом люди прекратили это занятие. Оказывается, не все птицы мирно уживались между собой, часто они устраивали в клетке настоящие бои, где выживал сильнейший, часто самый голосистый, но не всегда благозвучный певец. Да и не каждая пойманная птичка могла похвастаться хорошим пением.

Птицы перепархивали с ветки на ветку и заливались трелями, приветствуя поднимающееся солнышко и новый день. Ягишна любила просыпаться под пение птиц, её сестры и родители ещё сладко спали, а она уже вскакивала с лежанки, быстро спускалась по лестнице на землю и бежала к протекающему недалеко ручью. Её обязанностью считалось следить, чтобы кадушка с водой в доме всегда стояла полной. Морана, названная мать, говорила, что «водяной Ягишне благоволит», потому что вода, которую она приносила, очень долго оставалась свежей и чистой. А вот у Недоли, сестры Ягишны, почему-то так не получалось: вода, которую она приносила, даже до следующего утра иногда не достаивала, покрывалась тиной и становилась какого-то странного зеленоватого цвета. Видимо, водяной к её сестре не очень хорошо относился. Ну, ничего, у Недоли хватало и других достоинств, а воду она и сама принесёт.

Вот и сегодня Ягишна, которую разбудили утренние трели птиц, вскочила спозаранку, схватила два деревянных ведёрка, стоявших возле самой двери, и отправилась к ручью, из которого в селении обычно брали воду. Ручей находился совсем недалеко, за небольшим пригорком. По дороге девушка вспомнила, что опять забыла коромысло, но возвращаться за ним уже не стала. Мать всегда ругала её за то, что она носит воду на руках, говорила, что от этого портится осанка и вытягиваются руки. Говорила, что, если она не будет пользоваться коромыслом, то, в конце концов, руки у неё вытянутся до земли, и она станет похожа на тех полулюдей-полузверей, которые живут в самой лесной чаще. Они все покрыты шерстью, и ходят, опираясь на длинные руки, достающие до земли. Коромысло Ягишна не любила, оно ей мешалось, всё время норовило соскользнуть с плеч и перевешивалось то на одну, то на другую сторону.

Девушка не спеша брела по петляющей между деревьями тропинке в лесу, слегка раскачивала пустыми ведёрками в разные стороны, и радовалась, как она тихо выскользнула из дома, что никого не разбудила, и её не заставили взять с собой это несчастное коромысло.

С момента общего сбора племени минуло уже несколько седмиц, и все тревоги людей, казалось, немного поутихли. Её отец Темновит приказал держать дозорных около таинственных грибных кругов, но ни в коем случае не приближаться к ним. Проходили дни, дозорные сменяли друг друга, но больше ничего настолько пугающего не происходило, круги не разрастались и не трогались с места, иногда они пропадали, и на их месте появлялись новые, уже с другими грибами, а иногда грибовники, как окрестили их дозорные, исчезали совсем, и через некоторое время на их месте начинала расти обычная трава.

В те края даже охотники вернулись, потому что места эти всегда славились разнообразием дичи, и вождь не собирался отказываться от добычи для племени из-за каких-то там непонятных грибных кругов, только наказал им не охотиться на дичь вблизи грибовников.

Правда, беспокоил всех шаман. С момента общего сбора и отказа вождя подчиниться его совету, он уединился в своей хижине, почти не показываясь наружу. Неизвестно, что он ел, и ел ли вообще, потому что еда, которую ему приносили по заведённому порядку охотники, оставалась нетронутой. Поначалу к нему приходили люди за советом или за помощью от хворей. Советы они никому не давал, а от хворей продолжал лечить, но почему-то не всем его лечение помогало, и он почти не разговаривал с людьми. Так уже бывало, тогда шаман отговаривался, что он общается с духами и все его силы уходят на то, чтобы путешествовать по их стране. Поэтому люди постепенно оставили его в покое, и, по молчаливому настоянию вождя, вообще перестали беспокоить шамана.

Жизнь племени вошла в обычную колею, приближалось время выбора молодых, время, когда каждый молодой человек племени может выбрать себе Путь и следовать ему до конца жизни. Традиционно считалось, что Путь выбирают себе мальчики, но девочки тоже могли изъявить желание попробовать спросить у духов, какую им выбрать судьбу. Правда, девчонки не часто пользовались этим правом. Вдруг Духи скажут, что твой удел – это охота. Что, так и будешь всю жизнь с охотниками бегать? Или ещё хуже – Духи откажутся с тобой говорить, и вообще ничего не произойдет. Вот смеху-то в племени будет – пошла спрашивать Духов, а они молчат, и вообще на тебя внимания не обращают… Кстати, так иногда бывало, девчонки, реже, мальчишки проводили всю ночь выбора одни, и никакие духи к ним не приходили. Тогда считалось, что духам этот человек неинтересен, а судьба его не определена, и он может выбрать любой путь, какой захочет. Правда, грандиозный успех на таком пути его тоже не ждал. Хотя шаман как-то раз обмолвился, что это даже хорошо, когда духи не приходят, ведь человек по сути своей свободен, как любое разумное существо, и негоже ему плясать под чью-то дудку. Но их шаман странный, иногда болтает непонятные вещи. Однако Ягишне тогда почему-то крепко врезались в память эти его слова, про свободу.

Ягишна шла к ручью и размышляла, стоит ей попытаться пройти обряд Выбора Пути или нет. Её друг Велес, конечно, пойдет, но он мальчик – будущий Охотник, сам он не сомневался в этом. Настоящие охотники даже иногда брали его с собой, если собирались за добычей не очень далеко от земель племени, и Велесу всегда улыбалась удача. Когда он ходил с ними, они никогда не возвращались без богатой добычи. Перун, конечно, тоже будет проходить обряд, и здесь тоже всё ясно. Перун – прирождённый воин, в этом ни у кого никогда не возникало никаких сомнений. Двое её друзей в себе не сомневались. А вот что делать дочери вождя? Кстати, Велес, кажется, считал, что Ягишне не нужен никакой обряд, потому что она девочка, правда, вслух этого благоразумно не говорил. Ну и правильно, ей никогда никто не указывал, и в любом случае, решать она станет сама.