«Бесов праздник!»
Красноглазый спорить не стал. Он сделал два глотка, прополоскал горло и громко проглотил жидкость, давая тем самым понять, что жидкость не отравлена.
— Пей, — повторил он, снова протянув мне сосуд.
«Видит Создатель, я не хотел», — с грустью подумал я и вырвал флягу из руки красноглазого.
Приложился к горлышку и пригубил от души. Жидкость оказалась безвкусная. У воды и то есть какой-то вкус, а тут вообще ничего, будто воздуха хлебнул. Благо святой водой тут и не пахло, иначе я бы уже светился как сфера Дейлы в руках деревенской колдуньи. Вытерев губы рукавом, я с ненавистью посмотрел поочерёдно на каждого.
Минуту мы сидели молча. Каждый чего-то ждал. Мне даже стало интересно.
— Какого хрена? — Я, наконец, сдался, пустив громкую отрыжку. От этой жижи разыгрался аппетит.
Красноглазый слегка расслабился, он провёл рукой по бороде и кивнул на братьев:
— Передай флягу.
Я подчинился. Младший принял сосуд и тоже сделал несколько глотков. В этот момент Старший перевёл арбалет на брата. Я ничего не понимал из происходящего, поэтому решил сидеть молча. Снова минутная тишина. Все смотрели на младшего могги. Наконец красноглазый кивнул, и фляга перешла к Старшему, арбалет он передал брату. И снова та же картина: два глотка, после минутная тишина. Видимо с человеком должно было что-то произойти от воздействия этой жидкости.
«Какие-то свои у них тут тёмные делишки. Час от часу не легче».
— Ну вот и славно, — резюмировал бородатый, забирая флягу обратно. — Это нам больше не пригодится.
С этими словами он вылил остатки настойки, убрал флягу обратно в мешок, а из него достал другую.
«Неужели мы снова будем пить и сверлить друг друга взглядами?» — подумал я.
— Предлагаю теперь выпить настоящего напитка, — красноглазый дружелюбно улыбнулся, а братья приободрились. — Как там наша дичь?
— Почти готова. — Я потыкал мясо ножом.
— А-а… — протянул он, махнув рукой. — Горячее сырым не бывает.
Отхлебнув из новой фляги, он поморщился, рыкнул, а затем протянул её мне. Тут я уже не опасался, так как отчётливо уловил резкий запах алкоголя. Дух перехватило после нескольких глотков — напиток оказался забористым. Я, конечно, скривился, стал хватать воздух ртом, мол, крепкая зараза, но красноглазый уже уплетал мясо за обе щеки и на меня никак не реагировал. Передав фляжку братьям, я тоже принялся за еду.
Ели молча. Я старался сильно на пищу не налегать, хоть и готов был съесть кабана.
— Спрашивай. — Красноглазый нарочито небрежно оттёр руки о рубаху, выудил из своего мешка трубку и принялся набивать её табаком. Обращался он явно ко мне.
— Вот скажи, — начал я, — у твоего мешка есть дно? Не удивлюсь, если ты вскоре вытащишь оттуда живого кролика.
— Живого нет, а сушёная зайчатина должна быть. — Чистый с невозмутимым видом выпустил клуб дыма.
Братья поддержали его тихими смешками. Я решил, что в словесной перепалке и обмене любезностями мне верха не одержать, так что сменил тему:
— Ладно, тогда по порядку. Какого хрена тут творилось с этой флягой? Почему на прицел брали всех, кроме тебя?
— Ха! — отмахнулся красноглазый. — Меня не берёт эта гадость. Из фляги я глотнул, дабы не создавать излишней суеты. Ты, так сказать, должен добровольно сделать свой глоток. Это не обязательная процедура, но желательная.
Я кивнул, но ясности его ответ не внёс.
— Допустим. Но зачем? Это что, некий ритуал?
— Отчасти. — Чистый пыхтел трубкой и явно наслаждался своим положением, мол, ты спрашивай, а я ещё подумаю, отвечать тебе или нет. — Значит дело заключается в следующем: я вот сижу и думаю, как бы устроить всё так, чтобы ты не приставал больше с расспросами, а я не наболтал тебе лишнего. Ведь на допросе — заверю тебя сразу, наш капеллан человек серьёзный и к допросам подходит со всей ответственностью — ты расскажешь всё, как на духу, а мне не хочется потом объяснять, что я всего-то вёл светскую беседу и дружелюбно пояснял человеку вещи, которые могут быть использованы против нас.
Он сделал паузу, видимо, чтобы я переварил эту информацию, а после продолжил:
— Поэтому расскажу в общих чертах. Эти горы, — он указал трубкой себе за спину, — плохое место, а в плохом месте, как известно, творятся плохие дела. В этом году плохих дел стало больше. Та настойка, что мы пили, так сказать, проявляет человека с плохими намереньями, но действует она только вблизи самих гор. Плохим может стать любой человек, поэтому могги тоже её пили. Я плохим стать не могу, не спрашивай почему.
«Да я уж догадываюсь почему. Но вот догадываешься ли ты, что твоя настойка могла и на меня не подействовать? Кого же вы тут ловите-то?» — подумал я, но вслух сказал другое:
— Знаешь, вот если бы ты меня просто послал, то вопросов у меня осталось бы ровно столько же, сколько и было, а так ты только всё усугубил.
— Мне скучно, а ты парень не глупый, отчего не поболтать, — улыбнулся красноглазый.
Разговор не заладился.
Братья готовились ко сну, готовился и я. Первым дежурил красноглазый, так что я решил выждать момент, когда могги уснут и ещё раз попытаться разговорить чистого — а ну как сболтнёт чего? Пришлось ждать недолго, через полчаса братья уже сопели. Я перевернулся лицом к костру, красноглазый всё так же дымил трубкой.
— А если бы настойка подействовала? — тихо спросил я.
— Тебя бы, скорее всего, убили, — равнодушным тоном ответил мужчина.
— И что бы со мной стало? Как определить, что я уже не я?
— В форте увидишь. Там как раз несколько таких сидят в темнице.
«Вот оно значит как. Всё сводится к Дубовому Щиту», — с этой мыслью я постарался заснуть.
Снились мне, как ни странно, горы, но не Белые. Я сражался с ветром, срывался со скал, почему-то не разбивался, и снова карабкался вверх. Когда наконец у меня получилось добраться до скальной полки, то там уже поджидал красноглазый. Он сидел, подперев собой скалу и дымил трубкой, но стоило вылезти на полку, как мужчина резко выбросил ногу — от пинка меня отбросило обратно в пропасть.
Проснулся от жуткой боли, будто реально упал со скалы. Всё тело ныло. Покрутив головой, я понял, что лежу на том же месте, где и засыпал. У костра дежурил Старший, а пики гор уже подсвечивали предрассветные лучи.
— Кошмар, — буркнул я, на вопросительный взгляд могги.
Спать больше не ложился: дурной сон всё ещё стоял перед глазами. Я покосился в сторону гор и зябко передёрнул плечами.
Вскоре проснулись остальные. Лёгкий перекус и Старший скрылся в лесной чаще. Сбор лагеря по той же схеме, только на этот раз красноглазый никаких отваров не делал, но я не спешил радоваться, потому что где-то в глубине души, если всё ещё обладал ею, предчувствовал неприятности.
Как и обещал чистый, в горы мы не пошли, а стали огибать курумник по краю леса: то взбираясь по камням, то спускаясь в тайгу. Обмотки из грубой шкуры, хорошо показавшие себя в тайге, на крупных камнях начали сдавать: постоянно сползали и мне часто приходилось перематывать их. В один из таких привалов я уловил резкий запах гари, учуяли его и остальные. Красноглазый выругался и стал взбираться вверх по камням. Младший выудил из походного мешка тетиву и невообразимо ловко установил её на древко. Я и моргнуть не успел, а могги уже вложил стрелу и взял меня на прицел.
— Что такое? — спросил я.
Младший не ответил. Он пристально следил, за командиром в лице красноглазого и лишь изредка бросал взгляд по сторонам. Меня он как будто не замечал, но я знал, что стоит резко дёрнуться, и парень выстрелит не глядя, поэтому сидел и ждал развития событий.
Минут через десять с возвышенности спустился хмурый красноглазый, он дышал тяжело, а лук его был в боевой готовности.
«Что-то стряслось», — решил я.
— Свяжи, — коротко бросил чистый.
Кто и кого должен был связать, я понял сразу. Я быстро прикинул с десяток способов разоружить Младшего, а потом прикрываясь его телом метнуть его же топорик в красноглазого.