– Четырёх… подвухторпедный залп носовыми… с временным интервалом в пять секунд!

Второй вахтенный, сопя простуженным носом, подтвердил чередой оповещений:

– Контроль. Пуск! Пошла номер один. Вторая… аппарат номер три, вышла!..

Два мягких толчка…

Лишённую веса торпед лодку подбросило носом вверх, тут же компенсируя принятием воды в балласт.

– «Угря» им под ватерлинию! – не удержался угрюмой ухмылкой боцман[63].

Ему вторили кто во что горазд:

– Воткнуть «свечку» в борт.

– Аппарат «два» – пуск! Четвёртая… – пуск!

Лодка снова вздрагивала… снова донося характерное шипение из носового отсека – сжатый воздух, вытолкнувший торпеду, во избежание выхода воздушных пузырьков наверх, стравливался во-внутрь.

– Погружение на сто метров, – сразу же следовал приказ обер-лейтенанта, почти скороговоркой вносящего уточняющие корректировки, – курсовое уклонение 15 градусов вправо. Смена позиции. Перезарядить аппараты, торпеды электрические. Акустик, внимание – слушаем!

Какое-то вымученное противоречие: будучи полностью уверенным, не видя никаких сложностей с выполнением задачи, соблюдая полное и внешнее спокойствие… вдруг изгонять из головы недобрые спонтанные образы.

То, что скрыто с глаз, всегда таило в себе затаённую неясность, настораживая.

Крейсер давил океан на «восемнадцати», разбивая попутные накат за накатом, неумолимо вбирая дистанцию к намеченным шести тысячам.

Цель впереди, нацистская субмарина – порождённое небывалым экспериментом эхо прошедшей войны, и в то же время голая и злая реальность.

Пилоты «Камова» уже попада́ли там под обстрел, убедившись воочию.

И уже мчали оттуда, с носовых углов, пущенные ею торпеды. Опять же, отсюда из рубки, лично ему, невидимые, не слышимые. Фиксируемые лишь акустиками, ведущими обратный отсчёт в суммарно встречных скоростях.

Их (одну из…) по каким-то прихотям жанра увидели всё те же вертолётчики, снова нарушив радиомолчание:

– Торпеда! Видим след!..

Стремительно бегущая на глубине метра три-четыре, оставляющая за собой пузырящуюся кавитацию, которая, вспухая к поверхности, извивалась белой прыгающей по рельефу волн дорожкой.

– Пусть убираются с директрисы! – гавкал (а иначе и не скажешь) приказ Скопин.

Установки РБУ «Смерч» заряжены… подняты… развёрнуты… замерли в выдержанных углах горизонтального и вертикального наведения. Прибор управления стрельбой автоматически задавал значения глубины подрыва…

Минуты до команды на залп!

– Цели в зоне поражения.

И когда, накрыв их заслоном глубинных бомб, акустики на время оглохли, вследствие множественных подводных детонаций… из всей этой какофонии операторы гидроакустической станции вынесли промежуточный вердикт – одна торпеда осталась непоражённой. Что было некритично – производилась штатная перезарядка РБУ – реактивные снаряды один за другим в механической очерёдности вгонялись в пакет стволов, уже готовые снова ввестись в действие. Довершить дело…

Вот тут гидроакустический пост неожиданно «сбил прицел»:

– Цель совершила уклонение! – «проседая» в контроле за ситуацией, покуда нарабатывался новый алгоритм атаки – буквально и всего лишь десяток тикающих секунд, пока шёл расчёт по упреждению и другим параметрам в системе целеуказания и наведения.

В этот сиюминутный интервал его всё же дёрнуло: «Ну, ничего ж себе, сука, нежданчик от кригсмарине! Управляемая?!»

Впрочем…

Впрочем, этим всё и ограничилось.

Торпеда, как обстоятельно доложили с поста «Ориона», «вышла на циркуляцию малого хода в пределах семи узлов». И была без труда уничтожена.

«На дистанции шесть кабельтовых», – внесёт запись в журнал вахтенный офицер.

Капитан 1-го ранга Скопин даже вскинет бинокль – взглянуть сквозь остекление рубки: череда опадающих всплесков за километр по носу корабля.

– Слышу я, слышу, – разумеется, не пропустив обращённое к нему «товарищ командир».

– Товарищ командир, подлодка… цель номер один в зоне поражения!

Крейсер уже вышел на необходимый для удара рубеж. Однако к немедленному применению была готова только одна РБУ. С ходовой рубки было видно, как кинематика отстрелявшейся по торпеде второй бомбомётной установки затеяла «механический танец» перезарядки[64]. Три минуты по нормативу.

«Не стоит ждать даже эти три, – посчитал Скопин, – гансы всадили первую порцию с большой дистанции. Сейчас поймут, что безрезультатно, заправят торпедные аппараты по новой, пальнут повторно. Возись потом… трать боеприпасы».

Коротко отдал распоряжение:

– Уничтожить субмарину.

…подхваченное расчётами БЧ-3[65]:

– Стрельба в настоящее место цели… пеленг… дистанция… залп!

Новая пачка зарядов посекундного отстрела (12 стволов – 2,4 выстрела в секунду) реактивным рёвом ушла по касательной вдаль, где-то там, в заданном месте и глубине «прокипятив» воду…

Командир снова поднял бинокль, однако на дистанции пяти с лишним километров мало что разглядев.

Корабль продолжал буровить океан, акустики прислушивались, в рабочем говоре «ходовой» – докладах и командах, ни намёка на повышенный тон, всё чётко и сухо. Однако Геннадьич угадывал в этой сдержанности и толику сомнений в принадлежности субмарины.

– Радио от «вертушки», – известил офицер на связи, – свидетельствуют уничтожение ПЛ.

– Цель поражена, – наконец дали положительный результат и акустики.

– Отбой атаки.

– Ага-а! – с нарочитым довольством воскликнул каперанг, заметив оптикой чуть в стороне точку вертолёта. – «Свидетельствуют», говорите? Отсемафорьте им: пусть снимут с воды что-нибудь свидетельствующее – кого мы там утопили.

Они сегодня оказались прямо-таки зрителями в первых рядах.

И… повезло им, когда в неадекватной оценке предполётного инструктажа: «соблюдать осторожность», едва не подставились под очередь из 20-миллиметрового FlaK – сбившись с пеленга, прозевав выплывший из марева по левой стороне вытянутый силуэт подлодки, мигом озарившийся вспышками выстрелов.

Немец, тот воспринимал окружающее серьёзно, с должной бдительностью, иначе и быть не могло – 1944-й, война.

Всё могло закончиться и хуже. Но установленный ниже на уступе рубки U-1226 зенитный 37-миллиметровый полуавтомат остался не задействованным, вследствие перекатывающихся и захлёстывающих волн. К тому же цель оказалась нетипичной, наводчики взяли неправильное упреждение, болтанка не дала нормально прицелиться. Да и опомнившийся командир субмарины практически сразу приказал погружаться.

Жужжала неслышимая (сами-то в наушниках) «Красногорск-16» – ручная кинокамера фотолюбителя старшего мичмана из техников БЧ-6, полетевшего «пассажиром».

«Камов» висел над волнами. Позицию заняли в полутора километрах, снимая взбитый подводными взрывами океан.

Неожиданно среди кипящих всплесков показалось что-то существенное…

Все дружно ахнули!

Лодку вытолкнуло наверх – в пенных выбросах бурлящей воды геометрия чёрного корпуса будто пошла на излом.

Или показалось?

«Ничего, – старшина старательно сохранял равновесие, чтоб не дрогнуло изображение – не упустить впечатляющих кадров, – проявленная плёнка покажет».

Субмарина недолго оставалась на поверхности, задирая носовую часть, избитая обшивка окончательно утратила запас плавучести и… минуты не прошло – ушла на дно.

Сообщили об увиденном, предупредив. Направив вертолёт – пройтись над местом, посмотреть.

Океан рисовал на своей беспокойной поверхности длинные пенные полосы, вытянутые, влекомые по ветру. Жирное масляное пятно, образовавшееся на месте катастрофы, стало расползаться – его было видно издалека.