Проверив пост на Пентелеймоновском мосту, я пешком перешел речку Фонтанку, и полюбовавшись Спасо-Преображенским храмом, двинулся к интереснейшему, с точки зрения архитектуры, доходному дому Бака, по адресу улица Кирочная, дом двадцать четыре, где в квартире номер двадцать один располагалась редакция кадетской газеты «Речь».
— Сударь. — я приблизился к невысокому, чернявому парню, одетому в поношенное студенческое пальто черного цвета: — Не хотите ли прославится?
— Э… — парень попытался вырваться, но путь ему перекрыл сопровождавший меня Богунов Никифор, высокий и крепкий солдат, с рыжей бородой лопатой и забинтованной рукой, висящей на перевязи, предававшей ему героический вид.
— Так я не слышу ответа, юноша? — я отступил на шаг от замершего репортера, ибо никем иным этот юноша, строчащий что-то на обрывке бумажного листа, химическим карандашом, сидящий на подоконнике возле входа в редакцию газеты, быть не мог: — Или мне поискать настоящего репортера?
— Я настоящий! Меня печатают! — молодой человек сначала покраснел от злости, а потом от стыда, очевидно с публикациями было не очень.
— Позвольте полюбопытствовать? — я бесцеремонно ухватился за лист с недописанным опусом: — «Скачки в Петрограде»? Что за дрянь вы пишете? Мне кажется, что вы уже давно переросли этой уровень…
— Но мне поручили!
— Молодой человек, хотите эксклюзивный материал по событию, от которого половина столицы на ушах стоит?
— Что? — бывший студент выпучил на меня глаза: — Что вы сказали?
— Я говорю — хотите получить доступ к материалам исключительно важности?
— … — Молодой человек молча кивал головой, но потом осторожность и рассудительность взяла верх: — а почему я и кто вы?
— Давайте отойдем в более спокойное место…- я мотнул головой в сторону приоткрытой двери редакции, откуда доносился гул множества голосов: — Я, к примеру, проголодался, а вы?
— Я сегодня несколько поиздержался…- судя по голодному взгляду молодого человека, поиздержался он не только сегодня.
— Никифор, пообедать не желаешь? — я перевел взгляд на, молча стоящего, солдата.
— Так, мы, ваше благородие, завсегда за… — боец повел широкими плечами и болезненно сморщился (раны под повязкой не было, но, как лицо, раненное в окопах под Ригой, Богунов умело играл свою роль.
— Ну так что, господин….
— Глеб Неистовый…- молодой человек опять покраснел.
— Вы с нами, господин журналист? — я изобразил приглашающий жест в сторону спуска на улицу: — Прошу вас показать дорогу в приличное заведение, где можно сытно пообедать за разумные деньги. Я угощаю.
Трактир через два дома от здания редакции порадовал горячей селянкой, странным блюдом под названием ерундопель, представляющей собой винегрет с рыбой.
Закончив поглощать котлету из судака с парой вареных картофелин (в Санкт-Петербурге с продовольствием было все также напряженно), господин Неистовый изобразил готовность слушать.
— Позвольте представится — Котов Петр Степанович, начальник милиции Адмиралтейской части. А этот господин — я кивнул на Никифора, молча поглощавшего студень с хреном: — мой подчиненный, милиционер первого разряда Богунов. Пару дней назад он находился на побывке по ранению у своей кумы в поселке Графской, где стал очевидцем известных вам событий…
Глядя на недоуменное лицо господина репортера, я понял, что не все жители столицы империи прониклись важностью исчезновения Ильича и роли этого происшествия в мировой истории.
— Ну, молодой человек, стыдно зацикливаться на скачках, когда социал-демократы третий день войска по всему городу гоняют и чуть ли не войну чухонскому княжеству объявили… Ну, так слушайте и не говорите, что не слышали…
Из моего рассказа следовало, что боец мой, закончив гостевать у любезной кумы, что жила на одной из дач поселка Графская колония, собирался вернутся в город на одном из пригородных поездов, что курсировали между Выборгом и столицей.
— Вы не обращайте внимание, что это я рассказываю…- я извиняюще улыбнулся: — Просто Никифор молчун еще тот, я из него информацию больше часа вытягивал, а сейчас этого времени у меня нет, но если я ошибусь, то гражданин Богунов меня поправит. Правда, Никифор?
Мой рассказ сопровождался отдельными вставками слов и междометий от Богунова, что говорил редко, но по теме, как мы с ним заранее и условились.
— Так вот, собрался Никифор залезть в вагон, что при его раненой руке довольно таки затруднительно, как обратил внимание на небывалое дело — по перрону, кузовом к поезду, к соседнему вагону подъехал грузовик. Богунову стало любопытно, что собрались выгружать из вагона… — я отхлебнул чаю и фарфоровой чашки глядя в глаза «литератора», старательно изображающего, что ему интересно.
Интересно ему стало, когда я рассказал, как в вагоне раздалась стрельба, после чего в кузов грузовика военные вволокли двух гражданских обывателей, а затем…
— Милиционер Богунов человек опытный, поэтому он в вагон не полез, а укрылся за углом здания станции и оттуда стал наблюдать за происходящим. А увидел он еще много чего интересного. Кроме двух мужчин из вагона солдаты вытащили два дорожных саквояжа, причем эти саквояжи были настолько тяжелые, что здоровенные солдаты несли их двумя руками, а пока перегружали в кузов, то один из них уронили, и часть содержимого рассыпалось на перрон. Потом поезд пошел, а солдаты, ругаясь не по-русски и не по-немецки стали собирать содержимое.
Пока собирали, поезд перед выходной стрелкой остановился, оттуда несколько человек выпрыгнуло, тогда эти, из грузовика, несколько раз выстрелили, загрузились в грузовик и уехали.
Репортер, забыв свою сытую сонливость, что-то торопливо писал в маленьком блокноте. Оставалось только добавить перчинку моему рассказу.
— Желаете ли вы знать, что было в этих саквояжах?
Не поднимая головы от писанины, литератор покивал головой, мол, конечно желаю. Но ему пришлось оторваться от набросков своей «нетленки», потому как я, с видом змея-искусителя, положил перед собой на льняную скатерть желтый металлический кружок.
— Э-э… что это? — рука щелкопера мгновенно схватилась за кругляк с бородатым мужиком на аверсе: — Это золото?
— Извольте видеть. Английский соверен одна тысяча девятьсот десятого года чеканки. Изготовлен в Канадском доминионе, с его величеством Эдуардом Седьмым на обороте. А нашел эту монету господин Богунов на насыпи железнодорожного пути, после того, как грузовик уехал.
— И что это значит?
— Ну, юноша! — я укоризненно покачал головой и протянул руку за монетой: — Хоть маленько то развиваться надо, политикой интересоваться. У меня создается впечатление, что мы с Никифором ошиблись в выборе звезды отечественной прессы. Надо, наверное, с кем-то другим поговорить, более сведущим, кому прописные истины разжевывать не придется…
— Я читаю, читаю! — молодой человек одновременно покраснел от стыда и побледнел от мысли что ветреная богиня Фортуна покинет его, так и не сойдясь поближе: — Просто главный редактор в последние недели столько заданий дает, что некогда головы поднять.
— Ну вы сами должны своей головой думать. — мне пришлось с силой выдирать золотую монету из инстинктивно сжатой ладони репортера: — Кроме того, мне кажется, что ваш главный редактор не ценит вас, не видит вашего таланта.
— Ну хорошо, я вам дам шанс, расскажу вам все, несмотря на некоторую, свойственную вашему возрасту, поверхностность. Как известно, позавчера, на железнодорожной станции Богуны, из идущего из Финляндии вагона неизвестными военными был похищен известный в революционных кругах господин Ульянов Владимир Ильич, также имеющий клички Ленин, Старик, Дядя и прочие, которым несть числа.
Еще совсем недавно данный господин пребывал в нейтральной Швейцарии, после чего, проехав через всю Германию, оказался сначала в Швеции, а потом, через Финляндию, на территории Российской империи. И хотя вся левая пресса уверяет, что Ленин и его сторонники, которых немцы переправляют не одну сотню через свою территорию, ехали в опломбированном вагоне, мы же с вами, как умные люди понимаем, что это сказки Ганса Христиана Андерсена. Где, по всем законам должен был оказаться господин Ульянов, как только пересек швейцарско-германскую границу? Правильно, господин Неистовый! В лагере для военнопленных или интернированных лиц, но вместо этого Германия, со всем возможным комфортом, перемещает его на нашу территорию. А подскажите мне, господин журналист — кого наши враги могли беспрепятственно перебросить на нашу территорию? И правильно вы мне говорите — только нашего врага! А теперь скажите, в каком случае могла Германия пропустить через свою территорию на нашу территорию два саквояжа золота? И опять вы абсолютно правы¸ господин литератор — только в том случае, если сама и снабдила господина Ульянова своим золотом для проведения зловредного разложения русской армии.
