— Эй ты! В нише! Выходи с поднятыми руками, не то я вашего щенка застрелю, а потом тебя кончу! — я стоял, скукожившись за замершим в испуге, парнем, направив ствол «браунинга» на колышущуюся занавесь, из которой торчал тонкий ствол «нагана» и виднелся краешек голубого глаза.

— Что здесь происходит!

Я скосил взгляд назад и увидел, что в проеме двери кабинета нотариуса стоит пышущий гневом старик, из-за плеча которого выглядывает напуганная Аня.

— Анна Ефремовна, у вас все в порядке? — крикнул я, не сводя взгляда с хозяина «нагана».

— А почему с ней что-то может быть не в порядке? — удивился старый нотариус: — И зачем вы держите за грудки моего первого помощника и целитесь из пистолета во второго моего помощника?

— Я просто не понял, что у вас происходит! Меня в кабинет не пускают, в нише прячется вооруженный человек.

— Я вас понял, молодой человек. Александр, уберите оружие и выйдете из ниши, все в порядке. Молодой человек, можете убрать свое оружие и отпустите пожалуйста Трофима, он человек мирный и ему очень страшно, когда вы держите оружие около его головы.

Из-за занавески появился молодой человек костюме, но что демонстративно медленно сунул «наган» в карман и поднял руки в примирительном жесте. Я убрал оружие и отпусти юношу, оказавшегося Трофимом.

— Извините, господа, очевидно я неверно оценил ситуацию.

— Пройдемте в кабинет, молодой человек. — нотариус сделал приглашающий жест, и я вошел.

Ситуация в нотариальной конторе была вполне банальной. Приводить «терпил» в нотариальные конторы и переоформлять на себя ценное имущество не было изобретением бандитов девяностых годов. В свободной и демократической республике России с момента паралича правоохранительной системы такое тоже стало практиковаться. А если нотариус начинал артачится, отказываясь заверять сделку, видя, что даритель или продавец пришел в нотариальную контору не по своей воле, то покупатели или одаряемые, в основном, ребята без комплексов, доставали ножики или пистолетики и начинали угрожать работникам нотариата. Вследствие чего, в конторе нотариуса теперь был заведен новый порядок — клиент заходил в кабинет первым, для разговора с владельцем конторы тет-а-тет, в процессе которого нотариус и пытался выяснить наличие у владельца имущества доброй воли на его отчуждение. А на случай скандала, в небольшой кладовой в дальнем углу конторы, прикрытом шторой, коротал время вооруженный охранник, готовый, в любой момент, прийти на помощь хозяину. Объяснившись, Теодор Фридрихович приступил к делу, ради которого мы с Анной сюда прибыли.

— Был потрясен смертью вашего родителя, Анна Ефремовна. На похороны прислал венок, так как лично посетить это скорбное действо я не мог, извините, сильно нездоровилось. А через три дня после похорон я вам на квартиру, где ваше семейство проживает, посылал мальчишку с запиской, что вам обеим необходимо посетить мою контору для оглашения завещания, но ответа я не получил.

— К сожалению, Анна Ефремовна последующие дни после похорон проживала в квартире тетки, так как мачеха ее из родительской квартиры выгнала.

— Какое печальное известие. Но сейчас вы появились у меня, если вас устроит, то я сейчас пошлю мальчика с запиской к Марии Андреевне о том что завтра в полдень я буду оглашать завещание покойного Ефрема Автандиловича и ее присутствие обязательно.

— К сожалению Теодор Фридрихович, вчера утром Мария Александровна трагически погибла.

— Какой ужас. Несчастная Россия. Но тогда мне придется заняться розыском ее наследников…

— Дело в том, Теодор Фридрихович, что есть предположение, что покойная не отличалась особым особой благопристойностью. Народной милицией Адмиралтейской части, начальником коей я являюсь, обнаружила несколько экземпляров договоров продажи недвижимости, которые подписаны покойным Ефремом Автандиловичем в присутствии нотариуса, что господин пыжиков продает некому господину Носову две принадлежащие ему квартиры. И еще один договор, разорванный на две части, мы вчера обнаружили в корзине для бумаг в бывшем кабинете господина Пыжикова, но тут уже фигурируют в качестве объекта продажи мастерская и склад.

— Могу я увидеть эти договора? — пришел в возбуждение нотариус.

— Да, конечно, можете ознакомится. — я выложил на стол нотариуса оба договора, достав их из конверта.

Старик достал из ящика стола большую лупу и подслеповато склонился на над документами. Минут через пять он поднял покрасневшие глаза:

— Знаете господа, я конечно не криминалист, но мне кажется, что на обоих документах печать нотариуса выполнена не городским штатным резчиком. Вот видите, в слове «палата» буквы завалены вправо. Я видел печати практически всех нотариусов столицы, но таких, небрежно исполненных букв, никогда не видел. Кроме того, нотариус, что заверял эти документы, пропал двадцать седьмого февраля, в одно время с пожаром окружного суда. Вы, наверное, не слышали, но все нотариально заверенные документы мы обязаны сдавать в специальный архив окружного суда. Да, да, того самого, что сгорел аккурат на следующий день после заверения этих документов. Сгорел вместе с уголовными и гражданскими делами, а также всеми архивами нотариусов столицы.

Глава одиннадцатая.

14 марта 1917 года.

«Правом на социальное обеспечение при инвалидности пользуются: а) все лица, работавшие по найму и потерявшие трудоспособность вследствие: увечья, профессионального заболевания или иных причин (старческая дряхлость и пр.), но в последнем случае проработавшие по найму в различных предприятиях и учреждениях не менее 8‑ми лет, б) военнослужащие старой и Красной Армии, лишившиеся трудоспособности вследствие увечья или заболевания, полученных на войне или во время нахождения их на военной службе.»

Из Декрета Совета Народных Комиссаров от 31.10.1918 года.

— Теодор Фридрихович, спасибо вам большое за консультацию, это очень мне поможет. Тогда, может быть вы зачитаете завещание покойного, раз предварительно, единственная наследница находится здесь?

— Но вы понимаете, что у Марии Андреевны есть свои наследники. А в соответствии с…

— Прошу прощения, господин нотариус, но мы отвлеклись на поддельные договора, и я не договорил. Я хотя и не заканчивал университетов Российской империи, но по специальности я правовед, и думаю, что, как и везде, наследник, который своими действиями способствовал смерти наследодателя или замарал себя иными преступлениями с наследуемым имуществом, права на наследство лишается. И я готов вас заверить, что Мария Александровна такие действия совершила, подробности озвучить пока не могу, так как тайна следствия, сами понимаете.

— Ну хорошо¸ ввиду исключительных обстоятельств и ваших заверений…- пожилой нотариус пожевал бледными губами: — Пожалуй я могу сейчас озвучить последнюю волю покойного, чтобы Анна Ефремовна могла заявить о своем желании принять наследство и осуществлять попечение его.

Лязгнул замок высокого сейфа, скрипнув, открылась дверь толщиной сантиметров в пятнадцать и Теодор Фридрихович, покряхтев, достал из толстой стопки подобных серый конверт.

После соблюдение ряда формальностей, как проверка паспортной книжки дочери, включения меня и помощника нотариуса в акт оглашения наследства в качестве свидетелей, проверки целостности сургучных печатей на конверте, последняя воля купца Пыжикова, наконец, была оглашена, после чего я понял, за что так отчаянно билась несравненная Мария Андреевна.

Любимой дочке купец отписал после себя, кроме двух квартир и складского сарая на задворках у Николаевского вокзала, еще и столярно-механическую мастерскую, мызу на берегу Финского залива, а также доли в товариществах по эксплуатации доходных домов.

Мария Александровна, согласно завещания, получила бы две тысячи рублей единовременно и по тысяче рублей ежегодно до того момента, пока в очередной раз не выйдет замуж. Если же Мария Александровна в течении девяти месяцев с момента смерти купца родила бы ребенка, то Анна Ефремовна была обязана выделить из своего имущество пять тысяч рублей на рождение ребенка, а потом выплачивать ежемесячно еще по одной тысячи рублей до достижения этим ребенком возраста двадцати трех лет. Это конечное были основные моменты воли покойного. Тае еще были перечислены технические подробности, но я их уже не слушал.