Влечение сопровождалось с поэзией и философской мыслью. Долго он ещё многое переваривал, но вот разум уже давал о себе знать и груз с рук постепенно отпадал. Антонина тоже уже как минуту назад скрылась за аркой, ведущей к подиуму и зрительному залу. Он положил по Муссолиновски руки на бока и посмотрел по-хозяйски на окружающих.
– Так. Надо браться за дело, проговорил он вслух и пошёл в уголок к своим моделям.
Действительно, при переодевании молодые красавицы могли растрепаться, а перфекционизм высоко ценится, особенно в мире моды и тем более на показах. За любой выбившийся волосок он мог потерять навсегда карьеру в этой сфере, а в связи с последними событиями в его жизни, ему этого крайне не хотелось. Не запланированный выбившийся волосок или налакированный волос, при определённом свете и под определённым угле падения света, мог нарушить целостность созданного дизайнером образа. Вся картина, весь образ мог рухнуть и не понравится строгой аудитории, которая не желала наблюдать за не идеалом. Даже в хаосе должен был наблюдаться определённый порядок. В любом деконструктивном образе должна была сохраняться эстетика и строгость.
Если вспомнить что в восемьдесят первом году прошлого века Ямамото вывел на подиум девушек без макияжа, с ломаными линиями в одежде, раздразнив тем самым множество критиков, то можно будет и вспомнить их негодующую реакцию, отрицание эстетики, взгляда художника. Всё же это была революция! Для тех лет ещё была жива романтичность революционности. Её же сменила стабильность. Вызывающий стиль, будоражащий своей независимостью и наглостью, сменился кукольностью и строгостью требований. Теперь моделей старались приблизить к первоначальному образу японских красавиц. Кожу заставляли обелять. Это дополнял интровертарный мир двадцать первого века. Не мудрено, что в 2016 году стала набирать обороты японская эстетика и интроверты массово побежали скупать различные бренды, которые стали продвигать идеи Ямамото. Грамотное использование наследия вот что нужно современным кутюрье и дизайнерам одежды, так думал Илья. Почему то здесь он видел либо дешёвую копирку, либо несуразность образов, некоторые даже просто включили в свою коллекцию те вещи, что уже давно носят японские и азиатские модники и модницы.
Поправить причёски ему не составило труда, за пять минут было всё сделано и исправлено. Как бы аккуратно девчонки не снимали свои наряды, как бы им не помогали это делать, пудра оставалась на предыдущей одежде, и оттенок кожи большинства нарушал гармонию. Повторюсь, что они всё равно оставались похожими на восковые куклы. Кукольность придавала яркая помада, и белая-белая кожа, Илья, шутя, называл её штукатуркой. Стоит заметить, что положение нанимательницы спасало и то, что она намеренно создавала данный образ, а это значит, что у неё больше шансов было заполучить столь необходимые контракты и стать доминантной над остальными.
Спустя час всё окончилось, Илья заранее собрался, сложив всё в саквояж, убрав необходимое в чехлы. Парикмахер больше был не нужен. Он в спешке пошёл к выходу. Пройдя через чёрный ход и выйдя на улицу, Илья передал все необходимые вещи своему, другу-товарищу по работе. Это был Сандан, бурят по национальности, профессионал своего дела, специалист в мужских причёсках и бородах и просто добрейший парень, и верный друг. С Идьёй они познакомились ещё в период обучения и коллективное товарищество переросло в настоящую мужскую дружбу.
Сандан подъехал на машине прямо к двери запасного выхода. По просьбе Ильи Сандана пропустили на территорию двора, уговорить оказалось не сложно, особенно если знать, к кому обращаться. Товарищи созвонились сразу после того как Илья закончил с причёсками и помог визажистам привести make-up в порядок. Он ездил на российском авто на тёмно-синей “десятке”. Когда Илья вышел с саквояжем и чехлами высокий, статный молодой человек стоял, облокотившись на машину. Не смотря на тёмное время суток, Сандан находился в солнечных очках, скрывавших тёмные азиатские глаза. Весь его образ источал пафосом, что подчёркивали сильно выделявшиеся скулы, сломанный нос, который был слегка приплюснут, и мужественная челюсть, дополняющаяся широким подбородком. Он был во всём чёрном, и только белая футболка контрастировала с чёрными брюками-бананами и чёрной рубашкой застёгнутой на две верхние пуговицы. От света фонаря, освещавшего внутренний двор, цепочка, придававшая ему ещё больше образа плохого парня, начинала выделяться на его шее.
– Добрейший вечерочек, – сказал Илья, пятясь задом прикрывая дверь, чтобы она сильно не бухнула.
– Саламчик братанчик, – ответил Сандан и вальяжно зашагал в своих чёрных кедах к Илье. Челюсть он выдвинул вперёд, создавая наигранный образ важного человека. Настоящий брутал.
– Зря ты не пришёл Санданчик, всё бы тебе было к лицу. А сколько платьев…
– Ну, всё, хотел тебе помочь, но думаю, сам справишься запихать в машину, – Сандан сделал вид, что собирался идти к машине, уже было развернулся, как вдруг, повернулся обратно, протянул другу руку и забрал у него саквояж с парикмахерскими принадлежностями.
– Не, серьёзно, там много для тебя шмотья разного, тебе как азиату было бы к лицу. Да и к тому, же какому буряту не охота посмотреть на культуру своего народа.
– Там были бурятские мотивы? – с удивлением спросил Сандан и посмотрел из-под очков на Илью, показав свои удивлённые широко открытые тёмные глаза.
– Не совсем.
– Ясно, – с бархатистым басом произнёс Сандан. – Ты хочешь сказать, что мы азиаты все буряты. И ты думаешь, что я не знаю, что на показе приветствовались японо-корейские мотивы. Что я, по-твоему, не умею пользоваться информацией и не могу выявить определённые закономерности на рынке? Вонючий расист.
Илья молчал. Такое молчание свидетельствовало о том, что это согласие.
Они подошли к машине и Сандан открыл багажник.
– Ага, значит-значит. Я значит ещё и китаец, раз этого сделать не могу, так как у меня слабый интернет, я угадал твои мысли?
– Скорее всего, ты можешь выявить закономерности на Таганке. Ты же там часто бываешь, да и с местными находишь общий язык.
– Ха, – усмехнулся Сандан. – Хорош. Ты, я полагаю, работал с той симпотной, как же её…
– Ольга.
– Ах да, малышка Хельга. Я часто её наблюдал из своего окна, и знаешь всё при ней. Так чего мы стоим, давай, ложи сюда, рядышком, ага, вот так. Всё хорошо. Сигарету?
Илья отрицательно и с отвращением покачал головой. Сегодня ему не хотелось.
– Ты это, случайно, не из-за неё меня дернул?
– Нет, что ты. Зачем отбивать у тебя надежду.
– Отбить ты её, конечно, не сможешь, а вот загубить, ты в этом мастак.
– Просто я встретил свою, – Илья замялся. Он даже не знал, как её назвать, или как величать. Эпитетов было множество. – Подругу медленно протянул Илья.
– Алину? А, стоп, Вику. Да Вику! Нет?
– Нет, – так же протянул Илья. – Антонину.
– Тонечку? удивлённо переспросил Сандан и снял, наконец, очки, дабы заглянуть в глаза другу. – Наконец то увижу её вживую! Она не потолстела? Не пострашнела.
– Заткнись, – сквозь зубы проговорил Илья, но при этом не грубо, а как-то нежно. Его задели такие прямые и наглые вопросы. Он как благородный рыцарь был готов защищать свою даму до последнего вздоха. Если бы у него сейчас были при себе перчатки, он бы вмиг отхлестал бы Сандана по щекам.
– Извини за прямоту, но она у тебя красавица. Ну, с твоих слов и по фотографиям конечно. Лет то много прошло, вы совершенно не виделись, да и не общались.
– С днём рождения поздравляли друг друга.
– Ну, let’s get it, это не то. Она могла подурнеть или ещё как.
– С годами она только хорошеет. Раскрывается как цветочек.
– О-о-о, понятно всё, влюблённый юноша, я тебя таким давно уже не видел. Для тебя она всегда будет красавицей и самым лучшим человеком, брат, я тебе говорю, а вот характер может быть не тот, изъяны могут выходить наружу.
