– Да.

– Одна у меня уже есть. Вот смотри, шуба будет чёрной, а рукава сделаем слегка золотистыми.

– Только ты смотришь далеко наперёд. Вначале начнём работу, а уже затем, думаю приступить к организации. Позволь это делать мне. Не хочу, чтобы ты отвлекалась.

– Хорошо, – улыбнулась Тоня и посмотрела, на почти завершённый эскиз. – Вот смотри. Во-первых, в первом варианте шуба будет расстегнута, это поможет лучше разглядеть золотистый свитер, обязательно добавим восточной бижутерии. Во-вторых, обведём им глаза и сделаем точно похожими на восточных красавиц, ты же в этом разбираешься – в мейкапе?

– Только учусь, но уже делаю успехи.

– Ладно, потом покажешь свои навыки.

– Ага, а пока пойду тренироваться на кошках.

– Ха-ха, бедные пушистики.

– А что, по моему не плохо. Сейчас лето и мы продемонстрируем уже зимнюю коллекцию.

– Ага! Я уже в волнительном предвкушении!

За день они исписали кучу, бумаги и воссоздали, пока только на ней, пять завершённых образов. Они проработали вплоть до прихода Михаила. После чего парни отошли на кухню и проговорили обо всём ещё примерно полтора часа. После, попрощавшись с хозяевами, Илья удалился, покинув их мир и уйдя в свой мир. Надев капюшон и наушники, сунув руки в карманы, он растворился в вечернем потоке пятницы.

Перед неделей моды Илья отработал не покладая рук две недели, они с Антониной могли, видится только поздно вечером. Осталась неделя, а они так и не придумали ни чего кроме зимней коллекции, состоявшей из шуб.

На следующий же день после мозгового штурма Илья нашёл Антонине квартиру, и дизайнер принялась за обустройство рабочей зоны. Две недели Антонина прибывала в одиночестве в квартире студии, которая открывала шикарный вид на огни ночного города. В дневное время одна единственная комната заливалась светом. Свет был естественным и не напрягал глаза. Периодически Антонина прибывала в меланхолии от того что рядом с ней не было её любимого парня и преданного друга, который обещал быть рядом с ней и помогать к грядущему событию. Любовный треугольник сплачивал друзей, но точно так, же приносил каждому и душевную боль. Антонина с Михаилом бурно попрощались и виделись лишь раз на посиделках с друзьями. Михаил отнёсся с пониманием, однако чем дольше была его разлука, тем больше он раздражался, так как он не привык к помехам.

В этот раз помеха заключалась в том, что переезд был связан с будущим Антонины, это была необходимая разлука. Он и не ревновал к Илье, поскольку знал, что тот не ночует у неё, только его удручал, тот факт, что Тоня забывала звонить или писать по нескольку дней, так как она находилась в своих думах или за чтением книги, или за изучением необходимого научного материала для работы.

Михаил начал стричься у Ильи. Илья стал часто бывать у него в автосалоне. Через своего друга парикмахера Михаил узнавал о том, как поживает его девушка дизайнер Антонина. Но на второй половине второй недели от Ильи и Антонины не было, ни слуха, ни духа. Где она живёт, было неизвестно, поскольку у Ильи и Тони была договорённость, что об их обители будут знать только они вдвоём, о чём и предупредили Михаила.

Он убедился, что Илья работает допоздна и что тот живёт у себя. Всё это значило что Тоня совершенно одна. Он не понимал, какую игру затеяли эти двое. Он боялся потерять её и часто сжимал кулаки и скрежетал зубами, но когда на столе оставалась бутылка пива, на ночь забывал обо всём, в том числе о своих переживаниях.

Как-то раз он всё же подловил Илью и посетовал на свои страдания. Илья дал понять, что замечал то, что Михаил периодически следил за ним и уверил его, что тому переживать не о чем. Страдалец, согласился, и пожаловался, что уже почти неделю не виделся с Тоней, Илья сказал что не видел её уже со вторника, а уже была пятница.

Вообще по правде говоря Илья забегал во вторник к Антонине буквально на пять минут и привёз из секондхэнда необходимые шубы, на которые он потратил почти десять тысяч. Он горел желанием, для него это была судьбоносная рулетка. Если он не поможет Тоне здесь и сейчас, будет загублена не только её жизнь, но и его. Необходимо было действовать сейчас, пока у обоих было время и жизненная энергия молодых людей.

Раньше Тоня много задумывалась об одиночестве, она себя считала совершенно не одиноким человеком, поскольку её всегда кто-нибудь да окружал. И вот однажды в её жизни появился Дон Кихот, который увёз её и запер на высоком этаже многоквартирного замка. Впервые за долгое время Антонина была предоставлена самой себе, она даже и не догадывалась, что Ильи не будет с ней долгое время. А пол недели для них это очень большой срок, так как время поджимало. И к концу четвёртого воскресения после их встречи должно быть всё закончено.

Можно конечно сказать, что она сама себя заперла в темницу на высоком этаже, поскольку Илья всегда давал ей выбор, а уже она сама решала как будет. Иногда она представляла себя графом Монте Кристо. Он, как и она будучи взаперти на придумывала кучу, разного, кучу спасительных идей и способов их реализации. Однако по-прежнему она надеялась на кого то, но не на себя. Она всё ждала Илью. И не дождавшись, посетила своих друзей, после чего затребовала появление Ильи. Ей было необходимо его присутствие. Она вся закипала, и точка кипения дошла до придела.

– Ни черта у нас не выходит! Срок ещё дали короткий! А ты? Ты даже не торопишься.

– Извини, я шёл пешком, – спокойно сказал Илья.

– Шёл пешком, – передразнила его. – Ты это ещё посмел позволить.

– Да.

– Вот посмотри, – Тоня схватила со стола листы. – Хотя, нет, – и тут же порвала их. Подошла быстрым широким шагом к корзине и выбросила разорванные клочки. Она посмотрела возбуждённым строгим взглядом на Илью, грудь у неё дышала глубоко, поднимаясь высоко и резко опускаясь. Одна прядь волос спала на слегка покрасневшее, не выспавшееся, но при этом всё ещё остававшимся таким милым, личико.

Илья стоял невозмутимый. Она взорвалась, молча, потрясла кулачками в воздух, покраснела пуще прежнего и шлёпнулась в кресло. Ноги обхватила руками и исподлобья посмотрела на Илью. Илья подумал про себя, что в этот момент времени, она похожа на маленькую девочку. Его это не могло не умилить.

– Прости, заплаканным голосом произнесла она. – Я ночь не спала. Переживала. Меня тошнило. Ни чего в голову не лезет

– Тебе, надо, расслабится.

Она подняла на него свои печально нежные глаза, ещё заплаканные глаза. Лицо её стало проясняться. – Илюш, ты просто чудо! – Она толкнула его так сильно, что он, не удержав равновесие, упал на серый ковёр из толстого ворса. – Я как раз вчера стащила это у Миши. Мы с ним поссорились, поэтому я должна была забрать свою зажигалку, а она именная знаешь. Он часто берёт у меня её и не возвращает, она лежала в его штанах. Я тебе не писала? Он считает…, а не важно. Быстро-быстро, сейчас, сейчас, я по бырому. Ха, сейчас, поди, ищет меня или зажигалку. Хорошо, что он не знает об этом месте. Где же? А вот в сумочке. – Из сумочки она достала пакетик.

– Что это? – продолжая лежать, поинтересовался Илья.

– То, что снимет напряжение. Лекарство от глаукомы. – И она рассмеялась

Всё было сделано, довольно быстро и умеючи. Достала бумажку, высыпала содержимое, смочила языком бумажку и закрутила.

Через мгновение они оба лежали на ковре. Лежали друг от друга, соединяясь-соприкосаясь друг с другом ушами. Она чувствовала его холодное ухо, тогда она начала слега тереть его своим, с желанием согреть его. Комната кружилась. Словно водоворот уносил их на дно в глубины подсознания. А спираль всё двигалась и двигалась, приходя в одну точку образуемую слиянием их голов.

Ни чего другого. Только они. Никого другого. Только они. Ни о ком другом. Только о них. Единое тело, единые мысли, единое время, единое чувство, единые сердца, поймавшие единый ритм, единение с вселенной. Боль и любовь, страсть и ненависть, дружба и семейные узы – всё улетело в пространство. Всё, что было до момента, нависало могучим атлантом. Всё, что было после – растворилось, сузилось, уменьшилось. Чем ниже закручивалась спираль, тем больше абляция, в плоть, до субатомных частиц, летящих в пространстве, до коих не добраться, да и зачем, ведь, сейчас они одни. Гиперболическое состояние единой души, что было «до» преобразилось в кубический график функционального мира, мира, что стремительно падает в низ. Герои падают с ним, почему-то оказываясь постоянно вверху. Синкретизм великого единого духа, что был задуман небесами и разрушен человеческой силой, вновь собран из обломков страданий и нежных дружеских чувств.