По лицу Робин катятся слезы.

– Ты и теперь будешь говорить, что это не война? – спрашивает она вместо приветствия, шмыгнув носом.

– Нет, – спокойно отвечает он, – не буду. Это война, Роб. Самая настоящая война.

Он подходит к ней и обнимает, ее слезы капают на рубашку, оставляя мокрые пятна. Робин дрожит, и он так хочет защитить свою любимую от всего этого кошмара! Просто взять ее в охапку и уехать, сбежать в джунгли Амазонии или в глухую деревню, где нет ни электричества, ни воды, ни связи. Но все это бесплодные фантазии, потому что: а) участники «Проекта-144» дали подписку о невыезде в ближайшие пять лет, б) весь мир оказался втянут в конфликт, и никому сейчас не нужны лишние рты, и в) Робин скоро рожать, остались считанные недели. И если на первый пункт он бы сейчас с легкостью наплевал, добиться политического убежища хоть где-нибудь еще как-то смог бы, то с третьим ничего не поделать. Он не может тащить в неизвестность глубоко беременную жену. Ей нужны покой, еда, витамины, медицинская помощь, в конце концов.

– У Гретхен сегодня забрали сына. Ему восемнадцать на прошлой неделе только исполнилось, ты представляешь? – всхлипывая, говорит Робин. – Она так кричала, у меня чуть сердце не остановилось! Это ведь ее единственный ребенок, первого она уже похоронила!

– Я знаю, милая, знаю, – ласково говорит он, поглаживая ее по спине. – Мне очень жаль Гретхен, правда. Но я за тебя больше волнуюсь.

Жена поднимает голову и смотрит на него снизу вверх.

– Мне сегодня приснилось, что они за тобой пришли. Позвонили в дверь и…

– Этого не будет, – решительно говорит он.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что мне так сказали. Да, сегодня позвонил человек, куратор проекта, и сказал, что если вдруг за мной придут по какой-то дурацкой ошибке, сразу звонить ему. Потому что я нужен своей стране, и участников «Проекта-144» на войну забирать запрещено.

– Это правда? – спрашивает Робин с надеждой. Ее пальцы сминают ткань рубашки, когда она вцепляется в плечо мужа. – Ты ведь не обманываешь меня, чтобы просто успокоить?

– Разумеется, правда, – невозмутимо говорит он. – Именно так он и сказал. Это проект приоритетной важности. Участников собирали целых десять лет, и вовсе не для того, чтобы нас перестреляли, как собак. Возможно, конечно, уже знали, что Город Будущего мы будем строить после войны, но… это не важно. Сейчас – не важно. Так что выбрось из головы, ладно?

Робин облегченно выдыхает:

– Слава Богу! Как хорошо, что ты попал в этот проект!

Мужчина держит жену в объятиях до тех пор, пока она не успокаивается окончательно. Потом ему удается уговорить ее поесть нормально, и он быстро готовит простенький ужин, пока Робин дремлет в гостиной перед телевизором. Он предусмотрительно включил тот канал, по которому крутят всякие старые фильмы, любовные мелодрамы и комедии, и никаких новостей. За ужином они не говорят о войне. Робин выглядит уже получше, даже шутит, щеки немного порозовели, и ночь проходит на редкость спокойно.

Правда, ему так и не удается уснуть. Чутко прислушиваясь к дыханию любимой, мужчина думает о том, что не сказал всей правды. Нет, он не лгал, когда говорил, что его не будут забирать на войну. На войну – точно не будут, но была в этом коротком разговоре с куратором одна фраза. Сказал он следующее: «Вы должны оставаться дома до особого распоряжения». Собеседник не стал ничего пояснять, попрощался и повесил трубку.

Мужчина догадывается, о чем шла речь. Но Робин не стоит знать. Пусть спит. Кто знает, сколько еще спокойных ночей им осталось?..

Анджей справляет малую нужду. В санитарной комнате он один. Хотя все относительно, ведь санитарная комната – это не только отхожие места, но и прачечная, и душевая, и там сейчас работает персонал. Строго говоря, это целый блок. Так что, пожалуй, народу вокруг достаточно. Тем не менее, мужской туалет пуст, и когда, грубо толкнув дверь, в помещение входят трое крепких ребят, рассредоточившись за спиной у Анджея так, чтобы не дать ему возможности сбежать, он не думает, как сказочно им повезло, что они тут одни. Эта троица давно за ним наблюдает.

Они молчат и ничего не предпринимают. Правильно – потому что не бить его пришли. Пока – не бить. Так что он спокойно заканчивает свои дела, застегивает ширинку и нарочито медленно поворачивается к зрителям. Тот, что стоял прямо у него за спиной – высокий блондин с кривой челкой, они примерно одного роста, но у этого типа плечи шире и комплекция внушительнее. Глаза водянистые, кожа бледная, в правое ухо вставлен настоящий гвоздь. На лбу – три косых шрама, и у двух других на роже точно такие же, но те двое пострашнее. Нет, не в том смысле, что выглядят угрожающе, просто реально – уроды. Один скалится «волчьей пастью», у второго – то ли парез лицевого нерва, то ли на самом деле морда такая кривая.

Анджей с деланно удивленным видом оглядывается по сторонам и спрашивает:

– Господа, здесь, насколько я вижу, не один писсуар. Что за очередь?

Блондин, который все это время что-то жевал, смачно сплевывает на пол.

– Смелый, что ли? – презрительно цедит он сквозь зубы, делая шаг вперед.

– Не без этого, – в тон ему отвечает мужчина, не двигаясь с места. – Чего надо?

– Познакомиться хотели. Я – Свен, это – Волк и Косой. Мы тут что-то типа народной дружины. Держим Ребра с десятого по двенадцатое, ну и за остальными приглядываем. Мы – Охотники на тигров, – он усмехается и проводит пальцем по одному из своих шрамов.

Анджей скрещивает руки на груди и бросает в сторону:

– А я-то думал, вы втроем кошку пытались изнасиловать, но не вышло.

Усмешка с лица Свена тут же сползает, но он оказывается куда уравновешеннее обычной панцирной шпаны, которая есть везде.

– Не советую нарываться, – произносит он с угрозой.

Мужчина примирительно поднимает ладони.

– Ладно, Охотники, неудачная шутка. Ну, так от меня-то вам чего надо?

Свен бросает короткий взгляд на своих дружков, потом подходит к Анджею вплотную и обманчиво доверительным жестом кладет руку ему на плечо.

– Да мы тут покумекали с ребятами. Не мог ты из своего Панциря свалить без вещичек и так легко пешочком к нам причапать. Ты как-то прошел через тоннели, и сегодня уже бегаешь на своих двоих. Значит, хавал ништяки по дороге, здесь таких нет. Так что лучше скинь их в общак по-хорошему, и мы разойдемся, как лучшие друзья, – говорит ему главный Охотник самым доброжелательным тоном.

Но у него нож на поясе и, скорее всего, еще какой-то сюрприз припрятан за голенищем. А у тех двоих – кастеты, и они недвусмысленно ими поигрывают. В принципе, можно справиться, не оставляя лишних следов, но тогда все быстро сообразят, что к чему, а не хотелось бы. Он тут только второй день.

Анджей изображает задумчивость.

– Очень заманчиво, Охотник. А что взамен?

Этот простой вопрос вызывает у троицы специфическую реакцию. Сначала начинает ржать Свен, частично опровергая первое впечатление – ну, не такой уж этот парень уравновешенный. Его подпевалы подхватывают, причем Косой гогочет, как горный тролль из сказки, да и воняет от него так же, даже здесь чувствуется («Значит, не парез, – думает Анджей, – просто дебил»), а Волк хрюкает, так как его неприятный дефект сильно искажает звуки.

– Взамен? Ну ты сказанул, братиша! Взамен! Взамен мы твою башку тебе же в задницу не засунем! И твою телку трахать не будем, а ты ее уже наверняка тут присмотрел. Ты не понял что ли? Весь Панцирь под нами ходит! С нами принято делиться просто так. С такими борзыми, как ты, разговор короткий.

Мужчина разочарованно вздыхает.

– Ну нет, так не пойдет, ребята. В моем Панцире за такие штуки принято платить.

В этот момент дверь открывается, и какой-то мужик пытается войти, но Свен рычит:

– Вышел!

А Волк, который как раз стоит рядом, выпихивает бедолагу в коридор и захлопывает дверь. Анджею в подбородок упирается острие ножа. Он не уворачивается, хотя из проколотой кожи тут же начинает капать кровь.