– Смотрите, что они делают! – крикнула весело Галя.

Мы все обернулись в сторону костра. Тамошняя компания выстроилась вдоль воды: они соревновались в «блинчики». Это такая игра, когда плоский камень запускают по воде и считают, сколько раз он подпрыгнет, пока не утонет.

– Вы видели это? – воскликнул я. Луна светила ярко, и, клянусь, у одного мужика я насчитал восемь отскоков. – Видели?

– Да. Супер. Отлично. Топ-топ! – заговорили все одновременно.

– Может, рванём к ним? – предложил Ванчоус. – Познакомимся, портвешком их угостим и камни заодно покидаем.

Все были «за», и мы пошли к костру, даже не подозревая, как решительно это повлияет на наше будущее: каждого по отдельности и всех нас в общем.

Компания у костра отдыхала с размахом. У них был выстроен целый комплекс из камней: очаг, небольшой стол и царский трон со спинкой и подлокотниками.

– Всем привет! – крикнул Ванчоус. – Можно к вам?

Ребята, играющие в блинчики, обернулись и внимательно посмотрели на пришельцев.

– Здравствуйте! – поприветствовал нас крупный мужчина, внушительный, как императорский пингвин, по всей видимости, неформальный лидер тусовки. – Милости просим. Водку будете?

Пауза.

– А может, хотите горячего чая? Им можно водку запить.

Мы переглянулись. Лица у всех слегка покривились: но не от водки, а от возможности запить её чаем. Этого никому не хотелось и казалось дикостью.

– Может, с портвейна начнём? – предложил я и выставил на каменный стол три оставшиеся «Массандры».

– Дело хорошее! – убедительно ответил мужик. – Не откажусь, коль предлагаете. Давайте угощайте!

Ванчоус немедленно откупорил одну из бутылок и, с удовольствием глотнув, представился:

– Иван!

Портвейн пошёл по кругу: Иуда, Маша, Галя и, наконец, я. Дальше – чужие: голый преподаватель института Дежкин, субтильная личность Вадик из Подмосковья, города Солнечногорска, и предводитель компании со странной кличкой Шампуньзе.

– А что это значит? – спросил я.

– Ничего. Всего лишь философская игра между словами «шампунь» и «шимпанзе», не более того, – ответил он и передал бутылку следующему.

– Я пас! – отказался дюжий сибиряк Вова. – У меня зелёный чай.

Итого у трона собралось девять человек: четверо их и пятеро нас. Десятым участником была природа, потому что шумело Чёрное море, ярко горел костёр, а на небе сверкали неподвижные звёзды. Идиллия. Покой. Дикая святость. Мы старались ей соответствовать: медленно попивали портвейн из горла и лениво общались.

– Вы где остановились? – спросил я у Шампуньзе. – В доме отдыха или снимаете в частном секторе?

– В частном секторе? – переспросил он и добродушно рассмеялся. – Мы остановились в общем секторе!

Оказалось, что ребята живут тут неподалёку, в палаточном лагере. За водой – полчаса ходу, еда – на костре, моются в море.

– Тотальный кайф! – подытожил сибиряк Вова. Он работал электриком на заводе и впервые попал на дикий отдых. Впечатления его переполняли.

Преподаватель Дежкин был сдержаннее, но не менее категоричен:

– Я сюда каждый год приезжаю. Летний отпуск без Джанхота – для меня всё равно что деньги на ветер!

Подмосквич Вадик пробубнил нечто туманное, из чего я понял, что ему скоро тридцать лет и он очень любит путешествовать. Но весомее остальных высказался, конечно, Шампуньзе.

– Я вовсе не отдыхаю здесь! – заявил он. – Я живу в палатке из принципа. Мне так легче размышлять.

– И о чём же ты сейчас размышляешь? – ухмыльнулся Ванчоус.

– Об агрессивной политике США по отношению к Кубе, – ответил Шампуньзе с очень серьёзным лицом.

– А почему тебя это волнует? – удивился я.

– Потому что я в Гаване родился! – Шампуньзе вытянулся в струнку и с гордостью добавил: – Мой отец был советским дипломатом и личным другом великого Фиделя Кастро!

– Серьёзно? – Иуда просиял. Его спина сгорбилась, голова же, напротив, выдалась вперёд. Получился знак вопроса.

– Абсолютно!

– Топ-топ! Мой отец служил на Кубе во время Карибского кризиса. Он поэтому и назвал меня Фиделем. Меня Фиделем зовут!

– Серьёзно? – теперь просиял Шампуньзе. Он всё так же был вытянут в струнку: классический знак восклицания. – Чудесные дела!

Это было внезапное и очень красивое пересечение судеб русских людей. На всех это произвело большое впечатление, особенно на Шампуньзе. Он проникся к нам, пришельцам, глубокой симпатией.

– Нужно оформить наше знакомство! – предложил он и широко улыбнулся во всё своё широкое лицо. – Оформить, так сказать, по-русски наши кубинские корни.

Предводитель выставил на трон девять стаканчиков и разлил по ним водку, как автомат, ровно по четвертинке.

– Я пас! – сибиряк Вова был непреклонен.

Остальные хлопнули. Одни запили горячим чаем, другие – портвейном. Поморщились, впрочем, все.

– Слышите? – Шампуньзе вытянул вперёд голову и навострил уши, как охотничий пёс. – Камушки с горы покатились. Посыпались, родимые!

Все замерли. Лично я ничего не услышал: только тишину берега и звуки моря. Волны шептали «ура, ура, ура», а камушки если и катились, то очень тихо, почти незаметно для обычного уха.

– В горах нужно быть осторожным и обязательно соблюдать технику безопасности, – изрёк наконец Шампуньзе. – Иначе горы не пощадят. Они же насквозь мёртвые. Им плевать на живых. Насекомые, люди, животные – горам всё одно, у них своя мораль. Запомните это.

Пауза, причём выразительная, театральная.

– Кстати, у меня был случай в семнадцатом году, – продолжил предводитель, – очень показательный. Вот представьте: девушка красивая идёт вдоль берега, по тропинке, прямо под скалой. И вдруг камнепад начинается. А я как раз стирался у сероводородного источника. Вижу: беда может приключиться с ней. Я машу руками, кричу: «Эй! Спасайся! Прыгай в сторону!» А ей по фигу. Не обращает никакого внимания: музыку в плеере слушает. Идёт себе дальше и песенку напевает, как Винни-Пух: «Пум-пурум-карам-опилки…» И вдруг – «бах!», прямо в темечко камень ей попал. Камушек такой крепенький, с куриное яйцо щебёнка. – Шампуньзе показал нам свой здоровенный кулак.

– Насмерть её? – спросила Галя.

– В ту же секунду! Даже не мучилась! – Шампуньзе посмотрел куда-то вверх и многозначительно добавил: – А ведь человека погубить не так просто. Горы… Кавказские горы.

Мы все невольно отошли ближе к Чёрному морю. А может, Шампуньзе попросил нас это сделать, точно не помню, но такое вполне могло быть. Шампуньзе в каком-то смысле манипулировал нами, он умел работать с толпой.

– Удивительные тут места, конечно, энергетические, – философски заметил предводитель. Он стоял по щиколотку в воде. – Пожив здесь, насытившись местной энергией, я теперь многое стал чувствовать иначе. В этих местах у меня открылись… как бы это лучше сказать… паранормальные способности. Я теперь чувствую молнии.

– Ничего себе. – Иуда приоткрыл рот. – Топ-топ.

– Серьёзно? – удивился я.

В это невозможно было поверить, но и не поверить – нельзя, потому что нас окружали звёзды, море и камни, а внутри нас плескался розовый портвейн вперемешку с водкой.

– В каком смысле: чувствуешь молнии? – ухмыльнулся Ванчоус и обвёл всех взглядом, как бы спрашивая: «Что за чушь?».

– В самом прямом смысле! Без второго дна. У молний запах характерный. Я сразу его чую. Ничего не могу с этим поделать. Чую, и всё тут. Чувства же – не картошка, не выкопаешь. – Шампуньзе ни на кого не обращал внимания, говорил и говорил. – Это особенный запах. Он в носопырку бьёт иголками. Я называю его «резкая свежесть».

– Резкая свежесть? – насмешливо переспросил Ванчоус.

Шампуньзе только ухмыльнулся в ответ. Он ждал этого вопроса.

– Именно, так точно! Как туалетный освежитель. Кстати, что интересно, со мной в шестнадцатом году случай произошёл показательный. Вернее, не со мной, а с моим участием. Сейчас расскажу. – Шампуньзе ударил обеими руками по подлокотникам трона. – Интересно?