Чуть правее Костромы,
Чуть левее Колымы,
Прямо на пупу земли
Проживали Куркули.
Все в расчете Куркуля:
Знает он, почем земля,
И почем в садах плоды,
И почем глоток воды,
И почем с березы лист,
И почем у ветра свист,
И приветное словцо,
И приятное лицо.
А язык у них каков!
Триста тысяч разных слов.
Разных – с разными людьми:
«Вон пошел!.. Подай… Прими…
Как изволите-с!.. Мерси-с…
Круто, бой!.. Но проблем!.. Плиз…»
Ежели Куркуль толков,
В нем – сто сорок языков!
Ежели Куркуль умен,
Все сказать сумеет он.
Но всех прочих слов милей
Слово «МОЙ» для Куркулей.
Поглядит Куркуль кругом —
«Это МОЙ, – покажет, – дом».
Обведет рукой жнивье
И похвалится: «Мое!»
Лошадь посреди жнивья —
Говорит Куркуль: «Моя».
Если выйдет на лужок,
На речной на бережок,
Глянет – дали за рекой
Неохватные рукой,
Неоглядные леса,
Голубые небеса…
Ткнет Куркуль перед собой
И расскажет: «Берег мой,
Я его – купил весной.
Вот – гуляю здесь. Он мой».
И у них не «моего»
Нету вовсе ничего.
Ну, семья – и есть семья,
Как ни кинь – всегда Моя.
Поставцы да сундуки,
Где древнеют кругляки,
Где чеканка да стекло,
Шубки-юбки, чтоб тепло,
Где добротное белье —
Это тоже все Мое.
Клеть из кряжистых коряг
Или камня-дикаря,
Дверь – из тесаных брусов,
А в проушинах – засов,
А замок висит на ём —
Мало не в дверной проем.
Все, что в клети, на повети,
Что вокруг и возле клети,
Что в домах да теремах,
Да в амбарных закромах,
Что по крупке собирал,
Что трудами накопил,
Что нашел или украл,
Что сберег по мере сил,
Что потратит моль и ржа,
И чему – хоть век лежать,
Расцветет или сгниет —
Все едино: все МОЕ.
Двери в каждый теремок —
На засов и на замок.
За воротами – газон,
Посередь двора – вазон,
А над клумбами – озон.
По-другому – не резон…
А в медвежьем уголке
От угодий вдалеке,
По ту сторону реки
Жили-были Босяки.
Не копили, не гребли —
Просто жили как могли.
А в сравненье Босяки
Вовсе были дураки.
Что в заботе, что в работе,
Что попы, что мужики.
Если скажут – все как есть,
Не по платью кажут честь.
А соврут – так про такое,
Что и сами не поймут:
То ли было, то ли сплыло,
То ли это с перепою,
То ли надобно кому?
На двери у Босяка —
Ни запора, ни замка,
У завалинки – трава,
Запах мяты, птиц молва,
Ни вазонов, ни газонов —
Жизнь, так скажем, не халва.
Вечер вставил по звезде
В окна изб за тростником,
На серебряной воде
Лег лиловым языком.
Сплюшка свищет: «Сплю!» да «Сплю!»,
Возле брода тишь да гладь.
Надо ж было Куркулю
Этим бродом заплутать.
Вышел – берег незнаком.
Поглядел за бугорком
На песочке – костерок,
На пруточке – котелок.
В котелке у Босяка
Шибко булькает уха.
«Вечер добрый!» —
«Помочь Бог!
Сядь да ушки похлебай.
Вон клокочет котелок,
Прямо – пена через край.
Я – Иван, Босым зовут». —
«Ну а я без смысла тут.
Я, вопче, от Куркулей.
Знаешь, сколь у нас рублей!
Потому нам в жизни этой
Всех на свете веселей.
Если сядем над ручьем,
Рыбку каждую сочтем.
И всему мы знаем цену,
Сразу скажем, что почем!»
Слово за слово, и вот
Разговор всю ночь идет.
Ухмыляется Босяк:
«Это как же выйдет так?
Вот, послушать птиц люблю,
Што ж, за свиську – по рублю?
И кому его платить?
И чево за рупь просить?
А за шуршики в лесу?
А за Божию росу?
Здесь вот камень в землю врос.
Ты присядь да глянь на плес.
Да тихонько расскажи,
Кто ты был, да чем ты жил.
А как небо рассветет —
Скажешь мне, почем восход».
Ночь мелькнула, как сквозь сон.
Гость и сам не помнил, как
Проводил его Босяк
Через заспанный затон,
Тем же бродом через плес,
Мимо слюдяных стрекоз,
Мимо птичьих голосов…
Вот и дом.
Скрипит засов.
Вот и ладно! Нету снов.
Только скоро Куркули
С ним раздоры завели.
«Заглянул к соседям раз —
Так совсем ума растряс.
У него деньга – не в счет,
А в мозгах – сплошной восход,
Слышь, не нравится ему
Все копаться в закрому!»
И такой пошел разор
Со двора гулять на двор,
Что и старосте пришло
Заступиться за село.
Проработал мужика,
Наломал потом бока,
На правеж собрал народ —
Толку нет: сплошной восход!
Получается разор:
Это вам не то что вор!
Может – страшно говорить —
Нам все царство разорить!
И пойдет такой правеж,
Сам в сообщники пойдешь…
По наказу мужиков
Вот из дальних сундуков,
Как он чином – бригадир,
Вынул староста мундир.
Посмотрел на галуны,
Подновить велел штаны,
Натянул, кряхтя, как мог,
Пару чищеных сапог,
Все муары да кресты
Нацепил для красоты,
А для деловых целей
Прихватил мешок рублей.
Вышел – куры врассыпную!
Не фигура, а статуя!
Расчесал на лбу кудрю
И наладился к царю.
Таково усердно он
Лбом стучался о крыльцо,
Что в усердье – все лицо,
А по царству – стук да звон.
Долго ль, коротко вели
Куркуля под царский кров,
Только многие рубли
Он оставил у дьяков.
Но, однако, вот и трон,
И на троне вот он – Он!
«Не вели казнить! – кричит. —
Вели молвить, светлый Царь!»
«Раз пустили – не молчи.
Да без дела не базарь!
Что я светел и велик —
Знаю сам, без Куркулей.
…Таксу нынче мы ввели:
За минуту – сто рублей…
Живо блей!»
Спохватился тут гонец:
«Царь! Приходит нам конец.
Жили мы в своей земле
И в довольстве, и в тепле.
И в казну от нас идет
Подать кажный Божий год.
И за кровное свое
Мы готовы под ружье!
А в медвежьем уголке
От угодий вдалеке,
По ту сторону реки
Все сплошные Босяки,
И от них в казну доход —
Со двора по шишке в год.
Не считают медяков,
Не сбивают сундуков,
Потому что медяков
Вовсе нет у Босяков.
А поскольку денег йок,
То и нечего считать,
А без этого налог
Невозможно разверстать.
И от них твоя казна
Не дождется ни хрена.
Потому, чтоб наложить —
Надо наперво нажить,
Потому, чтоб разверстать —
Надо – вон какую стать!
Чтобы сàды-палисады,
И река, и берега.
А когда и корке рады —
Это, Царь, страшней врага,
Это обчеству урон
И подкоп под царский трон».
Царь ему:
«Наплел с полсотни.
Так с какой корысти звон?»
«Да стряслась у нас беда:
Наш Куркуль забрел туда
И от вредных разговоров
Потерял наш склад и норов:
Не Куркуль, а лабуда!
Да.
Он смотреть заходы ходит,
Станет эдак – и замрет.
А потом в селе городит
Про такой круговорот,
Что смущает весь народ!
Вот.
От него у нас село
Сикось-накось повело:
Ни добро копить не в моде,
Ни рубли считать в комоде.
А язык – как помело.
Мы его сперва учили,
Чуть в очке не замочили,
Но на это наш дурак
Не откликнулся никак,
Да еще его героем
Величает нынче всяк!
Мы ходили к Босякам,
Чтоб ударить по рукам:
Мол, заплатим вам сполна,
Не пуста пока мошна.
Только наших ради Бога
По ту сторону реки
Не пускайте, мужики!
“А на что нам денег много? —
Отвечают Босяки. —
С них ни звездочки не сделать,
Ни веночка не заплесть.
А по нашему уделу.
Кто пойдет – тому и честь!
Посидим, поговорим,
А то и песню сотворим!
Это ж сказочное дело,
Если ндравится другим”.
Мы гадали так и сяк:
Отчего упрям Босяк?
Отчего для Босяка
Талер – навродя плевка?
Колобродил весь народ,
Собирали трижды сход,
Чуть друг дружку не убили,
А нашли-таки подход!
Нынче все же Куркули
Дюже умные пошли,
Знаем все и про валюту,
А не только про рубли!
Оттого Босяк урод,
Что для глупости живет.
Будет план у нас таков:
Озаботить Босяков.
Чтобы жили не по лжи,
Ты им сделать прикажи
Сто пятнадцать кораблей
Для полуночных морей.
А чтоб плыли корабли,
Ты им выписать вели
Двести тридцать якорей
Да заморских пушкарей,
Да команды удальцов
Подрядить со всех концов,
Да отправить их в поход
Все на свой босяцкий счет.
А как счета вовсе нет,
Прикажи на сей предмет,
Чтоб Босяк у Куркулей
Взял кредит мильён рублей.
А уж с этого кредиту
Мы возьмем процент сердитый!
А придет оплаты срок —
Нечем выплатить должок.
Значит – вновь берем заем
И опять не отдаем.
А как по миру пойдут,
Сразу встанут тут как тут:
“Научи, мол, нас, сосед,
Как нам быть, коль денег нет”.
А соседи будут рады
Обсудить такой предмет.
Вот и станут Босяки
Ладить в хатах сундуки.
А уж что в сундук полезло,
То замкнут замком железным,
Позаводят кобелей
Пошерстистей да позлей
(Мы дадим свою породу,
Каждого по сто рублей).
И забудет всяк Босяк,
Кто там свищет так и сяк,
Кто щегол, а кто – синица,
Где там зоря-зоряница
И какого цвету мак,
Если он не для куряк —
Просто так.
Будут петь им канареи
Из заморских островов,
Будут цвесть в оранжерее
Эти… как их? …Орхидеи!
Во!
А своим озорникам
Мы ударим по рукам!
Пообвеем с них полову!
Только б воздуху гнилого
Не несло из-за реки,
Где гуляют Босяки!»
Царь, прищурясь, помолчал,
Шитой туфлей покачал.
«Ладно, я указ издам.
Только прибыль – пополам.
Пол сердитого процента
Без обману, все до цента
Отдадите лично нам».
Покукожился Куркуль,
Да не спорить же покуль:
«Там указы почитаем —
Помозгуем, посчитаем,
Может, выйдет тот указ
В пользу нас…»
Царь велел писцов позвать,
Вынул царскую печать,
Подпись хитрую заделал,
Чтобы с подлинным сличать.
Затрубили трубачи,
Поскакали бирючи.
Воля царская дошла
До Босяцкого угла.
И собрались всем уделом
От велика до мала.
Ночь туманом поднялась,
В синеве звезда зажглась,
Совы ухают в бору,
Волки воют на юру,
На закат луна плывет,
Но шумит Босяцкий сход.
То Безлапотный потужит,
То Сермяга что наврет:
«Ето плавать не по луже!
Ето, стало быть, поход!»
День на кровлях заиграл,
А на сходе – все скандал.
Солнце сверху лупит в плешь,
Босякам – не пей, не ешь!
А как двинулось к закату,
Бабы подняли мятеж:
«Вон коровы-те в хлеву
Сплошь недоены ревут!
Завершайте ваши пренья,
Про пустую трын-траву!»
«Это, бабы, не по теме,
Не к телеге колесо!»
Тут и вышел перед всеми
Самый тот Иван Босой.
Поклонился до земли:
«Говорить, народ, вели!
Я тут кое-што удумал
Про царевы корабли.
Вы читали тот Указ
Ну, наверно, тридцать раз.
Но дозвольте я прочту
Ету царскую мечту».
«Што зазря Указ читать?
И какая тут мечта?
Тут про всякие кредиты
Да иная маята».
Улыбается Босой:
«Глянь-ко: поле под росой
Серебрится, как водица!
Не красно ль, народ честной?
А над полюшком – туман…
Только будь я не Иван,
Но на воле он да поле
Не вольней, чем Океан!
Как качается вода,
А по ней – громада льда!
А над ней – перо жар-птицы
Расцветает иногда…
Что искать нам молодцов?
Нешто нету кузнецов?
Что скупать железо зря?
Аль не сладим якоря?
Али пушек не нальем?
Али порох не набьем?
Али парус не натянем
Над бегучим кораблем?
Что в затылках заскреблись,
Будто воши завелись?
Против перхоти шампунью,
Что ли, враз обзавелись?»
Над большой рекой галдеж.
Вот и ври, что сказка – ложь!
Парусов – как пены в бане,
За полсуток не сочтешь.
И Босяк за Босяком
Прут по сходням косяком,
Даже бабы с пацанами,
Точно там им – мед с вином!
Поп, молитву сотворя,
Возглашает про Царя:
«Буди здрав, Твое Величье,
Что придумал все не зря!»
Смотрит берег Куркулей
На отплытье кораблей,
И понятно, что кредит
Вон он, волны бороздит…
Уплывают паруса,
Утихают голоса.
И с Босяцкого угла —
Только тишь и только мгла.
А наутро Куркули
Тихо к берегу пришли.
Если весь ушел Босяк,
Так хоть землю взять за так!
Только смотрят —
Что за плешь!
Босяков – хоть ложкой ешь!
Поглядели из руки —
Ан, не вовсе Босяки.
Весь подрост из Куркулей
Нагляделся кораблей,
Насмотрелся на закат —
И теперь им черт не брат.
И родня им не с руки,
Видно, вышли в Босяки…
А в высоком терему
Царь прознал про кутерьму,
Сразу вспомнил про кредит
И, приняв достойный вид,
Повелел призвать тотчас
Тех, кто выпросил Указ.
Что поделать, Царь велит.
Пали в ноги Куркули:
«Дескать, дело так и так,
Обманул нас всех Босяк!
Не схотел исполнить он
Твой Указ, как был должон.
Улучил, подлец, момент
И уплыл от нас клиент».
Царь как посохом махнет:
«Это что за оборот?
Мне плевать, какой клиент:
Где обещанный процент?
Где, – кричит, – моя казна?
Сам сказал: “У нас мошна!”
Вот теперича мошной
И тряхни, не то – постой!
Кто пустил по царству звон
Про барыш со всех сторон?
Кто меня, Царя, подвинул
Подписать пустой закон?
Если пред Царем долги,
Уклоняться не моги,
А не то однажды встану
Утром я не с той ноги
Да, чтоб сутолку пресечь,
Повелю подать картечь!
Вдарим точечно по хате —
Завтра негде будет лечь!»
Из дворца-то Куркули
И не помнят, как ушли.
Даже сход не собирали,
Сразу взялись за рубли.
Как собрали, что могли,
Да в казну долги снесли,
Так в дому одни печали,
А в мошне одни нули.
С той поры пошел разор.
Выйдет если кто во двор,
Глянет влево, глянет вправо,
Пнет ногой гнилой забор.
Глянет вверх и плюнет вниз,
Скрипнет: «Сгинь ты, провались!»
И такое слово вставит,
Что экскьюз ми только плиз!
Годы плыли по реке,
Тихо в нашем уголке.
Рассосались Куркули.
Те – в разбойники ушли,
Те в казаки подались,
Под Ростов ушли, на Низ,
Те по разным городам,
Не уезд теперь, а срам.
Только кой-где в тайниках
Дремлют клады в сундуках.
Да бродячие собаки
Воют в брошенных дворах.
Заколочен и забыт,
В том уезде дом стоит.
Двор с воротами в сажень
Переплел переступень.
Ни собака не лайнет,
Ни мурлыкнет серый кот.
И на флюгерный шесток
Не взлетит семья сорок.
Только совы по ночам
Кажут очи да кричат,
Да еще, как стихнет глушь,
Заскрипит сундук в углу,
Слышно, кто-то все бренчит,
Слышно, счетами стучит,
Причитает и считает,
Вспоминает прежний быт…
Эту сказку я дарю
Прямо нашему царю.
