Девяностые годы были для моей страны непростыми. Чтобы понять людей того (да и более позднего) времени надо совершить небольшой экскурс в историю, в эпоху позднего Советского Союза. Кто бы там что ни говорил, а жили мы бедновато. Повсюду был дефицит товаров, который с каждым годом всё более расширялся. Что-то приличное достать без связей было сложно. Был товар в комиссионных магазинах, на вещевых рынках, у спекулянтов. Но всё было дорого. Например, более-менее приличные джинсы стоили как обычная месячная зарплата. Ещё – ездили отовариваться в Москву, но это было нечасто раза два в год, да и удовольствия мало приносило. Стояние в очередях по несколько часов и выслушивать оскорбления озлобленных москвичей было всем, конечно, неприятно. В моём провинциальном городке к концу 80-х сформировалась стойкая депрессивная атмосфера. Ситуация усугублялась тем, что повсеместно открывались видеосалоны и люди увидели совсем другую жизнь. Без очередей и дефицита, где у каждого обычного трудяги есть свой автомобиль, красивая одежда, куча всяких развлечений и «ништяков». Наша реальность казалась серой и унылой. Граждане позднего СССР, в основной массе, давно забыли зачем наша страна создавалась и к чему стремилась, для чего наши предки терпели тяжелейшие тяготы и невзгоды. Расхожим мнением было примерно такое – «Зачем мне нужен Юрий Гагарин со своим космосом, если у меня в городе даже за хлебом очередь?». Народ, действительно, ждал перемен. И когда Союз рухнул в 91-м никто особо не переживал. Думали, что настанет новая эпоха изобилия и процветания, всякие свободы и торжество человека как личности. Пускай и не сразу.

И вот, в 92-м году, как по мановению волшебной палочки наш мир стал другим. На месте умирающей государственной торговли, как молодые побеги, стали появляться частные предприниматели, у которых по доступным ценам можно было купить всё и сразу. Да, невысокого качества, но это мало кто замечал. Кроме товаров потребления и всяких увеселительный мероприятий окружающих меня граждан ничего не интересовало. Горбачёвская антиалкогольная кампания привела к тому, что спиртное у людей стало чем-то вроде фетиша. Казалось, в 90-е пили все. Как тогда говорили: «Не пьёт только фонарный столб, потому что у него чашка вниз смотрит, а так- тоже бы пил». Общество было похоже на группу детей, которым долгое время запрещали какую-нибудь вкуснятину, а затем- резко разрешили, да ещё и в неограниченных количествах. Гуляли все!

В такой атмосфере закончились мои школьные годы. Надо было определяться со своим будущим. Надо сказать, что мне в какой-то степени повезло. Я не витал в облаках, не мечтал о «молочных реках с кисельными берегами» и быстро определил для себя тихое, скромное местечко, в котором можно очень прочно сидеть. Так жизнь меня и привела в местную психиатрическую больницу. Про неё и будет эта книга. От первого лица я собираюсь повествовать лишь для того, чтобы было проще мне излагать те или иные события, описывать разных интересных людей. Я не хотел заострять внимание на особой точности несущественных деталей и эпизодов. То, что описано мной, на мой взгляд, объясняет логику происходящих событий. Причина, побудившая меня на написание это – отсутствие достоверной информации о психиатрии (судебной – особенно) у широких народных масс. Изобилие ложных стереотипов и кривотолков, да и просто – откровенного вранья. В своём изложении я ставлю цель: рассказать мои воспоминания в максимальной точности и непредвзятости к главным событиям. Кому-то повествование не понравится. Поэтому – все имена, фамилии и прозвища я делаю вымышленными, а вот события происходили в реальности и рассказаны мною в той объективности, на которую я только способен.

Учёба в медицинском училище прошла быстро. Сдав экзамены, мы, как выпускники, должны были выйти дипломированными фельдшерами. Мне не верилось, что я смогу работать самостоятельно «младшим врачом», хотя и учился вполне прилично. Перед экзаменами студентам полагалось пройти государственную практику в каком-либо лечебном учреждении. Желательно – там, где планировал работать в будущем. Мой выбор пал на психбольницу из-за недалёкого расположения от моего дома и, как мне казалось, несложной и ненапряжной работы. К тому же, на моё счастье – моя крёстная была хорошо знакома с одним из врачей этой больнице. Она, то есть – крёстная, любезно согласилась поучавствовать не только в моём конфессиональном устройстве, но и в трудовом.

Осенью 1997-го года мне надо было явиться на мини-собеседование к этому сотруднику, а заодно нужно было получить бумагу для училища о запросе прохождения практики. Я пришёл в означенное время. Пройдя через кирпичную недоделанную пристройку моему взору предстала железная дверь с закрытым изнутри створкой – окном и кнопкой звонка, небрежно прикреплённой к высокому деревянному забору, идущему в обе стороны от двери. На мой вызов довольно быстро явился аккуратно выглядящий и подтянутый милиционер. Открыв дверь, он недоверчиво осмотрел меня сверху вниз и спросил:

– Вам кого?

– Мне нужно увидеть Марию Алексеевну. Она знает…

Ничего не говоря, человек в форме ушёл. Я ждал ещё некоторое время, и вот – ко мне вышла пожилая и уставшая на вид благовидная женщина. Мы поздоровались.

– Тебя зовут – Виталий? Да, мне говорили о тебе. Светлану Афанасьевну я знаю с детства, очень трепетно отношусь к светлой памяти её покойного отца; имела честь быть его ученицей в школе. Собственно, из-за этого и согласилась помочь тебе с работой. Время сейчас непростое и тебе стоит рассчитывать только на устройство в отделение общего типа, по соседству с нами; у нас тут «спец» и абы кого к нам не берут. Сейчас давай-ка пройдём в контору и поговорим. Скоро должен приехать «Главный», бумагу тебе выправим.

Мы прошли в стоящее неподалёку административное двухэтажное здание. Оно было очень старым, обшарпанным, не крашенным лет сто. Внутри – тоже было всё какое-то ветхое, похожее на всеми забытое советское ЖЭУ. Пройдя по коридору, почти в самом конце мы свернули направо в небольшой холл с помещением для секретаря и несколькими стульями для посетителей. Слева от поворота была дверь к кабинету главного врача. В холле никого не было и мы с Марией Алексеевной расположились на этих стульях для ожидания. Как-то сам собой завязался разговор, и я рассказал вкратце о себе и своих планах на будущее. Моя собеседница, видимо, осталась мной очень довольна, так как сменила тон со строгого на очень приветливый.

Примерно через час появился главврач. По-моему, не стоит говорить, что личность Главного в психушке должна быть экстраординарной. Василий Семёнович Зверев был именно таким. Высокий, седой и слегка сутулый смотрел на окружающих какими-то детскими бегающими глазками. Был одет в потёртый костюм, как-то небрежно на нём сидящий. Большой проблемой было его застать на рабочем месте. На работу он приходил раза два в неделю, и то: на два-три часа. Подписывал нужные бумаги и уезжал домой, к более существенным делам. Василий Семёныч быстро взглянул на меня и жестом предложил войти в кабинет. Сел в своё кресло и протянул руку к подаваемой мне бумаге.

– Этому молодому человеку хочется пройти госпрактику в нашей больнице, вот прошение. – Сказала Мария Алексеевна.

– Да, пожалуйста, вот. – Подтвердил я.

Главный быстро подписал бумагу, поставил какой-то штамп и отдал его мне. Затем-мы с Марией Алексеевной вышли из кабинета и направились к выходу.

– Учти, Виталий, очень много зависит от тебя, и твоя задача теперь-хорошо зарекомендовать себя на практике. За уши я тащить тебя не буду. Сам понимаешь, наверное. И да, чуть не забыла, ты особо не распространяйся, что я за тебя тут ходатайствую… – Напоследок поучала меня новая знакомая.

Учёба ещё продолжалась. Придя на очередные занятия, я узнал, что на практику в психбольницу записались ещё трое наших студентов. Первого звали-Андрей Уланов. Он был, что называется-из студентов со связями. Его мать была директором государственной аптечной сети в городе, и именно через неё проходило снабжение всех больниц района. Надо ли говорить-преподавательский состав разве что только пылинки не сдувал с этого подростка. Несмотря на неприкрытую протекцию, учился Андрей довольно средне. Видимо, ожидая большего, его отношение к сокурсникам было несколько высокомерное. Каким-то снобом я бы его не назвал, но общение с ним редко складывалось продуктивно и обычно всё сводилось к тому, что Андрей задавал какой-то академический вопрос (ответ, на который, наверное, им самим был прочитан специально для такого случая и недавно) и поставив собеседника в тупик, с довольным видом, изображал из себя «умного». Я относился к нему снисходительно. Учитывая большой излишний вес и весьма непрезентабельную внешность, сам по себе, без протекции, он ничего бы не представлял и был бы незаметен на общем фоне. Но, факт остаётся фактом-определённый вес и влияние на коллектив он всё же имел. Его, разумеется, поставили старостой нашей скромной группы.