В неистовом порыве Нестор схватился за ручку топора, но тут сознание презрительно посмеялось над ним: “Неужели ты опять собираешься всю ночь колоть дрова? Сделай же что-нибудь, чтобы прекратить это!” Нестор с силой воткнул топор обратно в колоду и направился в сарай, чтобы взять канистру с керосином: “Родители Алексея поймут меня. Когда он уйдет в армию, я построю им новую баню, а сейчас надо как-то помешать им встречаться!”
Спустя несколько минут просмоленный еловый сруб бани полыхал, как свеча. Нестор впервые за долгие годы был доволен собой: наконец-то он сделал что-то наперекор жене! Он вдруг почувствовал такой дурманящий аромат свободы, такой прилив радостной силы, что, переваливаясь по глубокому снегу, танцующему в розовом свете, под чарующий треск бревен, беспокойные крики разбуженных сельчан и проклятья догонявшей жены, он впервые за долгие годы почувствовал себя самого, цельную хотящую личность, а не часть и придаток чего-то общего, в котором был растворен нездоровой, колдовской любовью. Сейчас он был так счастлив, что любил всех людей на свете и даже набросившаяся на него сзади Мария представлялась совершенно другим человеком: он развернулся, обхватил её и поцеловал. Она укусила его. Тогда Нестор с размаха ударил её в лицо, взвалил, потерявшую сознание, на плечи и понес домой. Он любовался этой восхитительной злобной валькирией, еще благоухавшей и распаленной истомой совокупления: застывшие инеем на волосах и бровях капельки пота, окровавленные о снег, босые ноги, мягкие груди, под наспех накинутым ватником, до которых он уже не дотрагивался почти год…
Нестор осторожно внес жену в дом и положил на печь. Он заботливо промыл её раны, положил холод на место, где по его вине мог образоваться синяк, укрыл одеялом, принес водки, когда она начала приходить в себя. Он удивлялся самому себе, ибо смотрел теперь на неё не как на своевольное божество, а как на маленькую девочку, нуждающуюся в заботе и покровительстве. Он поклялся, что никогда не обидит её, ибо отныне возьмет её жизнь в свои руки…
Следующие два месяца Нестор практически не выпускал жену из дома. Она этому не противилась, но все же смогла несколько раз увидеться с Алексеем. Тогда же они договорились, как будут посылать друг другу записки, чтобы никто об этом не знал. Нестор дивился и не мог поверить тем превращениям, которые происходили с Марией. Прежде благоразумная, едкая и самовлюбленная женщина, способная править всем миром и иметь беспредельную власть над любым человеком, превратилась в слепого беззащитного котенка, беспомощно тыкавшегося носом в легко преодолимые прежде преграды. Она отдала себя во власть мужа, она превратилась из Эммы Бовари в “златоокую девушку”, но что-то в ней все же осталось от Эммы. И, прежде всего, это отношение к собственному ребенку. Она почти не замечала дочь, она не замечала ничего вокруг. Её мир был полон сладостных грез. Летом она целыми днями просиживала на окраине леса, где муж соорудил беседку. Там она читала письма Алексея. Она сходила с ума.
Нестор видел, что происходило с женой, это пугало и радовало его. Но больше его беспокоила дочь: сумасшедшая мать вовсе не образец для подражания, да и оставлять их наедине было опасно. Однако отправить Марию в психиатрическую больницу было все равно, что убить её. Что может скрыть сумасшедшая перед опытным психиатром из своей прошлой жизни? А он в свою очередь наверняка доложит об этом выше. И тогда опять же пострадает их дочь, оставшись сиротой, и опять поломанная судьба, опять история повториться. Нестор не мог этого допустить. Он уже начинал подумывать, как использовать деньги, что спрятала Мария, но делать что-то с ними надо было осторожно, ибо номера купюр могли все выдать. Надо было найти механизм, чтобы “отмыть деньги”, для этого Нестор стал все чаще уезжать из деревни, оставляя дочь на попечение престарелой соседке.
Но вот наступила весна, когда Алексей должен был вернуться из армии. Несмотря на то, что он около полугода не писал ей, а она ходила на почту за сорок километров по два раза в неделю и уже подозревала всех работников почтовой службы в сговоре против неё; несмотря на это она находилась в таком возбужденно радостном состоянии, что практически не спала, не ела и не могла ничего делать, кроме, как бродить вдоль единственной к их деревне дороге и около дома Алексея. Вот-вот он приедет и все встанет на свои места, никто не будет больше мешать их счастью. Иначе и быть не могло.
Но вот однажды, проходя по обыкновению около дома Алексея, Марии показалось, что она увидела своего возлюбленного. Оторопев, она не могла поверить своим глазам, но тут услышала его голос, доносившейся с недостроенного чердака нового дома и, как ошалевшая, бросилась навстречу своей судьбе, предвещая радость встречи и распростертые объятья Алексея. Сочувствующие и любопытные лица мужиков, ставивших рамы в доме вызвали у Марии чувство негодования. “Они смеются надо мной, – думала она, поднимаясь по лестнице, – запросто плотничают с человеком, который в эти минуты должен быть только моим!”
– Алексей, – крикнул снизу один из плотников, – встречай гостей.
Они встретились почти лицом к лицу. Для Марии это было самое ужасное мгновение. От невероятного сжатия перекладины лестницы заскрипели под её пальцами, впившись острыми ребрами в ладони. Лицо Алексея изображало все что угодно, только не радость. Там были и сожаление, и неловкость, и страх, но только не то, что желала видеть Мария. Слезы выступили на её молящем лице, подергивающемся от напряжения. Алексей первым прервал роковое молчание неизвестно во что способное перелиться.
– Здравствуй, – произнес он, насколько мог холодно.
– Я люблю тебя, – прошептала Мария голосом, исходящим из глубины легких и готовым вот-вот разразиться рыданиями.
– Извини, – все так же равнодушно произнес Алексей.
“Он даже не хочет прикоснуться ко мне, – думала Мария, разрезая ребрами лестницы свои ладони. – Почему он не хочет прикоснуться ко мне? Мне это так нужно! Я умру, если он не прикоснется ко мне!”
– Я люблю тебя, – повторила Мария голосом, который никогда еще не рождался в её груди; в эту минуту она была готова на все, что пожелал бы её любимый.
– Я женат, – ответил Алексей как можно теплее. На этот раз он понял, что любое его слово, любая интонация может обернуться несмываемым грузом ответственности за чужую жизнь.
Мария не слышала его слов, она видела лишь грустно улыбнувшиеся глаза, искорку нежности, промелькнувшую в лице Алексея, она была уже счастлива. “Я женат, – крутилось у неё в голове бессвязно и бессмысленно, – я жена, мы были счастливы вместе, он улыбнулся мне, он приехал, у нас все будет хорошо!” Обеспокоенные затянувшейся сценой мужики, увидевшие красные струйки крови, стекавшие по краям лестницы, начали настойчиво просить Марию спуститься вниз.
– Увидимся завтра, в клубе, – пообещал Алексей и отвернулся вглубь чердака.
Мария не помнила, спустилась ли она сама или её сняли мужики, она как приведение провела остаток этого дня и большую часть следующего, очнувшись только под вечер. Целых два часа провела она перед зеркалом, вновь обратившись в сказочную красавицу, очарованную таким ореолом соблазнительной чувственности, что все мужчины, бывшие в клубе, воспылали завистью к Алексею, а его молодая жена, уже посвященная в до армейские подвиги мужа, чуть не сгорела от ревности, готовая в любую минуту броситься на Марию, чтобы выколоть ей глаза. Для Алексея это был триумф. Он на мгновение уже вновь было подумал возобновить связь со своей старой любовницей, тем более, что его жена проделала слишком большой путь, чтобы рвать с мужем сгоряча. Уж слишком великолепна была эта тридцатилетняя женщина посреди сопливых юнцов и ошеломленных девиц, рядом с которой даже молодая жена, столь любимая и уже готовая устроить мужу стриптиз, казалась бесцветной, вульгарной и глупой. Но эта мысль как вспыхнула, так и погасла; вместе с воспоминаниями о жарких ночах, о стонах, о безумных боготворящих глазах… Алексей потряс головой, пытаясь отогнать от себя сладкий кошмар. Да, его юная жена была неспособна и на тысячную часть того, что вытворяла Мария в постели; она не знала ничего и боялась любого движения, но она любила его – нежно, восторженно, радостно, – а Мария любила только себя, с ней было страшно, она как демоническое существо была способна сожрать тебя. “Довольно и того, что эта женщина создает обо мне хорошее мнение, – цинично подумывал он, обнимая за талию жену. – Но надо быть осторожней, чтобы две мои ласточки не сцепились между собой, ибо тогда я из героя месяца превращусь в посмешище. А что до Марии, то огромное ей спасибо за то, что она начала открывать в моей жене женщину”.
