– Что привозят, то и продаю, я продукт не пробую, так берете или нет? – огрызнулась продавщица покупательнице.
– Беру, пожалуй, сколько за все? – Женщина достала из кармана кошелек.
– Четыреста двадцать рублей, пятьдесят копеек. – Тетя Люба сдула прядь волос.
– Что-то больно дорого.
– Цены перед вами, считайте сами. – Продавщица недовольно сложила руки на груди.
– Никитична, что ты, в самом деле, я уж полчаса тебя жду. До вечера, что ли, прикажешь стоять в очереди? Вон сколько народу собралось, бери чек, дома сосчитаешь. Если не согласная, тогда придешь, – сказала сухонькая бойкая женщина позади.
– Верно, – отозвался мужчина с папиросой, он ее так и не выпускал изо рта.
Лиза оглянулась, позади никого не было. Никитична вздохнула, сложила продукты в авоську и пошла на выход, тряся головой. Когда мужчина распихивал бутылки водки по карманам, Лиза подошла к прилавку и на что-то наступила: кошелек. На полу лежал потертый пухлый кошелек. Мужчина попросил еще пачку «Беломора», и Люба отвернулась к полкам, тут девочка и схватила кошелек. Сердце стучало часто и гулко. Явно Никитична положила его мимо кармана, но она уже ушла, и никто не обратил внимания на Лизу. «Смогу купить конфет и шоколадку потом, – мелькнуло в голове. – Или положить на прилавок?» Лиза покраснела, ладони вспотели, руки покрылись гусиной кожей.
– Тебе чего? – От голоса продавщицы девочка вздрогнула.
– Хлеб и два батона, если мягкие, – выпалила она. – Мама сухарей насушит.
Казалось, момент вернуть находку упущен, и Лиза покраснела еще больше.
– Все? – Возле весов легли буханка и два нарезных.
Одной рукой девочка сжимала кошелек и ручки пакета, другой достала деньги и положила на весы. Сторублевая купюра пристала к влажной ладони, Лиза растерялась. Люба невозмутимо отклеила деньги и дала сдачу, подозрительно взглянув на юную покупательницу. А может, девочке это только показалось; она быстро сложила покупки, держа левую руку внизу, снова поежилась под пристальным взглядом.
– Ты в доме бабы Нины живешь? – услышала Лиза неожиданный вопрос.
«Почему она спрашивает?» Лиза кивнула, не поднимая глаз, чуть не выронив пакет. Входная дверь хлопнула, послышались приближающиеся шаги и тяжелое дыхание.
– Уф, умаялась, пока бежала. – Никитична провела кончиком платка по вспотевшей шее. – Люб, я тут кошелек обронила, не видела?
– Я же с этой стороны прилавка стою, поищи, может внизу где. – Продавщица перегнулась через прилавок.
Никитична тоже согнулась и стала, сощурившись, осматривать пол, вздыхая и сокрушаясь.
– Нету, может, под прилавок запнули? Неси палку, – попросила Никитична. Люба фыркнула и ушла в подсобку.
– Господи, остатки пенсии, а жить еще неделю, – приговаривала старуха.
Лиза поняла, лучшего момента вернуть находку не будет, скоро выйдет продавщица. Девочка успела подумать, что не сможет съесть ни одной конфеты, купленной на украденные деньги. Она сделала глубокий вдох, словно прыгая в воду, и пропищала:
– Не этот, тетенька?
– Мой! Слава тебе господи! – запричитала Никитична.
Лиза почувствовала, как щеки стали пунцовыми.
– Ты ж моя дорогая. Спасибо!
– Да ты проверь сперва: может, кошелек есть, а деньги уже тю-тю. – Женщина вернулась с палкой и глянула на девочку так, словно обо всем догадалась.
Лиза окаменела, уже забыв, как чуть не присвоила чужое себе.
– Здесь, все деньги на месте, – открыла Никитична кошелек. – Не возводи на девчонку напраслину, дай лучше шоколадку, я заплачу. – Подобревшая старуха благодарно смотрела на Лизу, погладив шершавой ладонью по голове. – Возьми, не обижай. – Никитична протянула «Аленку», но Лиза спрятала руки за спину и попятилась.
– Мне мама не разрешает у чужих ничего брать, – промямлила она.
– Да какая ж я чужая? Тут не город, почитай, все родные, а маме скажу, что сама тебе купила, бери. – Озадаченные глаза вперились в девочку.
– Я… Я… – Лиза чуть не расплакалась от стыда и вылетела на улицу.
Всю дорогу домой она оглядывалась, не идет ли за ней Никитична с шоколадкой. Дома она положила пакет на стол и выбежала в сени, в углу стоял большой трехстворчатый шкаф, и Лиза спряталась в нем, закрыв створки. Она тихо плакала, жалея себя, потом услышала шаги – дверь распахнулась, и папа присел на корточки.
– Ты что здесь делаешь?
Лиза обняла его за плечи, уткнула заплаканное лицо в шею и все рассказала.
– Успокойся, знаешь, в детстве мне хотелось иметь мяч, настоящий, футбольный, а жили мы с мамой в этом самом доме. Лучшим решением получить желанное я тогда посчитал кражу, но не почувствовал ничего, кроме досады. Радоваться одному, втихаря, украдкой, невозможно, и я вернул мяч. Отец купил другой, не такой крутой, но все же футбольный. – Папа улыбнулся и вытер заблестевшие глаза. – Ты молодец, что сразу вернула находку владелице, а я тогда два дня на улице не показывался, мерещилось, что все знают про меня, не плачь.
– Лизавета! – раздался мамин крик, девочка вздрогнула.
– Маме не скажешь, па?
– Не скажу, если больше никогда не возьмешь чужого. Я клубнику привез, пойдем есть, у нас-то на грядках только чертополох. – Папа, смеясь, посадил дочку на плечи.
Счастливы дети, у которых есть мудрый отец!
Как умирала Катерина
Катерина осталась одна после смерти мужа, дочь жила отдельно с семьей. Внук Колька, названный в честь деда, часто после школы забегал к бабушке обедать, помогал что-нибудь починить, передвинуть, в магазин сбегать. Мусор женщина любила выносить сама – не потому, что не могла доверить такого важного дела мальчику, просто мусорные баки стояли довольно далеко, и она заодно прогуливалась туда и обратно.
Как начались летние каникулы, Колька стал забегать реже, только когда сильно проголодается, целыми днями гонял на велосипеде или скейтборде. Мать давала карманные деньги – на них сын покупал чипсы, мороженое, шоколадные батончики. Когда с друзьями мальчик шел в кино смотреть боевик или триллер, Колька просил денег у Катерины, бабушка внуку не отказывала. Таких, как Колька, кому некуда было уехать из города на лето, во дворе было четверо. Женщина угощала всех чаем с блинами или оладьями, когда мальчишки заходили вместе с внуком, в котором она души не чаяла – вылитый дед в молодости.
Сегодня Колька забежал с утра, как обычно, – накануне договорились, что сходят за картошкой на рынок. Мальчик на ходу ел бутерброд и, прожевывая колбасу, объявил, что планы у него внезапно изменились – ребята собрались купаться.
– Одни?
– Не, с нами старший брат Витьки пойдет, он на днях из армии вернулся, давай я завтра за картошкой сбегаю? Или у дома купим, да и суп можно сварить завтра.
В магазине картошка продавалась мелкая, а на рынке – прям отборная, крупная, вкусная, но нести женщине авоськи одной было тяжело.
– Ба, меня друзья ждут, не обижайся. – Внук смотрел просительно, пятясь к двери.
– Ладно, Коленька, понимаю, дело молодое, держи на карманные расходы. – Катерина протянула ему сто рублей. – Будьте поосторожней на речке.
Женщина хоть и жила на скромную пенсию, денег для мальчика не жалела – он не наглел, сам не просил. Внук убежал, сунув деньги в карман, Катерина смахнула крошки со стола и задумалась. «Погода хорошая – чего до завтра ждать? Прогуляюсь сама за покупками, куплю немного, на суп, а потом уж Коленька побольше принесет, если не забудет, конечно».
Женщина вздохнула и пошла одеваться. Незадолго до смерти мужа купили они ему новые брюки и джемпер, так и не успел надеть, все берег для особого случая. Тогда она и решила, что будет одеваться нарядно каждый день.
Катерина открыла шкаф и взглянула на вешалки – остановилась на ярком платье в цветочек. Муж любил, когда она его надевала. «Скоро не налезет, поправляться я стала». – Женщина выбрала одно, полегче. Прихорашиваясь перед зеркалом, обратила внимание, что на фоне пурпурного батиста седина стала заметнее. «С пенсии куплю краску для волос». Катерина взяла сумку, проверила, не забыла ли кошелек, и вышла на жаркую июльскую улицу.