Эд Линк — изобретатель прибора для обучения слепому полету — имел склонность к сложным системам блоков и талей. Он поднимал одну из пушек, весившую 2500 фунтов. Ему в этом деле помогал Виталий, жилистый с темным загаром канадец французского происхождения. Виталий был гидом, который в душе предпочитал иметь дело с лосями, нежели с акулами, и пользоваться веслом, а не парусом. Вдвоем Эд и Виталий приспособили блоки и тали и, совершенно не беспокоясь о скором наступлении вечера, подготовились к подъему пушки. Эд ненадежно пристроился на мачте, просовывая конец через блок. Весь его вид показывал, что он решил поднять пушку, даже если на это придется потратить всю ночь.

Вполне понимая настроение Эда, навеянное подъемом первой пушки, Барни и я вызвались остаться с ним, чтобы помочь ему в этом деле. Наступали сумерки, а мы находились в двадцати милях от ближайшего порта. Баржа и рыболовный катер уже ушли. Крики и смех детей утихли. Линия берега постепенно исчезала в последних угасающих лучах солнца. «Голубая Цапля», убрав свои крылья, покачивалась на волнах, как птица, устроившаяся на ночь. Мы были одни. Наступала ночь, а под нами были остатки таинственного корабля.

У Эда был слабенький электрический компрессор, который обеспечивал подачу достаточного количества воздуха на глубину пятнадцати футов. Однако на глубине тридцати футов количество подаваемого воздуха сокращалось на четверть. Поэтому дышать приходилось, соблюдая все правила экономии. Мы терпеливо работали на дне, освобождая одну из лежавших в проливе девятифутовых пушек от песка и кораллов. Мы обвязали пушку тросом с обоих концов и, вращая вручную лебедку, дюйм за дюймом оторвали пушку от дна. Эта работа была очень изнурительной. Пушка поднималась медленно, сильно накренив «Голубую Цаплю». Когда пушка была примерно на уровне киля, один из тросов соскользнул, и дульная часть пушки стала смотреть на дно. Только трос, обвязанный вокруг казенной части, поддерживал ствол в вертикальном положении под водой.

— Кто-то должен спуститься под воду и завести петлю под пушку, — сказал Эд, сидя на верхушке мачты. В этот момент он подвязывал блок к новому месту.

Барни работал на лебедке; он не высказал желания прыгнуть за борт. Виталия даже штыком нельзя было бы заставить спуститься в воду. Едва я нырнула, как поняла, почему никто добровольно не хотел принимать ванну. Вода была черная, пушка белела, как привидение. Щетинозубая самка, которая устроила в жерле свое логово, бесцельно металась вокруг раскачивающегося дульного среза. Ниже ничего не было видно, кроме черноты темнеющего моря. Я работала быстро, стараясь подвязать жесткий трос у казенной части, царапая себе руки о коралловую корку. Я постоянно оглядывалась назад, опасаясь, что ко мне подкрадывается морская щука или акула, и поближе прижималась к раскачивающейся пушке. В конце концов мне удалось заарканить пушку. Эд подтянул конец троса, и пушка снова легла параллельно килю. Когда я появилась на поверхности, Виталий стоял у борта, свесившись над водой.

— Торопись, торопись! — кричал он, — вода вся почернела. Я с радостью взобралась на борт яхты.

«Голубая Цапля» была полностью оснащена для выходов в море. У нее был мотор, паруса и штурманские инструменты. Эд, который написал целый труд по вопросам аэронавигации, конечно, разбирался и в мореплавании. При помощи транспортира и параллельных линеек он тщательно проложил на карте курс на Марафон. Мелькающий луч на циферблате эхолота указывал каждое изменение глубины. Маяк Америкэн Шоалс на десять миль к западу каждые пять секунд мигал красным светом. Пока мы находились в красном секторе проблеска этого маяка, мы могли быть уверенными в том, что следуем по безопасному пути в черноте моря. Карта в рубке воспроизводила в миниатюре каждую деталь темного пространства, по которому пролегал наш путь. Искусство кораблевождения позволяло в темноте окружающей нас ночи ориентироваться по глубинам, секторам проблесков и градусам, обозначенным на карте.

В течение семи часов сквозь непроглядную тьму морских просторов мы волокли поднятую пушку. Зыбь Гольфстрима покачивала накренившуюся яхту, ударяя пушку о ее борт. «Поднимались и падали звезды». После полуночи Южный Крест низко опустился, а затем исчез за горизонтом. Огромное созвездие Скорпиона поднялось от южного горизонта к зениту. Чернота небес как будто выливалась из ковша перевернутой Большой Медведицы, которая медленно двигалась на запад. Далеко на востоке яркие звезды Алтаир, Вега и Денеб сверкали в летнем треугольнике. Постепенно и они угасли, растворяясь в мягком жемчужно-сером рассвете. Палуба была мокрой от росы, когда мы, подойдя к причалу в Марафоне, ручной лебедкой осторожно опустили пушку рядом в грязь.

Как только пушка оказалась на берегу, Пит стал обрабатывать ее кузнечным молотом. Дюймовый нарост кораллов кусками отваливался, обнажая гладкий черный металл пушечного ствола. Из дульной части выглядывала деревянная дульная пробка, когда-то защищавшая канал ствола от соленых брызг. Она была вся изъедена морскими червями, которые извивались в червоточинах. Пушка была обвязана остатками просмоленного каната, которым когда-то она закреплялась. Этот канат удерживал ее на месте при откате после выстрела и во время качки. Когда длинный гладкий ствол очистился от кораллов, на нем обнаружился грубый выпуклый знак.

— Роза Тюдоров с короной, — воскликнул Пит, — эта пушка английского происхождения.

Эмблема была немногим больше серебряного доллара. Над ней еще располагался мальтийский крест и широкая стрела. Это указывало на то, что погибший корабль входил в состав английского военно-морского флота. С XVI века стрела применялась для обозначения государственной собственности. Происхождение этой стрелы неизвестно, но существует версия, утверждающая, что этот знак произошел от древнего кимврийского знака, символизировавшего три луча божественного света, падающего на друидов круг.

Такая же широкая стрела была обнаружена на крепежной плите — неотъемлемой части снаряжения корабля. Пушку еще можно снять с захваченного корабля и поставить на другой, но с крепежной плитой этого сделать нельзя. Такую же стрелу мы обнаружили и на обручах пороховых бочек. Обручи изготовлялись из меди, чтобы при ударах одной бочки о другую не высекалась искра в пороховом погребе. Корабль носил тяжелое вооружение; мы подняли более ста пушечных ядер. Большинство из них были весом в 6 и 12 фунтов. Кроме того, мы обнаружили спаренные ядра со стержнями. Были найдены также пули величиной со сливу, которыми стреляли из фальконетов. На дне было много мушкетных стволов, маленьких свинцовых мушкетных пуль, а также картечи. Все это было покрыто необработанными кремнями, которые, возможно, составляли часть корабельного груза.

Двор Билля Томпсона был забит тяжелыми от заключенного в них металла кусками кораллов всевозможных форм и размеров.

Мы с надеждой вспомнили о случае, описанном сэром Уильямом Фиппсом. Однажды он ударил железным молотом по куску коралла, поднятого с места гибели «Золотого Льва». Коралл раскололся и «в нем было обнаружено 7600 долларов. Доллары полностью сохранили свой яркий блеск и ничуть не потемнели от пребывания в воде». Мы никогда не знали, что еще нам попадется.

Пит с терпением и осторожностью скульптора работал молотком и зубилом, раскалывая огромные куски коралла. В самом сердце этих кусков обнаруживались разного рода предметы. Так, были найдены окуляр оптического мореходного прибора, несколько топоров и точильный камень, сохранивший следы точки на своей поверхности. К коллекции присоединились сломанный фонарь, дверной замок и оправленный в серебро обломок хрустального кувшинчика для мази. Среди черепков имелся глазированный обломок ночного горшка.

В песке и кораллах была найдена 41 кость; по определению Смитсоновского института из них 25 костей принадлежало домашней корове, 11 — домашней свинье. Пять костей принадлежали не млекопитающим животным. Возможно, это были черепашьи кости. Похоже на то, что мы взломали судовую баталерку. Человеческих костей здесь и не было, как и на первом нашем корабле с грузом слоновой кости.