Арсений решил не откладывать публикацию рецензии в долгий ящик и, внимательно вычитав текст, разместил статью на сайте. Довольный результатом, Сеня переоделся в пижаму и нырнул под одеяло, даже не подозревая, что завтра начнётся в театральном Севастополе с его подачи. И, конечно, не только его.

Будильник прозвонил в 8 утра. Сеня нащупал телефон и, отключив раздражающий звук, повернулся на другой бок, провалившись в сон ещё на два часа. Когда открыл глаза и взглянул на часы, понял, что капитально проспал.

– Да твою ж мать! ― Воскресенский резко встал с кровати и хотел было в спешке начинать день, но понял, что сил совершенно нет и жутко раскалывается голова.

Сон всё ещё не хотел отпускать и Сеня уронил голову на подушку. Чтобы в очередной раз не заснуть, Арсений взял телефон и начал мониторить соцсети. И тут ему на глаза попался пост Аллы. Ильинская опубликовала Сенину рецензию на «Тартюфа» и подписала: ««Есть такая замечательная буква в русском алфавите! БЭ ― бЭстактность!» У Воскресенского округлились глаза, сон как рукой сняло и даже голова стала меньше болеть. Под постом уже было порядка тридцати комментариев и люди продолжали писать. Сеня прочитал первый комментарий от какой-то барышни: «Совершенно недопустимо так нарочито сопоставлять спектакли из двух разных столетий. Другое дело, если бы его авторы указали, что сделали ностальгический ремейк на постановку Эфроса. А вообще, рецензия абсолютно непрофессиональная. Дилетантство в чистом виде. Откуда вообще вылез этот Арсений Воскресенский?»

Не отрываясь от экрана смартфона, Сеня встал с кровати и направился в ванну. Поставив телефон на подставку, он выдавил пасту на щётку, продолжая погружаться в дискуссию, развернувшуюся вокруг его рецензии. Некий Антон решил встать на защиту Арсения: «Не совсем понимаю, в чём суть претензии к автору. Человек высказал своё мнение. Я считаю, он имеет на это право. А то, что его мнение не совпадает с вашим, ещё не является признаком бестактности. Он так увидел и сформулировал свои мысли через ту параллель, которая возникла». Первая комментаторша на это ответила: «Он так увидел ― это про художников и им это простительно. А человек ― журналист серьёзного издания. Выражая своё мнение публично, он должен осознавать, что о его мнении люди тоже могут выразить своё мнение».

Полемика вокруг Сениной рецензии набирала обороты. К ней подключились тетатроведы, критики, журналисты, в общем все неравнодушные к театру. Было ощущение, что Алла собрала вокруг себя целый суд присяжных, которым предстояло решить ― дать возможность Воскресенскому и дальше заниматься своим делом, или с позором выкинуть из профессии. Арсений очень ярко представил, как эта дискуссия театральных экспертов могла бы выглядеть в режиме оффлайн…

***

Все эти уважаемые дамы и господа сидели в просторном кабинете за круглым столом с недовольными и сосредоточенными лицами. Перед каждым лежала Сенина распечатанная рецензия. Они внимательно изучали текст и качали головой. Кто-то тяжело вздыхал, кто-то возмущенно округлял глаза, а некоторые читали статью со снисходительной улыбкой.

– Антоша, дорогой мой, ― Алла серьезно посмотрела на собеседника, ― ну ты же наверное в курсе, что есть разница между мнением и рецензией? Мнение может быть безответственным, а рецензия ― ни при каких обстоятельствах.

– Алла, прости меня, конечно, но я что-то не вижу, чтобы он подписался «критик Латунский», ― Антон взял лист и показал Алле.

– Антошечка, я не слепая, ― Ильинская церемонно улыбнулась, ― То, что я могу высказать тебе в своём кругу, я никогда, понимаешь, никогда не выскажу публично. Так просто не делается.

– Но я всё равно не могу понять, что тебе конкретно не нравится в это статье. То, что человек сравнил постановку театра с другим спектаклем? Алла, ну давай будем честными, так часто делается.

Ильинская нетерпеливо закатила глаза и уже хотела ответить, но в разговор вступила дама средних лет, поправив очки и устремив свои маленькие злые глазки на Антона.

– Простите, как вас?

– Нас Антон. ― мужчина направил внимательный, но не самый миролюбивый взгляд на собеседницу.

– Антон, ну, начну с того, что я профессиональный театральный критик, так, на секундочку, с 20-летним стажем, ― дама уловила явный сарказм в голосе оппонента и пошла в наступление, ― и, как вы понимаете, могу отличить рецензию от… набора предложений. ― критикесса взяла Сенин текст. ― Правильно было бы написать так: «В спектакле Алексея Романовского чувствуется парафраз с «Тартюфом» Эфроса по таким-то и таким-то критериям. Но спектакль Эфроса недосягаем, потому что и потому…». А так получается, что автор этой… просто какой-то пародии на театральную рецензию, честное слово, изначально пришел с мерилом. У него не возникли мысли о парафразе во время просмотра спектакля. Во всяком случае, так следует из текста. И, как тут ни крути, получается некорректно. И по отношению к театру, и по отношению к Эфросу, как ни странно. Вы согласны, коллеги?

Все присутствующие одобрительно закивали.

– Нет, товарищи, вы не подумайте, что цель нашего собрания уничтожить человека и выкинуть из профессии, ― пояснила Алла. ― Такой цели я перед собой не ставлю. Мне нравится смелость Арсения, его напор, эрудиция. Но критика ― это тоже профессия. Так что ничего личного.

– Значит просто не стоит воспринимать эту статью всерьез, ― Антон откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. ― Человеку значит надо учиться, а это только через практику, как, собственно, и в любой профессии.

– Вы правы, Антон, человеку надо учиться, ― в разговор вступила элегантная, стильно одетая дама с холодным острым взглядом и большой надписью на лбу «стерва в пятом поколении». ― Но практикой основы профессиональной этики, увы, не наработаешь. Это я вам говорю, как главный редактор самого читаемого журнала о театре в России. С разными авторами приходилось работать.

– А у нас в России ещё кто-то читает о театре? ― Антон улыбнулся. ― Ну, конечно, кроме вас, уважаемые театральные эксперты.

Главред бросила на Антона уничтожающий взгляд, а Ильинская слегка толкнула его локтём.

– Ну, если вы игнорируете театральную периодику, это вовсе не значит, что вся остальная Россия следует вашему примеру, молодой человек, ― прошипела редакторша.

– Ладно, сейчас не об этом. Я просто очень не люблю, когда театр через СМИ продвигает только одно мнение о спектакле, и, как говорил Жванецкий, «ради бога, не надо другого».

– Вы явно не понимаете, ― редактор тяжело вздохнула, словно пытаясь двоечнику объяснить элементарный пример. ― Мнение автора построено на ложной предпосылке, что один спектакль можно сравнивать с другим, и что личное «нравится ― не нравится» может быть основой профессиональной рецензии, опубликованной в СМИ.

– Поймите, я не любою, когда театр в принципе реагирует на такие вещи и таким образом. Выглядит так, как будто, чем больше людей прочтут не хвалебную рецензию на спектакль, тем выше вероятность того, что в зале будут пустые места. Театр должен ставить спектакли, а то, что это ещё и помогает кому-то развиваться в профессии, театр не должно волновать. Если спектакль хороший, на него и так все придут.

– И здесь я вами не соглашусь, потому что рецензия ― это не только средство пиара и инструмент создания воронки продаж, ― диалог начал напрягать редакторшу. ― Это ещё и экспертная оценка. И на этом конкретно с вами я бы хотела закончить дискуссию.

– Не спорю, но человек ―журналист, а не критик, и это тоже надо учитывать, ― Антон не сдавался.

– И по-журналистски это тоже непрофессионально, ― редактор теряла терпение.

– Возможно, это непрофессионально. Но давайте будем честными, сейчас вообще пишется очень много непрофессиональных вещей, в том числе, и о театре. Но как-то так получается, что хвалебные статьи проходят почти незамеченными, мол, всё правильно, так и надо. И это не двигает театр никуда. Выходит, он сам поощряет некачественные рецензии. Да, критика, конечно, так себе, зато такая удобная, не правда ли? И я сейчас даже не про конкретную статью говорю, а про целую тенденцию ― «кукушка хвалит петуха за то что хвалит он кукушку».