В тот вечер я долго вглядывался в звёздное небо, словно там можно было высмотреть ответ на главный вопрос: “А дальше то что делать?”. В какой-то момент казалось, что эти космические тела, до которых миллиарды световых лет, не дальше от тебя, чем потолок в твоей комнате. Протянешь руку и, чувствуя приятный холод, растеребишь эти галактические осколки, для которых ты не более, чем вспышка в пространстве вечности. И так хочется свою “вечность” прожить счастливо. Но тебе только 18. И ты об этой жизни ещё ничего не знаешь. Впереди много знаний, которые вряд ли сделают тебя счастливым.

В 18 я это чётко осознал. И писательство стало для меня массивной книгой длинною в жизнь, где на каждой странице я мог выписывать свою боль. А журналистика ― лишь небольшим эпизодом в ней. Я знал, что рано или поздно он завершится. С такими мыслями после случившегося фиаско я стоял под звёздным потолком своей личной вселенной, с такими мыслями я начинал второй курс журфака севастопольского филиала МГУ».

Закончив чтение, Даня откинулся на спинку кресла и задумчиво посмотрел перед собой. «Что же произошло с твоей жизнью, Арсений Воскрсенский? ― произнёс он вслух. ― В какой момент ты свернул не туда?»

Севастополь с самого утра томился в нежных лучах сентябрьского солнца. Сеня сидел на лавочке во дворе реабилитационного центра, погрузившись в чтение. Причём настолько, что даже не заметил, как рядом с ним оказался Даня.

– Что читаете? ― прозвучал близко знакомый голос, у его обладателя явно было хорошее настроение.

Арсений вздрогнул от неожиданности и чуть не уронил книгу.

– Даниил? Напугали… А что… вы тут делаете? Мы же вроде сегодня не договаривались о встрече.

– Вы меня извините, наверное нужно было позвонить, но просто мой путь на работу как раз лежит через эту клинику. Подумал, зайду, погуляю по территории, вдруг вас встречу. Здесь очень красиво. Прям как парк.

– Да, я здесь люблю бродить, особенно по вечерам. Зажигаются огни и вокруг такая атмосфера… поэтическая что ли.

– Кстати, я вчера наглым образом ворвался к вам на страницу и почитал ваши последние стихи. Мне очень понравилось. У вас талант. Я вам серьёзно говорю.

– Спасибо, ― Сеня смущённо опустил глаза. ― На самом деле я в последнее время редко пишу. А после недавних событий как-то вообще не до творчества. Возможно, эта тишина внутри ― сейчас самое правильное, что со мной должно происходить.

– Да, иногда нужно давать себе передышку. Так что читаете?

– «Мастера и Маргариту», ― Арсений показал обложку книги. ― Точнее перечитываю. В молодости моя мама этот роман затёрла до дыр, теперь вот, видимо моя очередь.

– Любимая книга?

– Скорее, одна из. Да и вообще, благодаря этой истории мне удалось пережить самые счастливые дни и часы на своей памяти, но в то же время, творение Михаила Афанасьевича сыграло со мной злую шутку.

– В каком смысле? ― Даня сел рядом с Воскресенским и был весь во внимании.

– Ну… в самом что ни на есть прямом. У меня в жизни был прекрасный опыт. Я играл на сцене любительского театра при нашем севастопольском ДК. Им руководил Игорь Дворников ― эпатажный режиссёр-провокатор, уважающий классику, но больше любящий ставить свои собственные пьесы. Но всё-таки «Мастер и Маргарита» стояла для него особняком. Он буквально приклонялся перед этим романом и мечтал его поставить на сцене. И как раз в этот момент пересекаются наши пути. Игорь Сергеевич во Дворце культуре также устраивал поэтические вечера. Когда я об этом узнал, мне естественно, захотелось, презентовать своё творчество. Но при этом ещё и выпендриться. Все выходили и просто читали стихи, а я из своего выступления сделал целый театральный перфоманс на 20 минут. Чтение стихов решил разбавить прозаическими вставками, ну, такими подводками к каждому произведению. В общем, Игоря Сергеевича очень впечатлил мой мини моно-спектакль. Увидел во мне Мессира и предложил сыграть в его спектакле. И я согласился без малейших колебаний. Я понял, что судьба даёт мне уникальный шанс наконец разобраться со своими комплексами и сломать внутренние барьеры. Так началась моя артистическая карьера.

– Вот это да, ― Даня завороженно слушал Воскресенского, ― Арсений, чем больше вас узнаю, тем больше поражаюсь. Вы просто какой-то кладезь талантов.

– Ой, да, перестаньте, ― Арсений со смехом отмахнулся. ― О том, насколько это было сделано талантливо актёром-любителем, можно очень долго спорить. Чего только не начитался про себя в соцсетях после премьеры. «Низкорослый Воланд ― это абсурд», «Слишком интеллигентный для Сатаны», «Прихрамывающий Мессир ― это что-то новенькое».

– А это так для роли было нужно? Или у вас это…, ― Даня побоялся продолжить.

– Это у меня врождённое, ― Сеня резко помрачнел и опустил глаза. ― Я из-за этого всю жизнь хожу в специальных корректирующих стельках. Иногда забываю их вставить в другую обувь и… всё видно. А бывает, просто забудусь, не контролирую походку и одна нога… в общем, нужен постоянный самоконтроль, а у меня с этим не очень.

– Арсений, пожалуйста, вы меня простите, я не хотел вам напоминать, ― Даня разволновался и даже в качестве утешения положил Сене руку на плечо, но тут же убрал, поняв, что позволил себе лишнее.

– Ничего, всё нормально, ― у Воскресенского промелькнула горькая улыбка. ― Ну, в общем, премьера прошла при полном аншлаге, чего раньше в театре Дворникова никогда не было. Практически сразу была назначена дата второго спектакля. И вот тут судьба мне подставила вторую подножку. Вот правильно говорят, ну, не трогайте вы роман Булгакова. Сколько людей к нему прикасалось и судьбы многих мы знаем. Но Дворников был абсолютно не суеверным человеком. Да и я тоже. До определённого момента.

– А что случилось? Расскажите?

– А вы на работу не опоздаете?

– Не переживайте, у меня там нет такого жёсткого графика.

– Что ж, ну, тогда садитесь поудобнее и слушайте…

***

Музыка в баре орала так громко, что Сеня едва ли мог расслышать, что ему рассказывал смазливый молоденький бармен о коктейле, который готовил по его заказу. Парень был чрезмерно общительный, с каждым посетителем что-то обсуждал. Хотя, очевидно, что это была часть его работы ― располагать к себе клиента и повышать выручку.

Коктейль был готов. Малиновая водка и малиновое пюре в сочетании с несколькими видами сиропов и сливочным ликёром сделали своё дело ― вечер уже не казался таким серым и уровень настроения медленно, но уверенно устремился по шкале вверх.

К стойке подошёл молодой парень ― заросший, лохматый, с каким-то диким, но совершенно потерянным взглядом. При этом в его лице удивительным образом сочетались рабоче-крестьянская брутальность и ярко-выраженная привлекательность мачо-сердцееда. Парень поправил свою густую тёмную шевелюру и обратился к бармену:

– Брат, бокал пиваса. А для начала водяры плесни. У меня сегодня кореша похоронили, прикинь? Моего братишечку.

– Мои искренние соболезнования, ― бармен попытался быть максимально искренним.

– Да что мне твои соболезнования. Они Никитоса не вернут. Как узнал, три дня пил, не просыхая. Просто в говно. Даже к брату на похороны не попал. Спасибо, ― парень опрокинул в себя рюмку водки и взглянул на Сеню. ― Чем-то на тебя был похож, ― он кивнул Воскресенскому. ― Такие же умные глаза, интеллигент. Только лоб не такой высоченный и волос на голове побольше, ― незнакомец нервно засмеялся и хлопнул Сеню по плечу. ― Прости, брат. Ну, просто реально похож чем-то. Тебя как звать?

– Арсений, ― Сеня застыл в лёгком недоумении, такие случайные знакомства для него были в новинку.

– Марк, ― парень протянул свою волосатую мощную руку и Воскресенский её неуверенно пожал. ― Да не ссы, не обижу. Небось подумал, какой-то пьяный чел докопался, ― он громко заржал. ― Не, брат, я нормальный парень, отвечаю. Просто, реально, так на моего Никитоса похож, ― радость моментально сменилась грустной миной и казалось, он вот-вот расплачется. ― Если б не этот твой лобище. Ну, это типа признак большого ума, брат, скажи? ― Марк уже обратился к бармену.