В этот раз развести костер оказалось заметно проще. Несмотря на то, что Эйден проспал большую часть дня – он искренне радовался потеплению. Исправно светившее много часов подряд солнце, подсушило светлый березняк, до которого удалось дохромать к закату. Валявшиеся тут и там сухие ветви было легко собирать и они весело горели. Запрятав на будущее небольшой рулончик тонкой бересты в надорванный шов жилета, удачливый охотник практически голыми руками ошкуривал честно добытую дичь.
- И что же тебя толкнуло, жирненький ты грызун, покуситься на чужое, когда вокруг столько ничейного? – задумчиво приговаривал он, выворачивая рыжую шубку.
Эйден старательно концентрировался на происходящем, на предстоящей готовке и королевском ужине. Но увиденный сон освежил воспоминания настолько, что отвлечься было практически невозможно. Приятный, наполняющий силой и решимостью дурман крепкого пива, обжигающая нутро ревность и толкающая вперед злоба… Он не просто увидел тот день со стороны, а будто пережил все ещё раз, распробовав неоднородный сгусток страстей яснее, чем тогда. Вспоминая нахлынувшее чувство освобождения, предвкушения долгожданных перемен и лёгкой, бодрящей тревоги – Эйден сухо ухмыльнулся. Точь в точь как лейтенант, вербовавший новобранцев для отражения агрессии Хертсема. Тогда не замолкавший, прямой как жердь офицер со строгой армейской выправкой, обронил пару слов об амнистии для добровольцев, а также о стоящем, достойном мужчины деле. Хотя остальным куда больше рассказывал о щедром жаловании и шикарном пайке. Рассказывал именно то, что хотели слушать.
Разобрав обжаренную на прутике тушку, Эйден скинул почти всё мясо в стоящий на углях шлем, где уже пузырилась брусника и несколько корешков стрелолиста. Посасывая маленькие, хрупкие косточки он перемешивал содержимое импровизированного котелка широкой березовой щепкой. Поднимающийся над костром запах кружил голову. На тускло синем безоблачном небе уже показались первые звёзды. Ночь обещала быть ясной, а значит - можно было продолжить путь. Выбрав последние остатки тушёного с ягодами мяса, Эйден облизал пальцы. Как бы ни была жирна белка, белкой она и оставалась. Голод не терзал привычной резью в животе, но притаившись где-то поблизости - будто намекал, что скоро вернётся. С закатом заметно посвежело, но просохшая за день одежда согревала достаточно. Достаточно для того, чтобы идти дальше. Спать на голой земле сейчас всё равно было бы сложно, даже поддерживая хороший огонь. Совсем недавно минуло полнолуние, и теперь медленно убывающая луна напоминала надрезанный неумёхой круг сыра. Её мягкий, рассеянный свет затекал всюду, освещая ложбинки, кочки и поросшие мхом брёвна достаточно ярко. В лесу было тише, чем утром, но куда больше звуков, чем в полдень. С похолоданием почти не осталось насекомых, но ночные птицы и звери, мелкие и не слишком, то и дело вскрикивали, шуршали или били крыльями. Крепко сжимая в руке ореховую палку, Эйден петлял меж тёмных стволов, стараясь сильно не отклоняться от верного направления. Он шёл осторожно, но довольно уверенно. При этом хорошо понимая, что обернуться или тем более остановиться попросту не хватит духу.
На следующий день снова пошел дождь. Сперва разлетаясь мелкой водяной пылью, к вечеру он лил стеной, размывая пестрящие силуэты деревьев в грязную, коричнево-бурую пелену. Наконец удалось напиться, подставляя шлем под струйки воды, крошечными водопадами стекающие с высоких крон. А вот с едой было не так просто. Не получалось распознать ничего съедобного. Да и искать что-то, когда вымок насквозь, промерз и устал как собака… В общем, Эйден просто понуро брёл вперед, изредка останавливаясь, чтобы передохнуть и расслабить больную ногу. Он кое-как собрал почти все нужные ингредиенты для приготовления того самого средства, что пил накануне, но без огня приготовить его не мог. А мир, казалось, состоял из воды и грязи. О костре нечего было и думать. Проведя бессонную, холодную ночь, скрючившись в позе зародыша и обхватив колени руками, он молча смотрел на бесстрастную тьму цвета остывающей золы. Широкие еловые лапы, хоть немного спасающие от дождя, скрывали от его взгляда большую часть клубящейся, пульсирующей бездны, густой от шорохов падающих капель. И не только.
Звенящий полумрак заполнил сознание, вытесняя планы, намерения, мысли. Усталость, переохлаждение и голод брали своё. Эйден инстинктивно боролся с беспамятством, упрямо продвигаясь к цели. Он падал, поднимался и шёл дальше, чтобы вскоре снова упасть. Уже привычные кошмары, сны или видения, дополнялись новыми зловещими образами. Красивые, опасные рога, будто вросшие в густые заросли корявых ветвей. Гордая оленья голова на мощной шее. Широкая белая грудь. И неровные культи в кровавой бахроме ошмётков, свисающие ниже. Гниль, голод и страх.
Очнувшись в холодной, но сухой каменной нише, Эйден не мог бы сказать - сколько прошло времени, где он сейчас находится и как сюда попал. Но был точно уверен, что ещё жив. Покойник не мог испытывать такой боли. Со сдавленным стоном разогнув окоченевшие ноги - он огляделся, протирая слезящиеся, будто забитые горячим песком глаза. Небольшая пещера из светло-серого известняка, как природная слуховая трубка, собирала и усиливала все звуки, раздающиеся снаружи. Ливень продолжался, зеленовато-коричневые пряди мха и гибких корней, прикрывающие узкий вход, напоминали мокрые волосы. Оставшиеся на иссушенном черепе. Эйден мотнул головой, пытаясь избавиться от мрачных ассоциаций. Опираясь рукой о гладкую, вероятно выточенную потоками воды стену, медленно встал. Ноющие колени подрагивали. Обнаружив здесь же, на каменистой земле, свой посох – улыбнулся, как старому знакомому. И тут же вспомнил про шлем, которого нигде не было видно. Глубоко вздохнув по поводу серьезной утраты – сильно закашлялся. Боль в груди и распухшем горле напомнили, что необходимо хотя бы попытаться развести огонь, согреться и высушить вещи. Обследовав продолговатую, узкую пещеру удалось собрать скромную кучку веток и разного полуистлевшего мусора, нанесённого ветром. Моток бересты, предусмотрительно взятый про запас и теперь разложенный в каменной нише, постепенно подсыхал.
Было довольно тепло. Красно-оранжевые лепестки пламени переплетались и вздрагивали, неспешно поглаживая друг друга. Плавные линии известняковых стен ловили теплые отсветы, возвращая назад хорошую долю принятого жара. Белёсый дымок, заметный лишь под сводчатым потолком, медленной струйкой вытекал наружу. Словом – было почти уютно. Но Эйден не мог этого оценить. Оставшись в штанах и рубахе, содрогаясь всем телом на жесткой подстилке из остальных вещей, он тяжело дышал и сильно потел. Огонь едва не опаливал его брови, но всё равно не мог согреть лихорадящего парня. Очнувшись от неспокойного, тяжёлого сна – он ощупью нашарил корягу побольше в сохнущей рядом куче и подложил в костёр. Снова соскальзывая в полу бредовое состояние, Эйден успел порадоваться, что не поленился заранее запастись дровами. Что решился снова выйти в ледяной дождь, несмотря на поднимающийся жар, лихорадку и ноющую рану.
- Твою мать, Эйден! Решайся! – в голосе Лорана раздражение плавно перерастало в злость. – Выброси всю эту чушь из головы. Ты слышал, о чем они говорят. Небесные рыщут совсем рядом. Небесные! Чёрт бы их побрал… - он торопливо закидывал какие-то вещи в объёмный мешок с лямками. Нетерпеливо оглянувшись на молодого товарища – раздосадовано цокнул языком. – Это не вшивая озлобленная голытьба Элрина. Они не только любят, но и умеют убивать.
- Знаю. Я был на Колючих холмах, - Эйден пребывал в полнейшей растерянности и, вероятно именно поэтому, выглядел уверенно суровым.
- А ты знаешь, как благородные господа поступают с ополченцами? – за ядовитой, кривой ухмылкой медика проглядывался намёк на личный опыт. – Мы просто вооружённая чернь. За самого захудалого дворянчика ещё можно хоть что-то получить, но не за нас. В плену простолюдин только жрёт. Так что? Знаешь, как поступают…
