- У тебя на всё есть свой артефакт, свой способ и задумка.

- Стараюсь, - довольно пожал плечами Аспен, грея руки над танцующим огненным вихрем.

- Меч тоже носишь на случай чего? Часто пользоваться приходилось?

- В серьёзную - однажды. И предпочёл бы тот опыт не повторять. Возьми, взгляни. Не знаю, насколько ты знаток, искусен ли, но в руках явно оружие держал. А значит и оценить сможешь.

Эйден принял меч, со сдержанным любопытством взглянул на товарища, давая возможность продолжать. Он уже хорошо знал, что Аспен говорить любит и умеет, особенно – если дело касалось его планов и творений.

- Клинок гибкой стали, но крепкий и упругий из-за внушительной толщины. От того же и очень увесист, для своих двадцати двух дюймов. Два глубоких дола с обеих сторон не столько облегчили, сколько укрепили его. Плавно листообразное, обоюдоострое, идеально симметричное лезвие. Да-да, улыбайся, улыбайся. Я совершенно справедливо считаю его красивым. Гарда простая, кольцо и раздвоенная витая крестовина, чуть приподнятая к острию, как у даги. При должной сноровке и определенной удаче - хорошо вгрызается в оружие противника. Рукоять под двуручный хват, но из-за баланса, смещённого к центру эфеса, уверенно управляется и одной рукой. Разумеется, дело ещё и в руке, но кузнечный молот здорово готовит к самой разной работе. Навершие крупное, как делают у леммасийцев. Удобно теснит, поджимает вторую ладонь, если взяться обеими.

- Согласен, в руке лежит приятно. А полная длина?

- С эфесом, тридцать два дюйма.

- Не такой уж мелкий.

Аспен согласно хмыкнул.

- Правда, у меня был побольше, - Эйден вернул клинок в ножны, - и полегче, хоть и не такой красивый. Меч был у меня недолго, может с месяц. И я его не любил. Конечно, не так, как пику. Её-то я просто ненавидел. Да и владеть толком не умел и не умею. Признаю определеённую эстетику предмета, но в целом оружие не люблю. От него пахнет смертью. Падалью.

- Понимаю. – Аспен кивнул. Его бесстрастный люб на мгновение собрался сеткой морщин. – Я вижу в этом скорее искусство, чем инструмент для убийства. Но мне приятно осознавать, что в случае нужды инструмент при мне и исправен. Да и сам его вид, сам факт ношения – может отвадить иной случай. Чернь видит и сторонится.

- Чернь – да. А кого-то может и привлечь. Либо просто подраться, ведь так ты выглядишь почти бойцом, либо уж украсть. Меч и правда красивый, продать можно дорого.

- От всего сразу не убережёшься. Хоть и стараюсь. На всё своя задумка, да? Не обязательно, чтобы уникальная, но исполнить бы по возможности добротно, с душой и старанием. Пусть не все мои труды, артефакты или нет, сработают когда надо и как надо, но ведь стремиться к тому – уже неплохо. Считаю, что лучший инструмент человека – его руки, и стараюсь не давать им скучать, пылиться. Правда, вспомнилось тут, - Аспен ухмыльнулся, иронично приподняв густые брови, будто признавая уязвимость собственного кредо, - что ответил в таком же споре один уважаемый мной человек. Равана, можно сказать – наставник детства. Рассмеявшись, он сухо щёлкнул меня по макушке, отметив, что мой инструмент звучит пустовато, как старая тыква. Старик сказал, что лучшее в человеке есть между ушами, а руки – сродни копытам мула. И коли у него хватило бы ума – даже подкованный творил бы не хуже.

- Метко, - поддаваясь заразительной улыбке, согласился Эйден.

- Пожалуй. Но, по сути, не слишком противоречит моим собственным умозаключениям. Просто смотрит глубже или обобщает. Знаешь, бывают такие люди, что оспаривать неловко. Только что умное на язык просится, а откроешь рот – и сразу вся нелепость наружу. А Равана смотрит себе, кивает, чешет бородёнку. Разнести оппонента почти молча – тоже своего рода искусство.

Оба помолчали, вспоминая что-то своё. После, перебрасываясь замечаниями о погоде и предстоящей дороге, наскоро позавтракали вчерашней куропаткой, хлебом и запечённой в золе картошкой. Свернули парусиновый полог, собрались и поехали дальше.

У ворот Лидхема толпился народ. Пешие, конные, повозки – все жались к обочине и ждали, пока из города выйдет колонна тяжелогружёных телег. Обозы с провиантом и фуражом отправлялись следом за группировкой войск из-под Посса. Телег было много, четверки лошадей тянули небыстро, возницы опасались поломки в грязных колеях тракта. Люди по обеим сторонам дороги галдели, глазели и терпели.

Не слишком высокие, в два-три человеческих роста, но крепкие и толстые стены Лидхема – внушали спокойствие и уверенность своим старым, местами замшелым камнем. Редкие пузатые башни, полукругом выделяющиеся за линию стен, пестрели знаменами Уилфолка и ордена святого Лайонела.

- Ладно, грифон, но почему лев? – Эйден пустил коня медленным шагом, следуя за двинувшейся вперёд толпой, рассматривая гербы над воротами.

- Лайонелиты здесь. – Пожал плечами Аспен, тоже смотря на знамя, подрагивающее на лёгком ветру. Чёрная львиная голова на сером поле будто оглядывала входящих.

- Они везде. Но почему знамёна на стенах? Орден теперь управляет и городами?

- Я не был в Уилфолке дольше твоего, - Аспен притормозил, пропуская вперёд себя женщин с корзинами, - но помню, что они и раньше управляли. Всем, что есть в графстве. Их лев давно перерос уилфолкского грифона.

- Но раньше они навешивали свои цвета только на свою собственность. Хотя, может я просто не обращал внимания. Не видел разницы.

- А она есть?

Эйден не ответил. Тяжёлые копыта Желтка мерно застучали по крепким доскам подвесного моста. Ров, дугой окаймлявший ворота, вонял тиной и лягушками.

Доехав до торговых рядов, располагавшихся неподалёку от северных ворот, Аспен спросил дорогу у первого же торговца. Он, как и Эйден, раньше не бывал в Лидхеме, но имел дело к нескольким местным дельцам. Первым делом они отправились к дому торговца книгами, к которому у Аспена было рекомендательное письмо от общего знакомого. Там же он собирался остановиться.

Дом мэтра Одэлиса стоял в лучшей части города, среди особняков местной торговой знати, нового дворянства, людей деятельных и состоятельных. Таким же можно было считать и самого мэтра. Строгие обводы неоштукатуренных стен его дома будто выражали характер хозяина, в первом этаже были пробиты нечастые, узкие бойницы в остроконечных арках, во втором мелко поблескивали витражные окна с множеством тёмных переборок, а бурую, раскрашенную лишайником черепичную крышу, венчал кованый флюгер в виде писчего пера.

Аспен спешился у высокого крыльца, поднялся к двери, окованной металлическими вензелями, постучал. Зарешеченное смотровое окошко скрипнуло и тут же закрылось. Дверь распахнул плотный мужчина лет пятидесяти, с зачесанными набок седыми волосами. Эйден не слышал, что сказал человеку Аспен, но тот поклонился, не низко, однако явно почтительно, кликнул из дома вихрастого юношу, распорядившись позаботиться о лошадях, и пригласил обоих гостей внутрь.

- Мэтр Одэлис наверху, - сказал седой негромко, обращаясь к Аспену, - присядьте, я доложу.

Он сделал короткий жест рукой, указывая на диван и два кресла, стоящих у стены в тёмной гостиной, и скрылся за углом коридора. Оба мага остались стоять.

- Солидно тут всё… дорого. И немного мрачно. Хотя, размах чувствуется. – Эйден неторопливо поводил глазами, остановив вопросительный взгляд на товарище. Он немного стеснялся и робел.

- Подожди, как я и говорил – несколько дней в Лидхеме провести придётся. По крайней мере, разместимся не в грязной ночлежке, да ещё и в интересной компании. Хозяин дома человек известный. В профессиональных кругах.

Спустя минуту, вслед за седым слугой вышел долговязый господин. Одетый дорого, но неброско, он шёл совершенно неслышно, осторожно переступая мягкими замшевыми сапожками. Тихий, будто крадущийся шаг его был особенно заметен от того, что слуга при ходьбе почти топал по натёртым доскам пола жёсткими башмаками.

- Мастер Аспен? – долговязый остановился в четырех шагах от гостей, оставляя большую дистанцию, чем можно было ожидать.