- Да-а… - уважительно протянул Эйден. – А почему именно так действует? От чего зависит? Почему качество шлифовки и тому подобное имеет значение?

- Предыдущий хозяин тех лат был готов к смерти. Ты ещё научишься чувствовать остаточную ауру сильных решений. Клюв же – просто олицетворение птицы, они все довольно похожи. Соединив образ мысли и восприятия с нужным духовным посылом, я получил желаемый эффект. А качество исполнения всегда отражается на удобстве использования. Это неизменное правило артефактики. Точно как подбить подошву сапог или затянуть подпругу седла. Сделаешь спустя рукава – натрёшь мозоли… а то и шею сломаешь.

- Понял. И теперь я могу так уронить любую птицу? Просто увидев?

- Умеренность – добродетель. – Салагат с лёгким осуждением глянул на юношу сквозь пряди спутанных волос. – И есть свои тонкости в применении. Освоишься. Немного похоже на дыхание с огнём. А теперь хватит чавкать. Я буду спать. Не практикуй сегодня слишком долго, пары часов будет достаточно.

Эйден мола кивнул, скрещивая под собой ноги и протягивая раскрытую ладонь к огню.

Беспощадное солнце разливает жар переливчатыми волнами. Воздух неподвижен и раскалён. Но люди, стоящие по обе стороны длинной площади, не собираются расходиться. Приветствуют, встречают его. Пот чертит бороздки на запылённых лицах, но робкая радость и благоговение светятся через грязь. Это искренние чувства, они греют куда глубже назойливого светила…

Но эхо пережитого ужаса всё ещё слышится в голосах, затянувших бессловные песнопения. В чёрных и карих глазах ещё заметны отблески недавнего страха. Почему он видит это? Просто видит и всё… Тяжелогружёная телега сворачивает за угол в пятистах шагах от площади. Тент, скрывающий её содержимое, покрыт алыми пятнами. В утоптанной земле улицы через равные промежутки пробиты отверстия. Толпа заслоняет их, но увидев одно сразу ясно, где искать другие. Такие отверстия оставляют крепкие деревянные колья. Пики над дворцовыми воротами тоже не успели очистить. Грязно-бурые потёки под ними нельзя не заметить, даже если стараешься.

Должно быть, головы сняли совсем недавно. И последняя телега, доверху нагруженная телами с кольев, ещё даже не доехала да Восточных врат. То, что случилось – случилось только вчера. Но их солнце всегда подгоняет смерть. Среди запахов дорогих благовоний и бесценных масел пробивается слащавый, гнилостный дух. Воздух совершенно неподвижен и шлейф ядовитого смрада можно увидеть. Острота зрения пугает, Эйден пытается зажмуриться, но веки его не слушаются. Недалеко за Восточными вратами кружит стая огромных птиц. Так плавно, без единого взмаха крыльев, могут летать только падальщики. Опустятся ли они до дна карстового провала или трупов так много, что размытую бездну засыпали доверху?

Огромный серый зверь остановился, дойдя до ступеней. Поднял переднюю ногу, толстую, как каменная колонна. Строго одетые люди помогли спуститься с высокого седла. Широкая лестница, полумрак коридора со сводчатым потолком. Мерные шаги по холодной мозаике пола отдаются в ушах. Пустой зал, пустой трон, невзрачная арка, ведущая на балкон. Стражники дальше не идут, стали у двери скрестив копья. Ни тёмные древка, ни полированные лезвия не издали ни звука.

- И вновь я склоняюсь перед тобой, прося мудрости и терпения.

- И вновь не возьмёшь предложенного. – Эйден уже не удивляется тому, что чужие слова сами срываются с губ.

Он смотрит в глаза невысокому, крепко сбитому мужчине. И пристальный взгляд того рассыпается, обнажая подавленную печаль и стыдливое, почти детское раскаяние.

- Ирвилиты признают только силу. И не скрывают этого, - голос смуглого мужчины становится твёрже, крупные руки неосознанно касаются меча у пояса. – Воздаяние не было местью, но единственным способом предотвратить бойню.

Эйден отворачивается. Ноги медленно несут его по длинному балкону. Черноглазый мужчина следует за ним, продолжая оправдываться.

- Жертвы не были напрасны. И выставленная напоказ голова сохранит на плечах десятки других. Стоит промедлить, выказать неуверенность… и после придётся напрягать все силы, рискуя без надобности. Я слышу твоё неодобрение и страшусь его, но если бы я мешкал… Если бы я позволил разгореться новой войне, позволил убивать твоих учеников, разве был бы ты мною доволен?

- При чём здесь моё удовольствие? - Эйден остановился, протягивая руку к каменным периллам. Голос был не его, ладонь была не его, даже мысли текли странно, тягуче и неизменно. – Ты предотвратил бойню бойней. Жестокость пресёк жестокостью. Твои усилия тщетны, а дела велики лишь в глазах детей.

Ладонь так и не коснулась мраморных перилл. Тёмная оса, лежавшая на полированном камне кверху брюхом, вдруг зашевелила лапками.

- Жестокость была вынужденной, а бойня спровоцированной. Но я бы предложил свою голову, если бы была хоть тень надежды, что ты возьмёшь её.

Эйден опустил руку, так и не коснувшись горячего мрамора. Оса перевернулась, повела острыми крылышками и взлетела. Сделав пару кругов вокруг говорящих, она исчезла в тени цветущих кустов в огромных кадках.

- Слишком много говоришь о головах, хранитель. Что сделано – то сделано. Но мы оба останемся в Фаахане, иначе придётся возвращаться сюда через год. И будем засыпать провал у Восточных врат вместе с адептами. Чтобы хорошенько рассмотреть последствия ошибок.

Протяжные песнопения доносились с площади. Смуглый мужчина поклонился, касаясь рукой белого тюрбана. Солнце палило так, что открытые кисти рук и лицо почти болели.

Эйден открыл глаза, щурясь даже в полутьме пещеры. Хоть Салагат и говорил не практиковать слишком долго – он просидел у костра почти всю ночь. Даже немного опалил лицо и ладонь, засмотревшись в пламя.

- Долго спишь.

Салагат, сидевший у самого входа скрестив под собой ноги, говоря даже не повернул головы. Хотя, вероятнее всего, и видя лицо мага нельзя было бы точно сказать всерьёз ли он.

- Да. Люблю хорошенько выспаться, когда есть возможность… - удовлетворенно кивнул Эйден. Решив, что удачно и ловко подражает ироничной неопределенности собеседника.

Подойдя к неровной природной арке, он потянулся и присел рядом с Салагатом.

- Красиво здесь.

Колдун промолчал. Тёмные верхушки вековых елей легко покачивались в паре десятков шагов от скалы. Холодное осеннее солнце грело слабо. Но матовая чернота отвесного обрыва впитывала каждую частицу тепла, рождая ощутимые восходящие потоки.

- Когда смотришь на них – кажется, что можно запросто потянуться и сорвать шишку, - задумчиво протянул Эйден. Видя, что Салагат не собирается отвечать - продолжил. – Знаешь, иногда по утрам накатывает такое благодушие… Вот гляжу – птицы косяком идут. И так с ними хочется. В тёплые края-то. Поймать ветер и-и-и…

Эйден затих на полминуты, провожая гусей глазами.

- А потом жрать хочется, - вздохнул он, прислушиваясь к бурчанию живота. – А если жрать нечего – начинаю о будущем думать. А это порой настроение портит. Неопределенность… сомнения всякие. Они ведь с озёр летят. Со Слепых, верно?

- Сомневаешься, в ту ли сторону идёшь?

- Скорее о запасах думаю. Пока все не улетели, - буркнул Эйден скорее для себя, не слишком надеясь убедить мага. – А ты сам там бывал? Зимой?

- Разумеется. У меня в Эссефе пара убежищ, на подобии этого. И вообще там не так уж холодно. Ну, то есть прохладно, но не намного хуже, чем в твоём Уилфолке. А в шубах местные, потому что есть из кого эти самые шубы шить.

- Значит, я прав насчет охоты… там с ней хорошо…

- Местами, даже слишком. Как и здесь, в Мидуэе.

Эйден задумался, вспоминая выжженные черепа медведей, волков и незнакомых, клыкастых бестий.

- Но Эссеф всё же большое графство, - неуверенно протянул он, - нечто большее, чем скопище полудиких лесных общин. Да?

- После всего увиденного за последние месяцы, тебя так поразила деревушка Иллура? – Салагат даже повернулся, как обычно чуть наклонив голову и обнаруживая отстраненное, собачье удивление. – В мире полно опасностей куда более явных, чем суеверия рыжебородого шамана и любвеобильной знахарки.