Она вскочила, сжала руки над головой и в отчаянии принялась мерить шагами крошечную комнату: она не плакала, но выражение ее лица было трагичнее любых рыданий. Все еще ощущая, что стал героем какого-то любовного романа, однако испытывая острое наслаждение от порученной ему роли, Ковентри решил поддержать игру и со всем пылом, на какой был способен, принялся утешать несчастную девушку, которая так нуждалась в помощи. Он подошел к ней и произнес с той же силой чувств, с какой когда-то говорил Нед:

— Мисс Мюир — нет, я стану называть вас Джин, если это вас утешит, — выслушайте меня. Даю слово, что вам никто не причинит вреда, если в моих силах будет его отвести. Вы зря переживаете. Мне понятно ваше негодование, однако, клянусь жизнью, я уверен, что вы наговариваете на Сидни. Знаю, человек он порывистый, но порядочность никогда не позволила бы ему оскорбить вас неосторожным словом или несправедливым поступком. Полагаю, то были лишь угрозы, которые он посылал в надежде смягчить ваше сердце. Позвольте мне с ним повидаться, написать ему. Мы с ним друзья, меня он послушает. В этом я не сомневаюсь.

— Ничто нельзя принимать на веру. Сидни из тех людей, которые, влюбившись и не добившись желаемого, уже не способны сладить с собственным буйством. Дайте мне слово, что не станете с ним встречаться и писать ему. Да, я его боюсь и презираю, но мне проще покориться, чем допустить, что вред будет нанесен вам или вашему брату. Даете мне слово, мистер Ковентри?

Он заколебался. Она же приникла к его плечу, и на лице отразились столь неподдельные озабоченность, отчаяние и мольба, что он не устоял.

— Даю вам слово, но взамен дайте мне свое — позволить оказать вам всю мыслимую помощь. И еще, Джин, никогда больше не говорите, что у вас нет друзей.

— Вы так добры! Да благословит вас Господь. Но принять от вас предложение дружбы я не смею: она не позволит, да и нет у меня права смущать ее покой.

— Кто это еще не позволит? — осведомился он запальчиво.

— Мисс Бофор.

— Да чтоб эту мисс Бофор! — воскликнул Ковентри с таким пылом, что Джин, несмотря на все свои беды, звонко рассмеялась. Рассмеялся и Ковентри, и несколько секунд они смотрели друг на друга так, будто единственная преграда исчезла и они воистину стали друзьями. Потом Джин вдруг осеклась — на губах улыбка, на щеках слезы — и сделала предупреждающий жест. Он вслушался: звуки шагов, мешавшиеся со смехом и окликами, дали им понять, что их хватились и разыскивают.

— Смех нас выдал. Останьтесь, дождитесь их. А я не могу.

И Джин выбежала на лужайку. Ковентри следом, ибо мысль о том, чтобы выдерживать взгляд стольких глаз, отвечать на столько вопросов, его ошарашила, и он, струсив, пустился наутек. Направление ему указывал шорох стремительных шагов Джин, он нагнал ее, когда она остановилась перевести дыхание за изгородью из роз.

— Ах, пугливый рыцарь! Вы должны были остаться и прикрыть мое отступление. А! За нами гонятся! Прячьтесь! Прячьтесь! — выдохнула она со смесью страха и веселья, ибо ярые преследователи стремительно приближались.

— Встаньте на колени, восходит луна, блеск вашей вышивки нас выдаст, — прошептала Джин, и они опустились среди роз на землю.

— А вас выдадут волосы и руки. «Забирайся ты ко мне под пледик», как оно поется в песенке. — И Ковентри попытался скрыть под бархатным плащом ее белые плечи и светлые локоны.

— Мы всё играем свои роли, но уже не на сцене. Как же я позабавлю Беллу этой историей! — произнесла Джин, когда голоса стихли.

— Не говорите ей, — шепотом попросил Ковентри.

— Почему же? — спросила мисс Мюир, глядя ему в лицо, которое было совсем близко, с полной бесхитростностью.

— А вы сама не догадываетесь?

— А, вы же у нас гордец, боитесь насмешек.

— Не в этом дело. Я просто не хочу, чтобы злые языки смущали ваш покой, вам и так хватает всяческих невзгод. Я теперь ваш друг, и стану по мере сил это доказывать.

— Ах, как же вы добры! Чем мне вас отблагодарить? — пробормотала Джин. И невольно придвинулась к нему под плащом, накрывшим их обоих.

Оба помолчали, и в тишине слышался частый стук двух сердец. Чтобы его заглушить, Ковентри спросил негромко:

— Вам страшно?

— Нет, мне хорошо, — ответила она так же негромко, а потом поспешно добавила: — Но чего же мы прячемся? Опасность миновала. Уже поздно. Мне нужно идти. А вы стоите коленом на моем шлейфе. Поднимитесь, пожалуйста.

— Куда вы так спешите? Побег и погоня лишь добавляют шарма этому вечеру. Нет, я пока не хочу подниматься. Примете ли вы розу, Джин?

— Нет, не приму. Позвольте мне уйти, мистер Ковентри. Я настаиваю. Мы достаточно подурачились. Вы забываетесь.

В голосе ее звучала властность, она отбросила плащ, отстранила спутника. Он тут же поднялся и произнес с видом человека, внезапно очнувшегося от приятного сна:

— Да, я действительно забылся.

Тут вновь раздались голоса, причем ближе прежнего. Указав на затененную дорожку, которая вела к дому, Ковентри произнес с обычными своими сдержанностью и спокойствием:

— Ступайте вон туда. Я прикрою ваше отступление.

После чего развернулся и пошел навстречу веселым охотникам.

Через полчаса, когда веселье закончилось, мисс Мюир присоединилась к ним — в ежедневном своем скромном платье, а с виду даже бледнее, смиреннее и грустнее, чем всегда. Ковентри это заметил, хотя не смотрел на нее и с ней не заговаривал. Заметила и Люсия, и порадовалась тому, что опасная девица вспомнила, где ее место: Люсии немало пришлось страдать за этот вечер. Когда они шли через парк, она решительно взяла кузена под руку и не отпускала, он же впал в угрюмость, и все ее попытки его разговорить пропали даром. Мисс Мюир шла одна, следом, негромко напевая себе под нос. Может, Джеральд молчал именно потому, что вслушивался в это прерывистое пение? Люсия именно так и подумала, и неприязнь тут же переросла в ненависть.

Когда юные друзья разошлись и члены семьи желали друг другу спокойной ночи, Ковентри, к удивлению Джин, протянул ей руку, чего никогда раньше не делал, задержал ее ладонь в своей и прошептал, хотя за ними пристально наблюдала Люсия:

— Я не успел дать вам свой совет.

— Спасибо, я в нем более не нуждаюсь. Я приняла решение.

— Могу я спросить, какое?

— Схватиться с врагом.

— Отлично! Что заставило вас принять его так поспешно?

— У меня появился друг. — И, бросив на Ковентри благодарный взгляд, она исчезла.

— Я прошу прощения, мистер Ковентри, вы получили вчера вечером письмо? — молодой хозяин услышал эти слова, как только вышел из своей комнаты на следующее утро.

— Какое письмо, Дин? Ничего не помню, — ответил Джеральд, остановившись, ибо что-то в голосе служанки его насторожило.

— Так оно вчера пришло, как раз когда вы в Холл собирались, сэр. Бенсон с ним побежал вам вдогонку, там еще стояло: «Срочно». Вы его получили, сэр? — встревоженно спросила служанка.

— Да, вот только напрочь про него забыл. Оно у меня, видимо, в другом пальто, а то и совсем затерялось. У меня из-за этого дурацкого маскарада все из головы вылетело.

Бормоча это себе под нос, Ковентри пошел обратно — искать пропавшее письмо.

Дин осталась на месте и вроде как принялась поправлять штору на окне в коридоре, но при этом исподтишка наблюдала за хозяином с нескрываемым любопытством.

— Нет, я так и думала! — проворчала она себе под нос.

Ковентри же тем временем нетерпеливо шарил по карманам. На лице служанки вдруг отразилось удивление, ибо письмо все-таки удалось обнаружить.

— А я б зуб дала, что его там нет! Ничего не понимаю, но эта, чтоб ее, кого угодно проведет. — И Дин покачала головой: ее явно озадачили, но не убедили.

Ковентри удовлетворенно хмыкнул, бросив взгляд на адрес, а потом, не сходя с места, вскрыл конверт.