Он подошел к месту стоянки «Венчура» и поднялся по лестнице к люку. Там появился первый патруль их службы безопасности в виде двух вооруженных солдат, которые преградили путь внутрь корабля. Но такое можно было видеть на каждом военном корабле.

– РЕДЕКС, – сказал он. – Конн Джеймс, полковник.

– Сэр, – солдаты стукнули прикладами о пол. – Проходите, сэр.

Это были люди с «Венчура», а для него – его люди. Конн вошел в люк, затем в приемный отсек, на служебную палубу. Дежурный офицер, заметив его, торопливо спрятал за спину книгу и выпрямился:

– Сэр.

Конн достал свою идентификационную карточку и сунул ее в щель компьютера.

– Все верно, – сказал офицер и передал по связи: – Тайсон, полковник Джеймс Конн желает видеть капитана.

Все было сделано сразу, никаких ненужных формальностей и помпы. Он был на корабле просто пассажиром, не имеющим отношения к экипажу. Сопровождавший Конна солдат провел его к лифту. Конн в своей обычной манере перебросился с ним ничего не значащимися фразами. Тот умудрился рассказать ему почти всю свою историю. Он служил уже тридцать лет и все время на специальных операциях. У него артрит и он только что прошел курс лечения. И вот новый старт. Конн слушал и думал о чем-то своем.

Ему тоже говорили это. Жан ушел в отставку, и миссия перешла к нему. Для его возраста это хороший шаг вперед. Может быть, лучше подошли бы для этого Бомон и Гэллин или кто-то другой. А вообще, для всех, кто вошел в миссию, это новая жизнь, новый шанс.

Дверь лифта открылась, выпустив его сопровождающего на главный уровень. Конн прошел в офис капитана. Капитан поднялся из-за стола, встретил его и протянул руку.

Женщина его возраста. Ему сразу стало легко с нею. И он удивился этому ощущению. Ему всегда трудно давались отношения с космолетчиками. Пожалуй, только за исключением элиты в черной форме, как с Мэри Энглес. И сейчас она протянула ему свою маленькую руку и заговорила на сленге военных, так что он сразу понял: эта женщина имела дело с земными службами. Она отослала сопровождающего, налила им обоим выпивки и снова села. Конн перевел дыхание.

– Вы служили в 80-х? – спросил он.

– Водила транспорт с солдатами. Но старушка «Релианс» свое отжила и теперь стоит на приколе.

– «Релианс?» – Она осталась на Фаргоне.

– Да.

– Там у меня остались хорошие друзья.

Она медленно кивнула:

– У меня тоже.

– На этот раз полет будет успешнее?

– Должен быть, – сказала она. – Ваша посадка определена. У вас есть приказы для меня?

Он расстегнул пиджак и достал из внутреннего кармана конверт.

– Здесь полный список. Во время полета все командование будете осуществлять вы. Я предупрежу своих людей.

Она кивнула.

– Я люблю специальные операции. Легкие пассажиры. Если вы сможете позаботиться, чтобы ученые и прочая гражданская публика не мешалась у нас под ногами, я буду вечно вам благодарна.

Конн ухмыльнулся и поднял стакан:

– Прекрасно.

– Не обольщайтесь. Последние, кого я перевозила, были рады, что остались живы.

– Какие последние? Вы летали на этой неделе?

– Да. – Энглес сделала глоток и изогнула бровь. – Вы не обидитесь, если я с вами буду говорить кратко?

– Нет. Я знаю программу. Команда тоже знает?

– Конечно. Ведь мы же транспорт. Я уже выполняла такие операции. Мне нравиться работать с такими людьми, как вы, Гораздо меньше неприятностей.

– У вас бывали неприятности?

– У меня – нет.

Он опустошил стакан. Все стены офиса были увешаны фотографиями: корабли, люди, лица. Некоторые фотографии были помятые и пожелтевшие. Лица в униформе. У самого него в кабинете была такая же галерея.

На столе под стеклом была серия фотографий молодого человека. Старых фотографий. Он не стал интересоваться. Ведь юноша на фотографиях нигде не был изображен взрослым. Он подумал с грустью о Жанне. И тут новая волна ностальгии нахлынула на него. Он подумал, что покидает Сытин, садится на другой корабль, оставляет места, которые знали Жанну, улетают туда, где никто даже понятия не имеет о ее существовании. Энглес предложила ему еще полстакана, и он согласился.

– Вам нужна помощь при посадке? – спросила она.

– Нет. Разве что погрузить мои личные вещи. Остальное доставят в контейнерах...

– Хорошо. Но после посадки мои люди и гражданские не должны встречаться между собой.

– Я позабочусь об этом.

– Но ваши люди все время вместе? Я не завидую вам.

– Новый мир, – он пожал плечами. Ликер развязал язык. Он чувствовал, как разорвалась его связь с внешним миром, хотя это был такой же корабль, как и многие другие, на которых он бывал раньше. Но без Жанны. Сейчас для него все было по-другому.

– Они работают вместе, потому что это работа. Они нужны друг другу – вот что связывает их вместе.

Энглес надавила на кнопку.

– Ваша каюта готова. Если что-нибудь вам понадобится, можете связаться со мной.

Вошел сопровождающий.

– Полковник хочет пройти в свою каюту, – спокойно сказала Энглес.

– Благодарю, – сказал Конн, пожал протянутую руку капитана и вышел вслед за сопровождающим.

Этот солдат слишком молод, чтобы знать то, что давно уже прошло. Воспоминания вновь нахлынули на Конна. Восстание на Фаргоне, война, туннели, могилы.

В то время Жанна была с ним. Двадцать лет поддерживался мир – тревожное согласие между Союзом и Альянсом. Мир был нужен обеим сторонам, ибо конфронтация не была выгодна никому. Была граница. Альянс строил военные корабли, запрещенные по соглашению, а Союз строил не только военные, но и торговые и грузовые корабли. Все они были до странности похожи друг на друга. С одной стороны, они отражали веяния Нового Века, с другой, носили отголоски старого времени. Явное противостояние наверняка будет, только вопрос – когда.

И Совет был тоже уверен в этом – он готовился к этому, стремясь основать базы на новых мирах, выгодно расположенных в стратегическом отношении и не дающие возможности Альянсу упрекнуть Союз в нарушении соглашения. Такая экспансия должна была образовать замкнутое пространство вокруг Альянса, исключая возможность завоевания Альянсом каких-либо территорий невоенным путем или торговлей.

Постройка кораблей типа «Венчур» была частью этого плана.

Выполнение плана было возложено на специальные подразделения и государственных служащих, выразивших согласие и участие в операции.

Колонна людей в белых одеждах с бритыми головами шла через док. Такая погрузка людей-рабочих на транспорты всегда приводила в шок граждан Альянса и заставляла трепетать граждан Союза. Это была та сторона жизни, которую граждане никогда не видели. Это был источник, из которого черпалась рабочая сила для строительства новых миров. Люди, рожденные в лабораториях – ази-рабочие – работали в домах граждан, на фермах, выполняли те работы, которую не выполняли граждане, это были спокойные трудолюбивые исполнители.

И эти колонны были неестественно спокойны, терпеливы. Бритые головы и белые лица без эмоций были угрюмы и похожи друг на друга.

Идущий в колонне, такой же обритый и белый, не считая голубого треугольника на правой щеке и номера на руке, Марко Гуттиериз чувствовал постоянный страх. Ему сказали: держи глаза расфокусированными во время посадки, и ни о чем не беспокойся. Твой номер занесен в память компьютера. Тебя знают и тебя помнят.

Ази пугали его. Все такие молчаливые и так сконцентрированы на том, что они делают и куда идут. Он смотрел на кого-то в белом впереди себя, и, судя по ширине бедер, это была женщина. Однако он не мог с уверенностью сказать это.

Он не получил неправильную ленту, когда их пропускали через лабораторию, хотя ужасно боялся этого. Он лег в машину в ужасе, что ему поставят не ту ленту и кончится это тем, что ему понадобится помощь психиатра – сотрут его разум, его жизнь, годы обучения... Но все прошло нормально. У него остались только слабые воспоминания о том, что вводили в него.