Старец улыбнулся одними глазами.

— Не надо говорить, только думай, мы слышим тебя. На Ясне мысль слышнее слова.

— Сияна до конца прошла путь животных Терры… — прозвучал в его сознании нежный девичий голос. — Ей внятны речь и мысли. Чутким сердцем она беду и радость различает и первая спешит на помощь. Но она последняя из чудных сих зверей… Тысячелетия назад могучей расой мудрецов, божественных Бореев, были созданы крылатый конь, и белоснежный волк, и птица-сирин, и волшебный лебедь, и благороднейший единорог. И разум, и тела животных тех равно казались совершенны. От диких предков их отличали высокий рост и белоснежный цвет роскошной длинной шерсти. Но верные и добрые созданья перед коварством хищных нелюдей не устояли. Они погибли или одичали во время войн и смут…

— Кто вы? — спросил он мысленно.

— Мы — Веди, — ответил старец. — Ты на Ясне, ты гость святого острова… Я — Бел. И это имя значит Солнце. Оно звучало как Авель, Аполлон, Белун…

Короткие зимние дни мелькали, как светлые всполохи. Он все еще лежал, набираясь сил. Память возвращалась медленно, отдельными яркими вспышками, но с каждым днем он все неотступнее и тверже вспоминал себя, с тоской и томлением думал о Лике, с печалью и жалостью — о матери, с горечью — о Юрке. Однажды он спросил, можно ли было спасти его друга? И получил суровый ответ:

— Нет, он не умел смотреть сквозь пламя…

Старик и девушка были рядом почти неотлучно. Чувствуя его муки обретения памяти, девушка осторожно клала его голову на свои колени и мягкими ласкающими движениями перебирала светлые пряди его волос: за время болезни волосы превратились в золотистую гриву, а борода стала гуще и тверже. Иногда девушка напевала песню, похожую на древнюю молитву, и тогда видения прошлого складывались в осмысленную цепь.

Все это время, кроме чистой воды, налитой в березовую чашу-кап, он ничего не пил. Около его ложа стояла миска, грубо слепленная из необожженной глины. В миске алела зимняя промороженная клюква и брусника, и он изредка пробовал ягоды, но без аппетита. Тело уже не просило земной пищи, но мышцы на удивление быстро крепли, наливались силой и жаждой движения.

Однажды он проснулся раньше обычного. Забытое ощущение могучей, распирающей мышцы силы вернулось к нему. Над Ясной занимался погожий зимний рассвет.

— Вставай, сыне, я помогу тебе одеться, — позвал его Бел.

Он встал, слегка пошатнувшись с непривычки. Старец бережно окутал его широким белым плащом с отверстием для головы, туго опоясал поясом, скованным из серебряных пластин. Получилось подобие просторной, удобной одежды. Старец взял его за плечи и резким движением разогнул их, придав его телу горделивую правильную осанку.

— Теперь пойдем, я покажу тебе нашу Ясну.

Ведогона протянула ему березовую чашу-кап, полную свежего, пахнущего летними травами молока.

— Дажьбожьи внуци млеко творяше мовью, — сказал старик.

Это был очень древний язык. Остатки его сохранились лишь в самых ранних летописях, которые он когда-то изучал… Но он понял все, что сказал ему старец. Среди зимы творить молитвой молоко могли разве только волшебники.

— Пей, Найден. Это дар Ясны тебе, дважды рожденному.

Не чувствуя холода зимы и ледяного покалывания мороза, он босиком шел по заповедному миру, удивляясь окружающим чудесам, как ребенок.

Ясна оказалась гористым островом, затерянным среди непроходимых болот Приполярья. Южный край Ясны, высокий и обрывистый, круто выгнутой излучиной упирался в большое озеро. Веди звали эту округлую песчаную косу Лукоморьем. На заповедном берегу, не смолкая, шумели столетние сосны. Из-под берега летом били родники, но сейчас, остановленные в беге яростным морозом, они недвижно блестели среди камней.

Они шли по дивному миру, петляя среди урочищ и широких заснеженных полян, пробираясь сквозь сумеречные еловые боры и светлые березовые рощи. Веди почти не оставляли следов на рыхлом сверкающем снегу, они и жили, не оставляя грубых следов обитания, поэтому природа их острова казалась девственной, нетронутой. Показывая остров, Бел говорил о том, что природа Ясны лечит и уравновешивает сама себя, и редчайшие виды животных, птиц и растений мирно соседствуют здесь.

В середине острова, окруженные сосновыми борами, темнели невысокие полуразрушенные горы. В складках пород в пещерах и материнских полостях помещался небольшой сад камней. Аметистовые друзы, кристаллы кварца соседствовали с лунниками и прозрачными шпатами. «Такой была вся природа Земли, когда ее еще не грабил человек», — рассказывала Ведогона.

Здесь же, под защитой скал, горело неугасимое пламя. Веди называли его «Огонь Весты».

На следующее утро Ведогона за руку привела его к пламени Весты. Всходило морозное красное солнце. Старец сидел у костра, держа правую руку над огнем. Долгие зимние ночи Бел проводил у священного пламени, но Веди не обожествляли стихий. Этот неугасимый костер был простым и величественным символом жизненного огня и разума. Дул сильный ветер, ярил огонь, шевелил бороду и раздувал белый плащ старца.

— Я нарекаю тебе имя Молник, огненной руной, Молнией Победы ляжет твой путь в полях Яви и Нави. Ты — бессмертный воин Веди. Отец твой Солнце, а матерь — сыра Земля. Все великие и малые создания матери Земли — братья и сестры твои.

В правой руке старца блеснула синеватая сталь. Старец возложил на плечо Молника тяжелый двуручный меч. Взмахнув мечом, он крест-накрест разрубил невидимые тяжи тоски за плечами молодого воина, навсегда отсекая прошлое и зов внешнего мира. Молник даже пошатнулся от силы незримого удара, но устоял на ногах. Ведогона ласково взяла его руку, заглянула в глаза.

— Молник! Прими дар Ясны. — Девушка протянула ему серебряный обруч-венец. — Его носил мой старший брат…

Он встал на колено и склонил голову. Тяжелый обруч охватил лоб, прижал непокорные волосы. Обруч источал слабое тепло. На миг ему показалось, что он ослеп и оглох, но через секунду все чувства прорезались вновь. Зрение углубилось и стало ярче, слух непривычно обострился, словно девушка подарила ему венец Всеведения. Он с изумлением обвел взглядом окрестности. Ровное дыхание спящей природы наполняло Ясну, но в дуплах, норах и тайных берлогах слышалось биение дремлющей жизни. Он рывком подтянулся на каменном уступе и взобрался выше, почти на вершину скалы, и пристально оглядел Ясну с высоты. Фантастические, призрачные существа мелькали в темноте чащи, скользили по солнечным лучам, резвились на сосновых ветках, некоторые спали в причудливых позах, до весны вмороженные в лед. Эти странные создания состояли из воды, воздуха, лучей, из песка, сучьев или сухой травы, но он догадался, что они по-своему разумны и наверняка резвы и шаловливы. На людей они не обращали никакого внимания. Лешии, русалки, кикиморы, водяные и домовые были списаны с этих смешных, временами неуклюжих, временами задиристых существ. Бел неслышно встал рядом с ними.

— Это очень древняя раса разумных, — пояснил он, видя удивление Молника, — и теперь мы дружим с ними, хотя однажды они попытались спорить с нами за обладание Ясной. Они старше людей. Никогда не обижай их. Посмотри, сколько их прибежало, слетелось и приплыло под защиту Ясны. Со многими тебе предстоит подружиться, кто-то попробует затеять ссору или разыграть тебя, но лесные и водяные никогда не приносили настоящего вреда человеку. Здесь, на Ясне, ты встретишь и «звездных странников». Их вид непривычен для земного глаза, но мы свободно общаемся с ними. Наш древний язык и знаки священной Грамоты понятны в космосе. Жаль, что гости из других миров теперь редко посещают Ясну.

— Почему, Учитель?

— Люди планеты Терра скоро утратят Разум в глазах космоса. Земля населена опасными отбросами и представляет угрозу для здравия Вселенной. Но у людей еще есть немного времени, чтобы одуматься… Ты, воин света, поможешь им найти потерянный путь… Да пребудет с тобой сила предков, их великое могучее знание и любовь к живому…