Ведь-ава поняла, что он больше не станет отпираться.

– Ну, это ты зря говоришь, Учват! – она раскрыла ладонь и показала крестик. – Вот он, золотенький! А панар мой на кустике. Ужели не видишь?

Отец Афанасий взглянул на заросли краснотала. И правда, на одной из веток висела рубаха из выбеленного льна.

– Так обвенчаешь меня? – в который раз повторила Ведь-ава. – Кстати, эти гуси – мой подарок. Бери их.

– Как?

– Я их успокою и в хлев загоню. Отвезёшь в Нижний, продашь. В накладе не останешься. Храм подновишь, жене шубку и ожерелье купишь… Теперь крести меня! Прямо здесь, в пруду. Чего стоишь, как идолище?

– Сначала гусей загони, потом крещу.

– Нет уж! – твёрдо сказала Ведь-ава. – Не ломайся, как девка, святой отец! Окрести меня. Сейчас же! Я скромна перед тобой, но могу ведь и силу применить.

Отец Афанасий нехотя осветил пруд, велел богине зайти по плечи в воду и трижды окунуться.

«Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Крещается раба Божия Мариам!» – запел он.

Жена услышала его глубокий могучий бас, выглянула в окно и обомлела, увидев мужа и мокрую голую девицу, на шею которой священник надевал золотой крестик.

– Марё! – закричала попадья. – Вот шлёндра! Ещё с Пиняем не обвенчалась, а уже на моего Учвата жадную паду раззявила!

– Уймись, Чиндё! – прикрикнул на неё отец Афанасий. – Не видишь, я её только что окрестил? Она нам целый двор гусей подарила. За крещение своё да за венчание.

– Она что, некрещёная была? Марё? Мариам? Некрещёная? Так я и поверила тебе, старый потаскун! – сильнее прежнего заголосила его жена, схватила скалку и выскочила в окно.

Добежать до мужа Чиндява не успела. Из залива, словно черви или змеи, выползли связки водорослей и обвили её. Оказавшись в тугом коконе, она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.

– Что мне теперь делать? Уплыть или гусей в хлев загнать? – спокойно спросила Мариам.

– Загоняй! – ответил отец Афанасий. – Только сначала освободи Чиндё.

– Нет уж! Она наказана, – ответила Дева воды и неспешно пошла во двор, даже не надев панар.

Из-за дома послышались гогот и хлопанье крыльев. Отец Афанасий шепнул на ухо перепуганной жене: «Осторожнее, дура!» – и начал снимать с неё водоросли.

Вскоре вернулась Мариам.

– Загнала гусей! – отчиталась она, зашла в воду и нырнула. Через миг из Гремячего ручья выпорхнула птичка с изумрудно-зелёными крыльями и полетела к дому Мины.

– Утонула! – заголосила попадья. – Утонула Марё! Ныряй за ней, Учват, вытаскивай!

– Какая ж ты глупая баба, Чиндё! – досадливо покачал головой отец Афанасий. – Неужто не поняла, кто перед тобой стояла? Ведь-ава не может утонуть. Никому ни слова о ней, а то не сдобровать нам!

Он снял с жены водоросли и под руку повёл её в дом. Самостоятельно идти Чиндява не могла: ноги подкашивались, перед глазами плавали чёрные кляксы…

Вскоре в волоковое окно Мининой избы влетел зимородок с золотым крестиком в клюве и обернулся Ведь-авой. Хозяин в этот момент был во дворе, и за столом одиноко сидела Дева леса.

– Вот! Порадуйся за меня, – сказала ей Ведь-ава. – Я теперь крещёная. Под именем Мариам. Как же тяжело мне это далось! Отец Афанасий упирался, боялся в Ад попасть. Пригрозить пришлось.

– Может, правильно боялся? – хмыкнула Вирь-ава.

– Нет, не попадёт он в Ад, – уверенно ответила Дева воды.

– Это почему же?

– У него такой глубокий бас! – мечтательно сказала Ведь-ава. – Очень, очень низкий голос. А какой красивый! Наслаждалась, когда его слушала. Так что после смерти он окажется в моём мире. Как Мину не отдала Тона ши, так и отца Афанасия не отдам Аду.

Глава 26. Заклинание от ссоры

Найдя избу оз-авы, Денис резко распахнул дверь, ворвался внутрь и увидел хозяйку, которая массировала грудь лежащей на скамье Варваре.

– Всё ещё хуже, чем я думал. У них тут Содом и Гоморра! – завопил он и бросился на Инжаню.

– Стой! – по-русски крикнула она.

Услышав её беспрекословный и тёмный, как воронёная сталь, голос, Денис остановился и опустил топор.

– Лечу твою Толганю, – примирительно улыбнулась ему Инжаня. – Брось топор и посиди здесь, ежели хочешь.

– Что с Толгой? – испуганно спросил он.

– Пока ничего. Нуянза напихала ей в рот снега, но я вовремя их разняла…

– Вот баба омяжная! – покачал головой Денис. – Что ж теперь нам делать?

– Лечить Толганю, чтоб не охрипла. Иначе несдобровать мне…

Варвара поначалу молча слышала разговор мужа с Инжаней, но когда услышала слово «охрипла», в страхе прошептала:

– Я теряю голос?

– Всё будет хорошо, – успокоила её Инжаня. – Я была беспечной, но теперь знаю: тебе нельзя ходить одной. Ни по деревне, ни в лес, ни к реке. Даже днём. Слышь, Денясь! Ты ведь уже ходишь? Провожай и встречай Толгу кажный день.

– Я и за мужа боюсь,– сказала Варвара. – Вдруг полоумная баба нападёт с топором?

– Пусть Денясь берёт с собой оружие, – ответила Инжаня.

– Откель же его взять. За ним ехать надо.

– Куда это? – удивилась Инжаня.

– В лес, – ответила Варвара. – Там схрон.

– Почему я об этом ничего не слышала? – недовольным тоном спросила Инжаня. – Ты ученица моя или нет?

– Ну, сказала бы я…

– Сказала бы – и твой схрон давно был бы здесь. Отправила бы тебя с зятьями Офтая. А теперь…

– А теперь я с ней поеду, – сказал Денис. – Ежели сани дашь.

– Опосля погутарим, – сказала Инжаня и вновь стала натирать мазью Варварину шею и грудь.

Утомившись, она разогнула спину и с усмешкой посмотрела на Дениса:

– Убедился, что у нас тут не Содом и Гоморра?

– Спасибо, Инжаня! – застыдившись, поблагодарил её он.

– Не скучно тебе с нами? Иди, наверное, домой. Поспи, а утром приходи за Толгой.

– Тяжко мне идти по волглому снегу.

– Нога всё-таки ещё не прошла? Прикорни тогда здесь на эземе.

Денис молча бросил на скамью тулуп.

– Ложись-ложись, – сказала ему Инжаня. – Я, когда закончу лечить Толгу, в кершпяле вместе с ней посплю. Не приревнуешь?

Он виновато улыбнулся, лёг на скамью и сразу же захрапел.

Когда Инжаня растолкала его, было уже светло. Варвара сидела за столом, посреди которого стояла миска, до краёв наполненная варениками с ливером и салом.

– Какие вкусные… – решил польстить хозяйке Денис.

– Цёрамат, – подсказала ему Варвара. – У рузов нет таких яств.

– Вот когда станешь оз-авой, Толга, – улыбнулась ей Инжаня. – Тогда и у вас с Денисом мяса станет вдоволь. Кажный день будешь есть хоть цёрамат, хоть «медвежьи лапы». И в окошках ваших слюда заблещет, и на ногах сафьяновые сапожки появятся… Однако достаток – это не самое ценное в жизни. Важнее мир в семье, а я чувствую, что в ней появилась трещинка. Перестали вы доверять друг другу.

– Почему ты так решила? – настороженно посмотрела на неё Варвара.

– Вы уже дней десять не спите в одной постели. Разве не так? – спросила Инжаня.

– Ты что, подсматривала за нами? – вспыхнул Денис.

– Нет. Ты ж сам меня ведьмой назвал. Вот я и чую ведьминым чутьём: не тешитесь вы с тех пор, как вернулись из Томбу. А ведь друг к другу не охладели!

Ни Денис, ни Варвара не решились ей ответить. Оба молча сидели, понурив головы.

– Не охладели! – повторила Инжаня. – Вон как ты, Денясь, вчера Толгу приревновал! Ко мне, а не к мужику какому-нибудь! Значит, жена тебе по-прежнему дорога.

– Зачем я пил с Василием?! – горько вздохнул Денис.– Спьяну много лишнего наговорил, вот Толга и обиделась. Корю себя за это.

– Нет, причина глубже, – возразила Инжаня. – Виноват дух раздора – сялгадома! Он любит шумное застолье, как в той харчевне. Любит пиры и попойки. Как узнает про веселье, так и прилетает, чтоб поссорить людей. В нём причина!