Варвара недоумённо посмотрела на инь-атю.

Хищно усмехнувшись, Офтай отодвинул колоду ногой. Под ней была выкопана ямка, в которой виднелась женская голова.

– Да вот же она! – повторил вслед за инь-атей отец Афанасий и запел:

Кие керось васенце каль,

Кие лазось васенце шяв,

Ся максось вал ломанень вайме,

Ся озафтось ломанень пря.

(Кто первое дерево срубил,

Кто первую лучину отщепил,

Человеческую душу (Ей) обещал,

Человеческую голову посадил.)

Варвара потрясённо молчала.

– Мы принесли Нуянзу в жертву Пресвятой Богородице, – пояснил Офтай. – Так пуромкс решил. И деве Марии хорошо, и тебе приятно.

– Мне? Приятно? – изумлённо подняла брови Варвара.

– Как же? Нам всё ведомо, – ответил отец Афанасий. – Нуянза ведь тебя била. У тебя был выкидыш из-за неё. Мы отплатили ей сторицей за твои мучения. Надели на неё одеяния невесты и четвертовали. Затем положили по куску в основание храма[3]. Под каждый угол будущего сруба. Так боги велели, и так пуромкс решил. Все высказались «за». Никто не воздержался.

Варвара подошла к мельничному омуту и отпрянула: вместо своего отражения она там увидела смеющееся лицо богини воды.

– Пусть будут прочными все четыре угла храма! – торжественно произнёс отец Афанасий. – Повторяй за мной, азорава Толганя!

Ведень кан,

Ведень оцю,

Ведь-ава Мария,

ваномысть…

(Родоначальница воды,

Старшая над водой,

Ведь-ава Мария,

Храни нас.)

Варвара вторила ему тихо, вполголоса. Закончив молитву, отец Афанасий пробасил:

– Теперь восхвалим всех богов! Споём Оз-мору! Неужели откажешься вознести хвалу богам вместе с нами, азорава Толганя? Неужели не станешь петь в полную мощь своего чудесного голоса?

По заливному лугу разнеслись тягучие звуки мокшанских волынок и голоса двух певцов – глубокий бас православного октависта и шуване вайгяль мокшанской оз-авы, тембром напоминающее свежий бортевой мёд…

– Всё-таки настояли на своём! – покачала головой Варвара, когда затихли волынки. – Стройте храм, а я хочу подремать. Устала с дороги.

Она села на коня и поскакала в господский дом.

Варвара долго не могла уснуть. На плечи ей легла власть, которая даже не снилась Инжане. Помещица и жрица в одном лице! При этом стать оз-авой её попросили сами крестьяне. Даже не попросили, а потребовали и так настойчиво, что отказаться было нельзя.

Однако Варвару это не радовало. Наоборот, пугало. Она уже понимала, что властвовать над людьми – не её призвание. Не тот у неё норов, слишком мягкий! Что Инжаню обрадовало бы, ей, Толге, будет в тягость…

С Денисом она увиделась лишь через неделю, когда тот вернулся из ближнего похода, освободив вместе с другими сынами боярскими захваченный татарами ясырь.

– Видишь, как они меня любят? – сказала Варвара мужу. – Пуромкс отомстил за меня Нуянзе, решил провести озказне в честь Пресвятой Богородицы. Нуянзу четвертовали. Потом положили по куску под кажный угол храма.

– Толга! – поразился Денис. – Ты позволила им убить человека? Как ты могла?

– Они всё решили без меня.

– Ты должна их наказать.

– С чего это? Инжаня ведь приносила людей в жертву.

– Только не Богородице. Она не требует жертвоприношений. Не той Марии вы храм строите!

– А кому же? – с наигранным недоумением спросила Варвара.

– Той, с кем ты встретилась посреди Словенского моря. У неё ведь много имён, и Мариам – одно из них.

– Я ни в чём не виновата. Так пуромкс решил.

– Но за кровь Нуянзы придётся ответить не пуромксу, а мне.

– Не бойся! Никто ничего не узнает, – залепетала Варвара. – Дева воды этого не допустит, ежели мы не разозлим её. Надо срочно везти в Нижний письмо Никиты!

– Токмо на Никона и осталась надежда, – вздохнул Денис…

Конец первого тома

----

[1]«Служилый город» – корпорация городовых сынов боярских.

[2]Азорава (мокш.) – владычица, госпожа.

[3] Такие случаи нашли отражение в мордовском фольклоре.