– Мутит меня что-то, – шепнула она Инжане. – От этих лещей, будь они прокляты.

– Неужели не любишь вяленую рыбу? – удивилась тая.

– Как же? Рядом с Жолнямой выросла. Раньше любила рыбку, а теперь не знаю, куда деться от её вони.

– Она разве воняет? Свежая она, – пожала плечами Инжаня и перешла на русский. – А ты, Денясь, чего думаешь? Пропали лещи?

– Да нет, хорошо пахнут.

– Значит, мне мерещится вонь, – вздохнула Варвара. – Может, с недосыпу…

Грунтовая дорога была ухоженной и наезженной, по ней часто ходили повозки между Тамбовом и селом Моршей, где недавно был построен царский двор. Подвода катилась вдоль берега Цны, гладкую поверхность которой укрывал слабый туман. Сосновые боры перемежались с березняками и осинниками. Варвара понемножку принюхалась к запаху лещей, привыкла – и он перестал её раздражать.

На полпути к Тамбову, когда солнце уже высоко поднялось и начало проглядывать между кронами берёз и дубов, на источенный короедом борт телеги сел маленький красный жук.

– Якстерь инжаня! – засмеялась Варвара и толкнула плечом оз-аву.

– Что ж, спросим у неё, поменяется ли погода, – ответила та. – Промокнем на обратном пути или нет.

Она осторожно взяла божью коровку и подбросила, прошептав:

Якстерь инжаня!

Мани афток пиземс?

( Красный жучок!

Ясно будет или дождливо?)

Жук расправил в воздухе крылья и полетел в сторону прибрежного краснотала.

– К вёдру, – порадовалась волховка. – Сухими домой вернёмся. Это хорошо, но чересчур уж бабье лето затянулось! Так не должно быть…

К Студенцу телега подъехала, как и ожидалось, в полдень. Лишь узкая река отделяла путников от стен города.

Денис не видел Тамбов два месяца и поразился тому, как он изменился. Слободы огораживали уже не поваленные деревца с заострёнными сучьями, а плотный острог, совсем свеженький: бурые колья с бледно-жёлтыми остриями ещё не успели посереть.

– Частокол втрое выше тебя, Толга! – шепнул Денис. – И покрепче, чем в Козлове. На совесть мужики сработали!

– Путила Борисович мне про Боборыкина часто рассказывал, – ответила Варвара. – Он не любит этого боярина. Не любит, но уважает. Суровый, говорит, и дельный.

– Я тоже слышала о нём, – поддакнула ей Инжаня. – Здесь, на торге. Строгий он. За плохую работу батогами бьёт…

– А за что ж его Быков не любит? – спросил Денис.

– Из разных дерев они вырублены, – сказала Варвара. – Боборыкин строить укрепления мастер. Не воин он. Из крепости не выезжает почти. Совсем не как Быков. Путила Борисович – как раз боец…

Чтобы попасть в город, нужно было переправиться по мосту через Студенец, дать крюк и проехать через ворота, над которыми высилась деревянная башня, по размерам не уступающая Московской. За ней начинались слободы, где на месте сгоревших изб стояли новые – добротные, срубленные из толстых сосновых брёвен.

– И башню отгрохали, и дома заново отстроили… Когда успели? – вновь начал ахать Денис.

– Чему ты дивишься? – усмехнулась Инжаня. – Боборыкин раньше воеводой был в Шацке. Связи завязал. Тамошние помещики в Томбу крестьян шлют. В помощь воеводе. Лес валить. Брёвна возить. Город строить.

– Взапрок дельный воевода, – сказал Денис.

– Ты всё ещё хочешь к Боборыкину? – насторожилась Варвара.

Тот в ответ тяжело вздохнул.

– Хочешь, значит… – грустно сказала жена.

– Толганя, мы зачем сюда приехали? – вмешалась в их разговор Инжаня. – Семейные ссоры устраивать или колосник покупать?

Торг располагался недалеко от Московских ворот – как раз там, где два месяца назад козловцы устанавливали дубовые щиты и где Денис впервые в жизни бился с татарами. Теперь там ничего не напоминало о сражении двухмесячной давности. По краям площади тянулись торговые ряды. С южной стороны продавцы разложили на прилавках ткани, меха и одежду, с восточного края продавалась ества, а с западного – скобяные товары и утварь.

Только с севера не было ни лавок, ни подвод, ни лотков. Там высилась недавно построенная деревянная церковь Знамения, а чуть правее, ближе к Московским воротам, находились кабак и постоялый двор с харчевней.

Продовольственные ряды всем видом показывали, что вчера был вержи – «день крови». Прилавки ломились от ещё не распроданного мяса и ливера, свиных ножек и голов, тушек кур, уток и гусей.

Солнце уже перевалило через зенит и начало снижаться, и на площади людское бучило замедляло своё кружение. Постепенно редели толпы покупателей. Коробейники складывали лотки и оставляли их у лавочников. Продавцы, чтобы поскорее распродать остатки товаров, сбрасывали цены. Уезжали домой опустевшие повозки, вместо них становились новые – те, что приехали издалека и успели к шапошному разбору.

Инжаня велела Валгаю примостить телегу возле подводы с мясом.

– Здесь неподалёку лавка одного купчика, – пояснила она. – За пуд мёда даёт восемь алтын. К нему пока не поедем, попробуем продать дороже.

Валгай спустил с телеги две кадки. Инжаня села на одну из них, а другую открыла, чтобы запах лесного мёда растёкся по пространству вокруг повозки.

Первый покупатель не заставил себя ждать. Подошёл к телеге с пустым горшком, спросил:

– Почём медок, мордва?

– Рубль за пуд, – ответила Инжаня.

– Побойся Бога! Таких цен даже в Москве нет. Ну, восемь алтын за пуд, ну, десять…

– Ты разве пуд берёшь? В руках горшок на два безмена[1].

– За безмен по алтыну заплачу. Хорошая ж цена. Из здешних купчиков тебе никто столько не даст.

– Хорошая-то хорошая… Ну, наложу я тебе горшок мёду, а что с остатком делать? Куда его девать? Кто ж у меня купит неполную пудовку? Или прикажешь мне до утра её продавать? Нет уж! Ежели всю кадку берёшь – будем ладиться. Нет – ступай своей дорогой.

Покупатель вздохнул и отошёл от несговорчивой мордовки. Подходили к ней ещё три слободских жителя, но и у них с ничего не получилось.

– Инжаня, почто так дорого просишь? Втрое ведь цену задрала… – спросил Денис.

– Дурак налетит – купит и по рублю. Нам выгода будет. Бывало ж такое. Умный торговаться начнёт. Поладим как-нибудь.

Они простояли ещё порядочно, прежде чем подошёл дьячок из церкви Знамения.

– Батюшка послал за воском. Есть у тебя?

– Три рубля за пуд. Сколько нужно?

– Пять безменов.

– Всего-то? – разочарованно скривила губы Инжаня.

– Батюшка сказал «пять безменов».

– Тогда по семь алтын за безмен.

Дьячок купил воск, не торгуясь, и побежал с ним к храму. После него к подводе долго никто не подходил, и Денис крепко забеспокоился: продажа мёда затягивалась, а лещами никто даже не интересовался.

– Приехали-то мы за колосником, – напомнил он. – Успеем ли купить?

– Найдём твой колосник… если он вообще тут есть, – махнула рукой Инжаня. – Это тебе он нужен, а я за денежками сюда приехала.

Денис толкнул жену:

– Толга, помоги мне спуститься с телеги. Один пойду к скобяным рядам!

Варвара нехотя спрыгнула на землю и протянула мужу руку, но тут к подводе подошли пятеро стрельцов. Один из них – рыжебородый, в кафтане с меховым подбоем – впился в Инжаню крохотными острыми глазками:

– Откуда липец, хозяйка?

– С низовьев Челнавки, – расплывчато ответила Инжаня. – А как ты понял, что это липец? По запаху или по цвету различаешь?

– А то нешто! – ответил он.

– Теперь на вкус попробуй и убедись…

Она окунула ложку в мёд и протянула стрелецкому начальнику.

– Добрый липец, валожный! – похвалил он Инжанин товар. – Сколько хочешь за бадью?

– Всю бадью берёшь?

– Весь твой мёд. В поход скоро идём, вот и собираем запас.

– Тогда рубль за пуд. Вместе с парем.

– Окстись, хозяйка!

– К чему мне кститься? Креста не ношу. У меня свои боги. Ну, так будешь брать?

– Настоящую цену назови.

– Полтину за пуд, сказала же.