Она с минуту простояла в задумчивости, потом уверенно отчеканила:

– Ты же хромой, Денясь! Еду с тобой. Следить буду. Чтоб не споткнулся, чтоб нога опять не заболела. Вместе выбирать колосник будем.

– Добро, Толга, – грустно улыбнулся Денис.

– Значит, едем, – сказала Варвара и повернулась к Валгаю:

– Завтра встань затемно и беги к нам. Поедем в Томбу.

Парень понял, что никакой работы в кузнице уже не будет, а значит, он больше не нужен.

– Пойду? – спросил он.

Варвара кивнула, и подмастерье побежал домой.

– Почто же ты поклялась Инжане, что не покинешь деревню? – спросил Денис, когда они остались одни.

– Она будто заворожила меня. Клещила, давила. Говорила: «Тяжёлые времена настают. Деревне трудно без оз-авы».

– А ты здесь причём? Инжаня умирать собралась?

– Не знаю. Она мне сулила: «Ты оз-ава! Скоро, скоро ты будешь оз-авой».

– Значит, Инжаня чует скорую смерть. Она же ведьма, вот и чует… А что за трудные времена настают?

– Крепостные времена. Она говорит, что зря Офтай надеется. Не сможет защитить себя деревня. Не нужно боевое оружие. Нужна оз-ава. Молодая оз-ава. Красивая оз-ава. Она – утешение.

– Выходит, не токмо мы с тобой, но и Инжаня это разумеет. Знает, что оружие деревню не спасёт. Тогда для чего я здесь потребен?

– Офтай спорит с ней. Настаивает. Думает, деревня сможет отогнать всех врагов.

– Но ты ведь знаешь, что не сможет.

– Вестимо, знаю, – вздохнула Варвара. – Моя Лайме! Мы хотели воли. Хотели не платить тягло, не платить ясак. Думали воевать. И с рузами, и с татарами. Не сумели! Начали сражаться, и татары нас перебили. Легко-легко! Всех нас! Я одна убежала. В лес. На дерево залезла. Погибла моя Лайме! А Вирь-атя разве другая? Выбирать ей придётся. Или рузы, или татары. Рузы лучше. В полон не уводят. В рабство не продают. К земле прикрепляют. Крепостные времена настают!

– Но ведь и нас с тобой закрепостят, если мы тут останемся. Ты об этом не думала?

– Здесь мокшет живут. Я мокшава. Я с ними.

– Но я-то не мокшава…

– Не мокшаля, – поправила его Варвара. – Я мокшава. Инжаня – мокшава. Офтай – мокшаля. Валгай – мокшаля. Все мы – мокшет. А ты – не мокшаля. Понял?

– Да, я не мокшаля, – раздражённо кивнул Денис. – Не верю я в ваших богов! И вот о чём подумай. Если всех закрепостят, то и кстить будут. Насильно. К купели поведут. Всех! Как же ты сможешь быть оз-авой?

– Тайком. Вечор в церковь молимся, а изутра на кереметь идём. Инжаня сказала, так можно. Мина так живёт.

– Что за Мина?

– Забыл? Его Ведь-ава женила. На себе. Он в селе живёт. Под Нижним. Поп там есть. Он в церкви святой отец, а на керемети – оз-атя.

– Кто тебе такое сказал? – насторожился Денис.

– Инжаня. Видишь, эрзя может так. Почему же мокша не может? Я оз-ава, а Офтай – поп. Или сын его Тумай. Отец Тимофей. Или даже ты. Отец Дионисий!

– Ловко придумала! – хмыкнул он. – Токмо я ведь о другом счастье мечтаю.

– Бросишь меня?

– Нет, останусь с тобой, но буду зол на тебя, – вздохнул он, вспомнив слова Варвары.

– Вытерплю твою злость. Лишь бы ты был рядом…

Денис улыбнулся и поцеловал её:

– Добро, Толганя. Теперь пошли отсель.

Заперев кузницу, они сразу же отправились к Офтаю просить лошадь.

На пустыре кузнечики яростно исполняли прощальные трели – чувствовали, что затянувшееся бабье скоро закончится, и их тельца заледенеют от нагрянувшего мороза. Денис ковылял через силу: нога болела всё сильнее. Варвара придерживала его под руку – боялась, что муж споткнётся.

Офтай усадил супругов за стол, налил им позы, угостил тушёным с овощами зайцем, которого недавно принесли ему зятья. Они удачно поохотились: хватило и себе, и тестю.

– Ну как тебе мальчик? – спросил Офтай. – Будет толк от него?

Варвара перевела вопрос.

– Не в Валгае ваша беда, – ответил Денис. – Он паренёк смышлёный. Научу его ковать сабельки из уклада.

– А из булата?

– Булат лить не умею. И никто на Руси не может. Сделаю вам оружие из уклада. Доброго уклада. Даже три-четыре сабельки сделаю. Хоть угорского выкова[2], хоть польского. Токмо вот горн у вас плох. Мехи впустую качаете. Нет доброго пламени – не будет и оружия. Даже плохонького.

– Плох горн, говоришь? Его можно переделать?

– Нужно поставить колосник.

– Ты же кузнец, почему не сделаешь?

– Чугунный нужен. Здесь такой не выплавишь. Не тот огонь.

– Где ж его взять?

– Их из Тулы сюда привозят. Недёшево колосник обойдётся, зато прослужит долго. В город надо за ним ехать. В Тонбов.

– Дорогой он, выходит, этот колосник?

– Ты же хочешь, что я наковал оружие для всей деревни. Не жмись, Офтай, раз уж решил вооружать людей.

– И когда ж накуёшь?

– Нескоро. Сначала руду нужно наготовить. Всей деревней добывать будем: много её потребуется. Зимой придётся лёд в болотах долбить, мёрзлое дно копать. Много сил уйдёт! Потом крицу начнём варить. Затем с ней буду возиться, очищать… Оружие ковать начну летом, не раньше.

Жена перевела ответ Дениса слово в слово. Лицо Офтая сделалось печальным и сосредоточенным. Он долго молча размышлял, потом вяло сказал:

– Толга, сбегай за Инжаней! Посоветоваться надо.

У Варвары душа ушла в пятки. «Всё пропало! Оз-ава разубедит Офтая. Скажет, бесполезны перья, сабли и пищали. Инь-атя уже сейчас испугался затрат. Он согласится с Инжаней. Денис тогда уедет и запишется в стрельцы, а мне что делать?» – судорожно думала она, но всё же взяла себя в руки, поднялась и побрела к дому Инжани.

Та отдыхала после обеда. Сидела на эземе и, вертя тонкими пальцами чащу со шкаень пуре, потихоньку цедила напиток богов.

– Зачем пожаловала, Толганя? – с усмешкой спросила она. – Сегодня я тебя не ждала.

– Я тебе матерью клялась, что останусь здесь и буду оз-авой, – взмолилась Варвара. – Пообещай кое-что и ты…

– Ишь какая! Молокососка, а с гонором. Чего от меня хочешь?

– Тебя Офтай зовёт. Посоветоваться хочет. Засомневался он. Того гляди передумает ковать оружие для всей деревни.

– Ну, и хорошо. Пустая это затея. Делай оружие или не делай, всё одно. Отдадут нас монастырю, сыну боярскому или стрелецкому сотнику. К этому всё идёт, девочка.

– А как же Денис? Что здесь ему делать, если Офтай раздумает вооружать деревню? Он научит Валгая ковать инвентарь и уедет в город, запишется в служилые… а я здесь останусь соломенной вдовой. Потому как тебе обещала остаться, матерью клялась. Потеряю я Дениса.

– Ах, вот оно что! – ухмыльнулась Инжаня. – Хорошо, Толганя. Помогу тебе… но подумай, какое бремя я повешу на свою вайме? Подвигну односельчан на тяжёлый ненужный труд. Вселю в них напрасные надежды…

– Понимаю… – неуверенно промямлила Варвара.

– Тогда помни: ты – моя должница. Не забыла, что я тебе говорила про веник?

– Да. Нужно схватить самый старый тяльме. В твоей бане, у окна.

– Вот! А теперь клянись ещё раз.

Инжаня поставила чащу на пол, так и не выпив из неё ни капли, подошла к печи и вновь вынула из подпечка липовое поленце.

– Переступай, Толга! Клянись вайме своей матери, что побежишь к венику во что бы то ни стало, несмотря ни на что. Не сможешь бежать – поползёшь. Сразу же, как только увидишь меня умирающей.

Варвара покорно переступила через обрубок липового ствола.

– Моя помощь дорого стоит, – посмотрев ей в глаза, задушевно произнесла Инжаня. – Я ведь пойду против совести. Платой станет твоя вайме.

Варвара побелела от ужаса.

– Что станет с моей душой?

– Не пугайся! – ласково улыбнулась Инжаня. – Ничего страшного с ней не случится. Потом всё узнаешь. Пока об этом не думай. О чём-нибудь ещё хочешь меня попросить?

– Да, – собравшись, ответила Варвара. – Давай повременим с занятиями. Вот нога у мужа пройдёт, и я снова стану к тебе ходить. В любое время дня. Денис провожать будет.