– Не сразу.

Она ощупала зипун мужа и открыла липовую баклажку с хлебным вином.

– Весь мокрый! Вот, выпей!

– У меня рот пересох. Пить хочу. Воды хочу! А ты мне чёртово зелье суёшь.

– Он греет. Не даёт простыть. Выпей… а вода ещё встречается. Когда-нибудь. Ручей… или родник… Непременно встречается. Пей!

Денис оглядел Варвару. Она тоже промокла, дрожала от холода и жалко выглядела после ночных блужданий по лесу. К мокрому, мятому и грязному шушпану прилипли бурые листья и кусочки коры. Понёвы на ней не было. Платок она тоже потеряла. Распущенные волосы спутались, напитались водой и казались темнее, чем были на самом деле. Онучи сбились, сползли на короткие голенища сапожек. Голые ляжки посинели и покрылись мурашками. Ну, как её было не послушать?

Он сделал глоток. Рот обожгла вонючая крепкая жидкость, и Денис закашлялся. Нестерпимо захотелось пить, и он вновь припал губами к мокрому рукаву зипуна.

– Не надо! Не соси грязь, Денясь! Терпи! – затараторила Варвара. – Оцю Шкай, Вярде Шкай, какой же ты мокрый!

– У тебя одёжа тоже проволгла, – он потрогал её шушпан. – Да, до нитки! А почему ноги голые? Где твоя понька?

– Как в понёве влезть на дуб? Увидела вашу драку – и сразу в лес, сразу на дерево! Влезла. Не помню, как. Понёвы нету…

– А косматишься почему? Где платок?

– Там же. Сидела на суку. Сверху смотрела. Костёр ещё горел. Видела: ты полз в лес. А потом дождик опять пошёл. Огонь погас. Я мокла и радовалась. Пякпяк радовалась! Ты живой! Из всех ты один не в Тона ши.

– Остальные мертвы?

– Да.

– Почему сразу не пошла за мной?

– Как слезть с дуба? Ничего не видно, а он мокрый… Но потом небо прояснилось, луна взошла, светло стало. Вот я и слезла. Однако платок за ветку зацепился. Платка нету. На дубе остался… Не смерти я испугалась, Денясь! Позора! Я ж год у Быкова жила. Знаю: его люди насилие творят над жёнами тех, кто бежит из Козлова. Натешились бы они со мной, и ты б меня бросил.

– Не бросил бы, но правильно сделала, что убежала… А как же ты меня нашла?

– Кровь. Следы на листьях. Дождик не всё смыл. Под ветками ведь сухо. Почти.

– К повозке подходила?

– Как слезла с дуба – сразу к телеге. Смотрю Акима, смотрю Фёдора, смотрю людей Путилы… Никто не дышит. Никто не вздрогнет. Взяла их калиты. Шесть сняла! Там серебро. Много серебра. Мы богатые.

– Кому здесь нужно серебро? – Денис с усмешкой посмотрел по сторонам. – Птицам? Зверью?

– Мы должны выбраться! Ещё я две сабли взяла. Ручницу взяла. Ларчик взяла. Твой подарок!

– Куда ж ты всё это дела?

– Нора. Там варьдува[1] жил. Навалила ветки, набросала листья. Хотела опять к телеге, ещё взять что-нибудь… но у неё уже стрельцы. Грузили тела…

– Тебя не заметили?

– Я родилась в лесу, Денясь! – обиженно ответила Варвара.

– Куда они поехали?

– Не в Козлов. В другую сторону.

– Они твой схрон не искали?

– Нет. Он цел. Потом берём.

– Ежели выживем.

Варвара испуганно посмотрела на него, потом собралась с силами и улыбнулась:

– Выживем, Денясь! Непременно выживем! Ты же здоровый мужик.

Варвара пощупала его лоб.

– Холодный! – обрадовалась она. – Зверь тебя обходит, жар не берёт… Крепкий ты, везучий! Я и раньше верила, а теперь пякпяк верю. В твою службу. В твой поместный оклад.

– Самое время мечтать о поместьях! – засмеялся Денис, поглядев на тёмные стволы осин.

– Надо мечтать. Всегда! О нас, о наших детях. Хочу детей. Люблю детей. И тебя люблю. Ты сильный, храбрый. Три татара убил и черкаса… но зачем меня устрашился?

– Перепутал… Мне ночесь такое привиделось! То ли сон, то ли явь… Громадная одноногая девица раскидала вторую погоню, а потом напоила меня молоком.

– Вирь-ава! Здесь ей молятся. Возле Эчке тума.

– Что за зверь?

– Эчке тума. Оцю тума. Инь-ару тума…

– Ничего не понял.

– Толстый… Высокий… ммм… Святой дуб!

– Священный дуб, наверное? – поправил её Денис.

– Ага! Эчке тума близко. Солнце высоко, и начинают. Руки… ммм… касфтыхть.

Она воздела руки к небу.

– Молятся? – понял Денис.

– Колмагемонь… это… колма… кемонь… три… десять…

– Тридцать раз молятся?

– Ага.

– Кому? Дубу или чертовке?

– Вирь-ава не чертовка, – вновь обиделась Варвара. – Вирь-ава – бог-ава! С ней не надо встречаться. Убьёт либо защекочет! Вирьге ётак – Вирь-авада потак.

– Как-как?

– По лесу иди, а от Вирь-авы пяться. Токмо так от неё уйдёшь.

– Ты тоже от неё пятилась?

– Нет. Она добрая была. Видела меня, но не убила, не защекотала. А тебя Дева леса спасла. Кормила грудью.

– Значит, это был не сон, – вздохнул Денис. – Я взапрок ласкал чудище.

– Эту измену я прощаю. Ты везучий! Ты пил молоко Вирь-авы. Ты целовал Вирь-аву, ласкал Вирь-аву!

– Такое страшилище!

– Она стала девица. Обычная девица. Две ноги. Глаза тёмные и печальные, лицо приятное, зубы ровные… Токмо сиськи такие же. Большие-пребольшие, аж страшно. И молока в них много-много. Она же кормит волчат-сирот.

– Не видел я её такую. Она грудью навалилась мне на лицо, обволокла его. Я чуть не задохнулся. Вправду страшно… но что мы теперь-то будем делать?

– Нам пора к Эчке тума.

– Нога болит адски. Даже когда лежу! Смогу ли ползти?

– Как я тебя потащу? Ты тяжёлый, неподъёмный… Ползи, Денясь! Ползи!

– И долго ползти?

– Сисем… Сяда… Семь… Сто… … Семь раз сто. Вот!

– Семьсот шагов?

– Ага.

– Неужто нет полян ближе?

– Есть, – ответила Варвара. – Но ты ползёшь к доброй поляне. Там нам рады. Я тут все деревни знаю. Поверь мне.

Это была пытка! Настоящая пытка! Сапог сжимал распухшую ногу, как тиски палача. При каждом движении боль становилась нестерпимой. Путь длиной в семьсот шагов дался Денису намного тяжелее, чем верста, которую он преодолел ночью.

Жена шла впереди, подбадривала Дениса и очищала ему дорогу от валежника и папоротника. Наконец, они услышали журчание ручья. Варвара свернула конус из бересты, побежала к родничку и зачерпнула воды, бормоча:

Оцю Ведь-азоравать

Пирьф кучкава кичкор лепе.

Лепеть алда лиси лихтипря.

Тя урмать

Денясонь мандаста штасы.

(У великой владычицы воды

Посреди двора кривая ольха.

Из-под ольхи бьёт ключ.

Он болезнь

Из щиколотки Дениса вымоет.)

Помолившись, Варвара сама попила и принесла напиться мужу, а потом начала поливать ледяной водой его сапог.

– Владычица воды облегчит твою боль, – шепнула она. – Там, у родника, я попросила её вылечить твою ногу. Ведь-ава должна помочь.

И правда, Денису стало чуть легче. Он стал ползти чуть быстрее. Варвара шла впереди, расчищая ему путь.

– Ведь-ава… Владычица воды… – вслух задумался Денис. – Это такое же страшилище, как Вирь-ава?

– Напротив, красавица, – засмеялась Варвара. – Всё в ней соразмерно. Волосы белокурые, густые. Кожа белей снега, аж светится…

– Как у тебя?

– Брось! Я обычная, а у неё и лицо прекрасное, и тело. Прекрасней не бывает. Глаза синие-синие, чистые и суровые. Нрав, однако, у неё свирепый…

– Помнится, я её видел. Или, может, привержилось?..

– Скорей, привиделось, – сказала Варвара.

Вскоре осинник сменился редколесьем. На ветвях берёз и молодых дубов висели шкуры коз, овец и коров, огромные пироги, корзины со снедью…

– Глядай, диво какое! – ахнул Денис.

– Наша роща, – ответила его жена. – Дары богам.

– И той чертовке?

– Вирь-ава не чертовка. Она бог-ава.

– Богиня, – поправил жену Денис.

– Да, богиня! Она тебя спасла, молоком напоила – вот ты и живой. Зачем её чертовкой зовёшь?

----

[1]Варьдува (мокш.) – барсук.

Часть 2. Деревня на Челновой