Но объяснить это, да еще так, чтобы Каро не объявила без обиняков, что я попросту слаба на передок, показалось мне задачей трудной.

Вот я и сказала ей просто:

— Приезжай давай.

Так и условились – я ее жду и в ожидании ее особо по жесткачу не гуляю. Слова «грешить» мы с ней, кажется, обе не приемлем.

С Рози все заметно проще, по крайней мере, в объяснении:

— Он что, наобещал тебе, что ее бросит?

— Нет. Наоборот – он сказал, что вообще-то неплохо в нее внедряется, а я ему мешаю.

— Офигеть. Он тоже требовал, чтоб ты от него отстала, а ты не отстала... и потом вы и...

— Сахарок, сахарок... – смеюсь. – Полегче. Забыла, кто я?

— М-да, ты права. Ладно, значит... значит... ой, каз-зе-е-ел... он двух захотел... его от этого прет... так, что ли?

— Не знаю. Позавчера он говорил мне, что его от меня прет. Позапозавчера, вернее. Но позавчера, кажется, тоже.

— Да он, наверно, просто тупо поскубался с ней? А?.. – чуть не хлопает себя по лбу Рози и смотрит на меня в отчаянии. – Решил с тобой выпустить пар.

На самом деле я не рассматривала этот вариант.

Да даже если и так – разве теперь это важно? – мысленно вопрошаю откуда-то оттуда, со своих олимпийских верхов. Мы ведь... на такой уровень новый вознеслись... мы с ним... мы оба... что нам не надо этого... этих условностей... чтоб над этим париться... и подумать смешно... эм-м-м... или...

— Блин, думаешь, правда? – спрашиваю у Рози, еле дыша.

— Да легко! – она полна уже не отчаяния, а трагизма.

— Ну что ж, помирятся. Мне похер.

Стараюсь придать своему голосу максимум убедительности и рассуждаю резонно:

— Что я ему – наложница какая-нибудь? Извечно зареванная, ждущая, что он «с женой разведется»? Я, вон, сама с мужем развелась, когда мне приспичило.

— Как же, помним.

— А они и не женаты. Но – в добрый час.

— А хорошенько он тебя... торкнул, — замечает Рози. – Обновил, как же... Блин, аж интересно, что вы там...

— Поверь мне, Рози, ничего особенного. По крайней мере, по твоим меркам.

– Я, между прочим, тебя понимаю.

— Понимаешь? – усмехаюсь.

— Понимаю. У меня так же... – Рози сует в рот невероятно огромную порцию мороженого: – ...с моими диетами, – проглатывает, прежде чем успеваю остановить ее – все это не стоит застуженного горла. – Калории на сегодня вроде исчерпала, эпп хавать не велит, да вроде давным-давно уже привыкла к своим порциям. Но вот какая-нибудь сволочь разворачивает перед тобой шоколадку, прям под нос сует... Ты ломишься сначала взвесить шоколадку, затем – сосчитать калории, чтобы потом отполовинить да угостить кусочком от своей половинки кого-нибудь другого, но руки сами – в рот! И ты – ам!

— В рот – и ам! – подтверждаю, старательно отгоняя саму мысль о пошлостях.

— А дальше – вопрос техники...

***

Февраль на исходе.

Меня, конечно, во многом можно упрекнуть, но только не в том, что я врала.

Я не врала Рози, я не врала Каро – нас с ним будто подменили.

Предположение Рози насчет Нины не ранило меня – легонько царапнуло коготком любопытства. Женщины – любопытные заразы. Еще с тех самых пор, с яблоком. По-видимому, во мне тоже не искоренился этот библейский атавизм.

В следующий раз мы с ним отлеживаемся у меня «после». За окном дубак, такой сухой, морозный февральский день. Рик как раз тихонько теребит мои соски, покручивает то один, то другой, а сам говорит ей по телефону:

— Да. Ладно, я за тобой заеду.

Ее ответ слышен невнятно – кажется, что-то типа «соскучилась».

— Мгм. Пока.

— Помирились? – спрашиваю его затем просто.

— Мгм, — отвечает он так же просто.

Затем смотрит на часы на телефоне и, убедившись, что в его распоряжении еще достаточно времени, ставит его на «мьют» и откладывает в сторону. Перекатившись ко мне, дает обнять себя ногами и нависает надо мной.

После долгих поцелуев взасос Рик занимается со мной любовью, лишь вскользь посетовав, что перед финалом нужно надевать презерватив. Когда уезжает, я даже провожаю его, и мы снова долго целуемся в дверях. На том и удовлетворяется мое проснувшееся было женское любопытство.

Я для него запретнее, чем он для меня. В этом, пожалуй, наше единственное различие. Хотим же мы друг друга с одинаковой силой. Как будто вернулась былая сумасшедше-страстная влюбленность, удесятерилась теперь.

Мне кажется, мы узнали друг от друга все претензии и, оттолкнув их, как ненужные, ушли друг в друга. Еще мне кажется, что наши встречи – своего рода дополнение, недостающая деталь от наших жизней.

Отсутствие стыда вскарабкалось на новый уровень – нет человека, в обществе которого мне было бы теперь неловко повстречаться с Риком. Поцеловать его при встрече. У него со мной то же самое. Правда, Нины при этом не бывает.

Я не встречаюсь с Ниной. Если бы ворошила в памяти тот наш с ней телефонный разговор и то, как она бросила мне, что Рик ей никогда обо мне не рассказывал, то сейчас с удовлетворенной желчностью могла бы бросить ей то же самое.

Могла бы. Но я, как оказалось, независтлива и злорадствовать не умею. К тому же я так и не завела привычки вообще о ней вспоминать. Возможно, для нее теперь настали не самые простые времена. Запариваюсь над этим, наверно, еще меньше, чем сам Рик.

А может, Нина знает или догадывается о нашей связи и пилит его дома, однако он приезжает и преспокойно оттягивается со мной, ни на секунду не задумываясь. Я же задумываюсь еще менее, чем «ни на секунду».

Когда плаваешь в кругосветном путешествии, которого так долго ждал, то станешь ли расстраиваться, если узнаешь, что кто-то из других пассажиров страдает страшной морской болезнью? Тем более, если пассажиров этих на палубе ты не видишь, а о том, каково им, можешь лишь догадываться. Максимум, что ты отмечаешь – это некий прилив нейтрально-равнодушного сочувствия, потому что сочувствие это не чуждо тебе в принципе и ты, возможно, читал, в каких случаях надлежит его испытывать.

Нет, он не думает уходить от Нины. Оттого ли, что я не звала его вернуться ко мне? Или может, для познания наших с ним новоявленных радостей это попросту ненужно. Они «гражданские» или как их там еще, а мы любовники. Я врастаю в это сразу, стремительно и незаметно, поэтому самой мне поначалу кажется, что мне плевать.

— Не ожидала от тебя. Ты ж поощряешь многоженство, — талдычит мне Каро.

— Я поощряю исполнение собственных желаний, — возражаю я.

Которые совпадают с его желаниями. Оттого нам с ним так хорошо, как это ни парадоксально.

— Ну, что думаешь? – спрашиваю.

— Нормально, — говорит Рик. – Должно получиться.

— Поможешь?..

Он только смотрит, осклабившись.

Рик приехал вместе со мной на новый объект. Отсюда я могла бы помахать рукой маме на работу. Мало того – новый объект напрямую связан с маминой работой.

Маминой школе не хватает помещений. Вернее, будет не хватать, когда корона устаканится, и все ученики вернутся. В городском сенате им дают опустевшее соседнее здание, в котором до короны размещался развлекательный центр. Школе даже выделяют средства на ремонт здания, который нужно будет провести до возвращения учеников. Вернее, это ремонт с элементами крупномасштабного перестраивания. Проектирует официально наш Аквариус.

Не все у нас в восторге от этого проекта, мол, браться за заказы городской администрации – дело бесперспективное. Я перед своими не афиширую, что речь тут идет о школе моей мамы – просто берусь за дело. Понимаю, что на поддержку со «школой», как я называю проект, рассчитывать не придется, зато придется перерабатывать. Что ж, мне не привыкать.

Маме решила о своем участии помалкивать, пока не обозначится продвижение. Она замечает, что я стала еще больше работать. Я лишь терпеливо выслушиваю ее пророчества, что, мол, мой трудоголизм до хорошего не доведет.

Мне никто не помогает, зато и не контролирует никто. Мне обещал свою поддержку Рик, на деле же я раздаю заказы на разные подряды его знакомым фирмам, в том числе, Аднану и его бригаде. Говорит с ними, в основном, он. Делать, вроде, что-то делают. Главное, ремонт на месте не стоит.