Но теперь он отчётливо понял, что не похож на её папу. Морозов вспомнил безжизненный взгляд, которым она смотрела на него у двери маленькой комнатки. Он не папа. Он как тот монстр, который задушил её мать!

Лана сказала сегодня, что любит его, Морозова, больше жизни. Что это навсегда. «Я это ты, ты — это я». «Ну так женись!». А он слышал только себя, свои глупые страхи и неуверенность. Он убил Лану, у неё стали неживые глаза! И себя убил.

Нет, ничего подобного! Он вымолит у неё прощение! Сотрёт из её памяти этот ужасный, оскорбительный для неё разговор! И он привяжет её к себе, как она хотела. Чем скорее, тем лучше!

С этими мыслями он, наконец, провалился в короткий тяжёлый сон.

* * * * * * *

Морозов ехал в город и неистово надеялся на то, что пробок на въезде нет. Ещё не час пик, не должно быть.

Он еле дождался обеденного перерыва на конференции, оставил помощника там и уехал. Он не мог больше находится там, его всё сильнее охватывало беспокойство, которое росло в геометрической прогрессии. Ему необходимо увидеть, услышать и обнять Лану, быстрее, быстрее! Прямо сейчас!

Он приедет в институт, зайдёт в кабинет и сразу обнимет Лану, прижмёт к себе так сильно, как только сможет.

Они никогда не обнимались на работе. Все знали об их отношениях, но они никогда не позволяли себе вольностей в стенах института. Это было их личное, не для чужих глаз. И даже за закрытой дверью кабинета между ними была только работа. Работа — святое для него, вся его жизнь. Лана это понимала и всегда относилась с уважением к данному факту.

Сейчас ему впервые было плевать на работу. Потому что этой ночью, а особенно потом, утром, Морозов понял: вся его жизнь — это семья, Лана и Андрей. Он уделял Андрею слишком мало времени. Конечно, он старался говорить с ним всегда, слушать его, вместе рассуждать, наставлять, никогда не отмахивался, но всё равно, его было мало в жизни Андрея. Андрей вырос прекрасным человеком, и это ему Морозов обязан появлением в его жизни Ланы.

Без Ланы всё теряет смысл. Всё.

Пробки не было, но машины на въезде двигались всё равно медленно. Морозов нетерпеливо барабанил пальцами по рулю.

Он вдруг вспомнил, что у него до сих пор выключен телефон: это было одним из требований на конференции, ведь там много точных приборов.

Ругая себя, включил. Вдруг Лана звонила? Ну вдруг? Может, она уже не сердится так?

Лана, конечно, не звонила, она никогда не звонила на научные мероприятия, зная о приборах, всегда ждала звонка от него.

Зато от главного три пропущенных. Странно, уж он-то наверняка знает о том, что на конференцию не дозвониться!

Морозов позвонил Лане. Сигнал прошёл, но она не ответила. На работе у неё телефон всегда на беззвучном режиме; наверно, не слышит.

Главному звонить не стал: приедет скоро, узнает, в чём дело.

Он открыл двери в кабинет и снова закрыл, вдруг усомнившись, к себе ли заходит: в маленькой «приёмной» было тихо и сумрачно. Ни света, ни шума офисной техники, ни запаха духов Ланы… И самой её нет.

Очень странно. Обед у неё закончился. Она, даже если уходила куда-то в перерыв, всегда возвращалась вовремя.

Он решил подняться к главному, узнать, зачем тот звонил. Пока поднимался, вновь позвонил Лане, и она опять не взяла трубку.

Внезапно к его беспокойству добавился какой-то липкий, алогичный страх. Где она?!

— О, на ловца и зверь бежит! — энергично встретил его главный. — Только собирался тебе звонить, Никита Андреевич! Ты всё вне зоны!

— Я на конференции был, там же приборы. Оставил там помощника, мне надо было срочно уехать.

— Уехать-то по личному вопросу, а?

— Почему? — Морозов понял, что краснеет, как юный студент.

— Секретарь твоя задала нам сегодня задачу! Оксана из кадров в шоке.

— Где Милана Сергеевна? — севшим голосом спросил Морозов.

— Ты хоть присядь, Никита Андреевич!

— Некогда, потом.

— Уволилась твоя Милана Сергеевна.

Мозг Никиты Андреевича отказывался принимать этот сигнал.

— Без моей резолюции?! — спустя время, гневно спросил он.

— Я тебе звонил, но у тебя там точные приборы!

— А подождать?! — ему трудно было дышать от всё нарастающего страха и от гнева.

— В том-то и дело, что нет! Плакала, умоляла, билет на поезд совала мне прямо под нос! А я что, рабовладелец?! Говорит, срочно домой ехать надо. Ни жить ни быть. Оксана уж упрашивала её, уговаривала отпуск взять. Нет, и всё. Только увольнение. Больно уж хорошая девушка, жалко такой кадр терять! А ты не знал, что она уезжает?

— Нет, — он сам не понимал, как смог выговорить это.

— Я-то думал, вы с ней…ну сам понимаешь…

Морозов кивнул.

— На билете какое время отправления было?

— А я что, смотрел?! Видел только, куда собралась ехать. Далеко, однако!

Морозов достал смартфон. Расписание. Нужно узнать расписание. Какое там время отправления?

Через её город сегодня два поезда, один ушёл в пять утра. Значит, она собирается уехать на втором.

— И что, все документы оформили? Всё на руки отдали?

— Трудовую отдали. А приказы Оксана ещё не делала, очень всё быстро, некогда было. Договорились, по почте Милане Сергеевне потом отправим, а она со своей подписью обратно пришлёт. Век электроники, но без почты мы никуда, и бумажные носители, по-прежнему, самые надёжные.

— Пусть Оксана Юрьевна пока не делает приказы. Я верну Милану Сергеевну. Пожалуйста! Хорошо?

— Хорошо, — главный взял трубку с телефона внутренней связи. — А что оформить?

— Отпуск без сохранения заработной платы, дня на четыре. Это на случай, если я сейчас не успею.

Морозов быстро пошёл к двери, скрылся за ней, не прощаясь.

Отдав распоряжение менеджеру по персоналу, главный тяжело вздохнул, вытер платком вспотевшую лысину и посмотрел в окно на весеннее небо.

— Весна, — мечтательно сказал он сам себе и сдвинул очки на лоб. — У всех любовь. Тоже, что ли, влюбиться?

Потом он вспомнил свою жену, с которой прожил уже больше сорока лет, и которую слегка побаивался, опустил очки на нос и уткнулся в документы.

Милана сидела у окна в плацкартном вагоне, стиснув в руке носовой платок.

Какое красивое, синее небо сегодня! Весна…

Почему в мае с ней всегда происходят какие-то тяжёлые события?!

«Папа! Когда я обещала тебе, что никогда не упаду духом, я не думала, что мне будет настолько больно! Очень больно, папа! И я упала духом, кажется… Видимо, у меня уже никогда не будет всё хорошо».

Милана не спала всю ночь. Знала, что он в гостиной, прислушивалась. Он так и не ушёл, только утром встал на работу по будильнику.

…Она знала, что сможет спокойно собраться и уехать. У Никиты конференция в НИИ за городом, а это значит, что до вечера у него будет выключен телефон, и никто из института ему не сможет дозвониться.

Утром она собрала сумку и поехала на вокзал. Билет купила через интернет ещё ночью, забрала его в кассе. Оставила сумку в камере хранения и поехала увольняться. Это была самая сложная часть плана — уговорить всех в институте, чтобы её уволили без отработки и прямо сейчас.

Всё получилось. Всё удалось. Только легче не стало. По-прежнему холодно настолько, что зубы стучат. Ей стало холодно ещё во время их разговора, она так и не смогла согреться с тех пор.

Интересно, на Байкале ещё есть лёд? Милана надеялась, что уже совсем нет.

А ещё интересно, как Никита воспримет её отъезд? Испытает облегчение и обрадуется, как обычно? Или хоть немного будет сожалеть о том, что она исчезла из его жизни?

Исчезла, даже не обняв на прощание. Не почувствовав снова тепло его объятий.

Вспомнив о Никите, она вновь заплакала. Платок и так уже весь солёный, наверно. А пока нет времени искать другой.

— Провожающие, просьба покинуть вагон! — мимо прошла бойкая, ярко накрашенная проводница. — Выходим, выходим! Скоро отправление.