И когда пребывал он на острове озерном в подвигах трудных, вошли туда рабы злые, ненавидевшие его попусту. И 5-го [дня] месяца тэкэмта[956], в среду, убили его внезапно, выпалив свинцом ружейным, и пронзив копьем острым, как Клавдия-мученика, и пожегши огнем распаляющим, как Кирика-младенца, без вины на нем и прегрешения[957]. И таким образом стал он от рук их мучеником-страдальцем, как эти два мученика с притеснениями их великими и как все мученики. И потому уделил ему бог там венец царствия небесного. Ради него презрел он венец царства земного, как юноша Клавдий царство и другие, подобные ему в этом. А достиг сей честной именем царь наш Иясу подобной степени честной честных мучеников, то бишь стал мучеником кровию чистым и приял честь небесную, не случайно, но потому, что просил о ней у творца живого сего честного именем чудотворца многого, святого Клавдия-мученика, дабы уделил он ему благую часть того ради, что любил он его много и твердо веровал в него в помышлении своем. А обитель имени его сделал он на острове, где построил ему первый храм, зная, что этот святой Клавдий, который творил ему эти великие блага, — воздаяние прекрасное, что творил прежде ради сего честного именем царя нашего Иясу. Но молитва его, благословение и милость бога его и помощь сего мученика возлюбленного, святого Клавдия, да пребудет с царем нашим Иоанном[958] и со всеми мучениками во веки веков, аминь.

Возвратимся же к прежнему повествованию нашему. И во время убиения своего понял он до того, как вышла душа его из тела, что исполнилось над ним слово, реченное господами — святой троицей — в Дабра Берхане, монастыре храма их, что прольется кровь его честная, искупляющая его, о чем недоумевал он. И во время убиения его сошло на это место — Тана — благоухание прекрасное и раздался звук, подобный грому, как знамение его смерти честной. А эти рабы беззаконные, убив, его, сели на суда лодок тростниковых[959] и отправились по поверхности озера. Одни из них утонули в глубинах озера и нашли воздаяние за беззаконие свое, а уцелевшие в озере прятались на берегу озера отдаленного, ибо боялись, чтобы не убил их кто-либо, кто найдет, за беззаконие их, пока не настиг их суд отмщения божия за совершенные притеснения над помазанником его честным.

И тогда, когда услышали известие о смерти царя, пришли из монастырей островных иереи и монахи многие с венцами, и крестами золотыми и серебряными, и одеяниями священническими честными, и кадильницами, и благовонием ладана чистого, и свечами восковыми. И, придя на место, нашли они тело царя, выброшенное на землю, нагое, без одежд, и все залитое кровью, с ранами от выстрела свинцом и пронзания копьем острым, и обожженное огнем опаляющим[960]. И, увидев, задрожали они дрожью великой, и разодрали одеяния свои, и расцарапали ланиты свои, и пали ниц наземь, и плакали много, гласом рыданий, говоря: «Как же умер ты от руки презренных рабов, о погубитель тысяч, царь Иясу? И как же побежден ты силою слабых рабов, о мощь сильных, победитель Иясу? И как дерзнули на тебя и надругались над тобою лисицы пустыни — рабы, о лев, грозный величием, Иясу? И как выбросили тело твое наземь, обладающего чертогом царским и престолом царства, украшенных золотом и серебром? И как обнажили тело твое и запятнали кровью, обладающего одеяниями царскими драгоценными, восхищающими очи? Как же оказались члены твои цветущие и прекрасные израненными выстрелом свинца и пронзанием копья острого, изжаренными огнем распаляющим, словно рыбы?». И после того как завершили они плач свой, говоря так, прочли они над ним книгу страстей сына[961], как установлено. А затем положили его в лодку тростниковую и отправили по поверхности озера, а когда плыли, то провожали его леопарды озерные[962], и умолкли волны от волнения своего, и была великая тишь. И все это было знамением чести его. И, приплыв, доставили его на остров избранный, монастырь Мэцраха, где гробница отца его, царя, и матери его, царицы. И там погребли его с песнопениями и гимнами, по чину.

А потом, когда пришло известие о смерти его во все области царства и стала известна насильственная смерть его честная, и в середине [царства], и по границам, не было никого из народов и из племен, из областей, из иереев и сановников, из монахов во всех монастырях и пустынях, из князей, и из войска, и из всех людей стана, кто не страдал бы и не стенал с плачем и воздыханием, с рыданием и печалью сердечной многой о насильственной смерти царя нашего честного именем Иясу, ибо любили его повсюду. И тогда иереи Дабра Берхана, монастыря его и создания рук его, ибо любили его и он много любил их, обратили праздники свои в сетование (Амос. 8, 10). И пал на них тяжкий камень печали, и обрушился на них водопад рыданий потопляющий, и стал для них свет дневной как тьма ночи. И еще тогда вынесли они сокровища храма своего, что дал им честной именем царь наш Иясу: украшения парчовые и виссонные, и одеяния тонкие, драгоценные, венцы и кресты золотые и серебряные, и украсились всем этим, и взяли зонтики золотые и барабан золотой, и пошли в стан. И когда шли, раздирали одежды свои, и царапали члены свои, и падали ниц наземь. А единожды пели они под барабан и систру псалом имени его: «Алилуйя, алилуйя, алилуйя, Иясу! Да не отвратит он милости (ср. Пс. 65, 20) Евангелия», как пели они всегда пред ним, когда он был жив. А другой раз притоптывали они, как обычно [делают] плакальщики. И всяк видевший плач их горевал и рыдал много. А когда вошли они средь стана, нашли там ближних своих и братьев своих — иереев честных придворной [церкви] отца нашего Такла Хайманота, также плакавших, и много рыдавших, и раздиравших одежды свои, и царапавших лица, и падавших наземь ниц, и посыпавших прахом главу, ибо пал на них тяжкий камень печали, и обрушился на них водопад рыданий потопляющий, и стал для них свет дневной как тьма ночи, и обратили они праздники свои в сетование (Амос. 8, 10). И они также были украшены парчой и виссоном с венцами и крестами и зонтиками золотыми и серебряными для поминовения его и явления на собрании плача многих изрядств и благодеяний, что сотворил им прежде сей царь возлюбленный, помазанник наш Иясу. А затем вошли они вместе в великий чертог царский, говоря все единогласно в песне скорбной: «Йо, йо, йо, Иясу, царь наш, солнце мира нашего! Йо, йо, йо, Иясу, господин наш, возлюбленный наш!». И были там кони его боевые и мулы отборные и разукрашенные, отягощенные золотыми и серебряными [украшениями], и рабы дома его, державшие мечи, и ружья, и копья, и все доспехи воинские, и вооружение царское. И когда увидели их иереи, и все князья царства, и все войско, и язычники, что из средины и порубежья[963], и все люди столичные, то разодрали одеяния свои, и расцарапали ланиты свои, и пали наземь ниц, и осыпали себя целиком прахом земным, плача и рыдая много и проливая слезы из очей своих, подобно зимним дождям, ради поминовения величия его, и чести его, и всех изрядств его, и еще ради насильственной смерти его при таковом величии и чести и изрядствах таковых. Какова же была тогда скорбь, плач, и рыдание там в чертоге царском и в ограде дома его! Какой плач или плач Иакова об Иосифе, сыне своем? Или еще плач ли Израиля о Моисее-пророке и Иевосфее-князе (II Книга царств 4)? Или еще плач ли Давида об Авессаломе, сыне своем, и Ионафане, любимце своем, или плач Марии и Марфы о брате своем Елеазаре? Нет подобия сему плачу, кроме плача Иоанна-ученика и Марии-девы о Христе в день крестный! И не только тогда, но и поныне никто не прекратил повсюду плача о смерти его насильственной и никто не забывает поминать величие и изрядства его, ибо не позабыт он, и нет такого, кто не поминал бы его и не призывал бы всегда имени его с чтением Псалтири и с чтением Евангелия во время литургий и молитв[964], ибо любим он ото всех, кому дал господь бог, ему же слава, дар любви в помышлении всего мира!