А передние полки, когда увидели это, содрогнулись и убоялись, и охватили их трепет и болезнь, подобная болезни роженицы. И бежали они от шума листьев трепещущих и убегали, когда никто их не преследовал, как бегут от врага. Из них одни упали в пропасть великую, не уразумев, что это пропасть, а другие прибыли туда, где был царь, и проследовали мимо; ушли, видя его, и оставили его. Я же диву давался и поражался: как оставили они того, который не оставлял их, и как презрели того, который не презирал их? Не он ли взрастил их с собою вместе, вскормил пшеницей, и медом, и маслом вместе с туком тучных коров и овец, и не он ли назначал их на должности подобающие и одевал их в сини и кафави[782], и украшал золотом и серебром, и давал им кольца на пальцы, и цепочки на шеи, и пояса на чресла? Не он ли дал им дворец великий, готовый и украшенный, устланный коврами, и покровами макмони, и кутни[783], и бумажными [тканями], и пожаловал им изголовья и седалища, коих недостойны они? Памятуя все это, не подобало ли им пролить кровь свою вместо крови его и умереть пред ним? Они же и не помыслили о том, но оставили его, как будто не знали его прежде, презрели, как будто не видели[784]!
Но был тогда весь этот страх и трепет от бога наведен им на это войско витязей, прославивших имя свое в битвах с валло, и [людьми] Гиса, и Дара, и Дубани, и Цада амба, и Куана, и Баткома, и Сэндэда, и им подобными, да не хвалятся силою своею, ибо гласит Писание: «Да не хвалится сильный силою своею» (Иер. 9, 23). А что не уверовали они в царя в день битвы и возложили упование лишь на бога, то было это, как гласит Писание: «Лучше уповать на господа, нежели надеяться на человека» (Пс. 117, 8), и еще потому, что таков уж обычай военный: раз побеждает [человек], а другой раз — побеждается, и не бывает так, чтобы побеждал он всегда. Как сказал Авенир Иоаву: «Вечно ли будет пожирать меч? Или ты не знаешь, что последствия будут горестные?» (II Книга царств 2, 26). И еще сказал Давид Иоаву, когда побежден был Израиль и погиб Урия: «Пусть не смущает тебя это дело; ибо меч поядает иногда того, иногда сего» (II Книга царств 11, 25). И когда таким образом покинули они его и бежали, не устрашилось сердце царя, но укрепился он, как скала, ибо положился на бога, как сказал Давид относительно Езекии: «Не убоится худой молвы; сердце его твердо, уповая на господа. Утверждено сердце его и не смутится вовеки» (Пс. 111, 7-8). И воззвал он к богу: «Сыновей родил я и воспитал, а они возмутились против меня (ср. Исайя 1, 2) и бросили меня, как труп нечистый. Ты же не покинь меня, господи боже мой, и не удались от меня! Воззри на помощь мне, господи боже, спаситель мой! Боже мой, боже, воззри на меня, для чего ты оставил меня (Пс. 21, 2) и презрел прошение мое? Призри, услышь меня, господи боже мой! Просвети очи мои, да не усну я сном смертным! (Пс. 12, 4)».
Таким и подобным образом молился он, стоя и держа щит и копье. И собралось на него много галласов, чтобы окружить его и убить. А бывшие с ним дружинники его и любимцы укрепились сердцем, чтобы умереть с ним: дедж-азмач Абетейо, Завальд, сын Ляко из Габарма, и другие, которые сказали царю: «Скорее спустимся из этого места узкого в место просторное, чтобы не погибнуть тебе, ибо ты для нас как тьмы тем, чтобы всем нам не погибнуть с тобою!». И отвечал царь и говорил: «Как же спускаться мне и бежать, оставляя народ мой, что вверил мне бог? Разве бежит страж имущества, оставляя имущество ворам, и пастырь оставляет ли стадо свое волкам? Лучше умереть мне, чем гибнуть всему народу!»[785]. И когда он отказался, они умолкли и оставили его, сказав: «Да будет воля божия». И когда увидел господь веру его и терпение, вложил он страх в сердце галласов, и бежали они, говоря на языке своей страны: «Сей — не человек, одетый плотью, но бог в образе человеческом сошел к нам» (ср. Деян. 14, 11).
А потом спустился царь с этого места, благословляя бога, и встретился с войском, и расположился в Хагуале. И провозгласил он указ, чтобы располагался каждый на месте палаток своих, но никто не послушался от сильного страха и трепета, и ночевали они, окружив палатку царя, без питья, без еды и без сна; носильщики не снимали ноши своей, а всадники оставались сидеть на конях своих и мулах. В день этот, среду, 29 миязия[786], были убиты: Михей, наместник Макдалы, и Исайя, начальник барабанщиков, и Евстафий, наместник моря, и Тээмэрте, наместник Цагаде и брат царский по матери, и жан-церар Мадаре, и цехафе-тээзаз и написатель [этой] истории Хаварья Крестос, и много других, которых не исчислить. Когда же был убит Хаварья Крестос, перстень с царской печаткой был на пальце его. И тогда пошел писец, ему подчиненный, на то место, где убили его, и принес печать царскую. А из священников, чад отца нашего Такла Хайманота, любящих царя, Евсигний и Мазмура Денгель спаслись с трудом, а Завальда Марьям был пронзен в грудь и выжил от смерти силою божией. А на следующий день после среды, в четверг, построил царь тыл, отправился из Хагуаля и расположился в Бидава у реки Нади.
Глава. Начался генбот. А после Бидава расположился [царь] у Абая, а после Абая расположился в Джаджаба, и Магальмуре, и Цедж Коцаре, и Кадамэне, и Димала. И там встретился с обозом. А на следующий день известили царя о смерти Ацма Гиоргиса, и рыдал он и плакал великим плачем, ибо любил его сугубо. И плакали все князья по шатрам о людях своих, убитых в битве. И устроил там [царь] дневку. [А потом] отправился из Димала, и расположился в Ванз Вадаб, в [местности], называемой Йешедэб, а после этого — в Бутла, и снова устроил там дневку. И отправился из Бутла и расположился в Гумбели, а из Гумбели [перешел] в Анбасит, [местность], называемую Загочге. И оттуда вошел в стан свой в Йебаба 13 генбота[787]. А на следующий день справил праздник вознесения. 17-го вышел царь один, и вошел на остров Антония, и пребывал там в посте и молитве, а князья пребывали в Йебаба.
Тогда заболел абетохун Василид, сын царский, и раздал все имущество, что были при нем и что было в городе, и отдавал его бедным, и убогим, и церквам. И не осталось у него ни одежды, чтобы покрыться, ни ковра, ни меда, ни хлеба, [ничего], вплоть до утвари глиняной и деревянной. И царь, услышав [об этом], прибавил пост к посту и молитву к молитве и повелел прибегнуть к таботу святого Георгия, что был близ стана. И когда усилилась болезнь, сказал царь: «Принесите его ко мне», и вынесли его и понесли. А когда были они в дороге, еще больше усилилась болезнь, и не мог он передвигаться на носилках, и потому оставили его в селении Тагамбат и принесли к таботу владычицы нашей святой девы обоюду естеством Марии-богородицы, называемой Квесквамской[788].
Глава. Начался сане. 25[789] повелел царь Василию, начальнику войска, поднять обоз из Йебаба. И поднялся обоз и расположился в Тамре, а оттуда — в Джафджафа, а оттуда — в Цеджуте, а оттуда — в Аба Гуанда, а оттуда — в Хамад Баре, а оттуда — в Карода. И следующий день провели там, ибо был то день субботний. И отправился [обоз] из Карода и расположился в Эмфразе. Возвратимся же к прежнему повествованию нашему, повествованию об абетохуне Василиде, сыне избранном и плоде прекрасном, обретенном от древа прекрасного, муже правом, и чистом, и праведном, и богобоязненном, юноше отважном, что преломил мышцу гудру и убивал юношей сильных во время битвы тогдашней. Он сражался со слонами и буйволами, носорогами и другими зверями и повергал их одним ударом копья. Когда был он назначен в землю Цагаде, его удел наследия отеческий, наказывал он татей и воров. 24 сане[790], во вторник, упокоился он от трудов сего мира бренного 23 лет от роду. День упокоения его совпал с днем праздника отца нашего Такла Хайманота, ибо возрос он в его монастыре в Азазо[791], обучаясь Писанию святому и веруя в силу молитвы его, как наставлен был от царя, отца своего, и желал, чтобы совпал день смерти его с упокоением [Такла Хайманота]. И тогда приготовили мирру и алоэ, и принесли пелены, и облекли его по чину [погребения] царевичей, и внесли на остров Кебран, и погребли в гробнице новой, что высек отец его внутри храма святого Гавриила. И плакал царь плачем великим и говорил: «О сын мой Василид, о сын мой Василид! Кто бы дал мне умереть вместо тебя, Василид, сын мой, первенец мой!» (ср. II Книга царств 18, 33).
