Самолёт был белый, за исключением раскрашенного в жёлтые подсолнухи на зелёном поле, хвоста.

Но, несмотря на весёленькую расцветку, что-то зловещее было в этом воздушном судне. Слишком яркими были его краски, слепыми глазами на исполинском теле выглядели закрытые иллюминаторы… Слишком свежим и привлекательным казался этот гигант на фоне унылого осеннего поля.

Я хотел поинтересоваться по поводу самолёта у чёрнявого монстра, который казался мне более отзывчивым, но вспомнив известную поговорку, раздумал. Любопытной Варваре на базаре нос оторвали. А в моём случае это может оказаться не только нос.

Заглядевшись на проплывающий мимо самолёт, я не сразу заметил на обочине фигуру человека. Он был в чёрных брюках и ослепительно белой рубашке с чёрными нашивками на плечах. Блестящий козырёк фуражки капитана воздушного судна полностью закрывал лицо. Завидев нас, он поднял руку.

Но рыжий водитель, переглянувшись с чернявым, лишь увеличил скорость. Тут уж я не выдержал:

– Почему вы не остановили? Может быть, ему нужна помощь?

Молчание.

– Эй, вы слышите?

– На трассе И– 51 подсаживать никого в машину нельзя, юноша, – смилостивился до ответа водитель.

После такого охота задавать вопросы у меня отпала. Снова накатил страх. Нет, даже не страх. Тёмный безмолвный ужас. Насколько, должно быть, опасна эта дорога, что даже монстры не рискуют останавливаться здесь? И насколько страшным должно быть место, куда они везут меня?

Помимо своей воли я оглянулся, чтобы кинуть последний взгляд на пилота. Но обочина была абсолютно пуста. Лишь покачивались на ветру серые стебли кукурузы.

Я не хотел ни о чём думать, хотел освободить своё сознание, прогнать страшные мысли прочь, но ничего не мог с собой поделать.

Этот самолёт разбился, и все пассажиры вместе с экипажем погибли. Точно так же, как попал в аварию чёрный «Бентли». Водитель выжил, а девушка на переднем сидении погибла.

И девушка, и пилот были призраками. Девушка – вполне безобидным. На первый взгляд, безобидным. Пилот – сомневаюсь. Он голосовал, он чего-то от нас хотел. И я не хочу додумывать, чего.

Помоги мне господи, куда я попал?

Раз оказался в таком месте, я должен принять правила игры. Я должен справиться со страхом. По крайней мере, загнать его вглубь себя. Я ещё жив, значит, вряд ли в конечном пункте назначения мне уготована смерть. Меня не стали бы везти по этой странной и страшной дороге для того, чтобы убить.

Это значит только одно – я ещё могу спастись. Крошечный шанс, но он есть. И я его не упущу. Я сделаю всё, чтобы вернуться к моей семье.

И, словно в подтверждение моих мыслей, это жуткое кукурузное поле, наконец, кончилось. По обеим сторонам дороги потянулась посадка молодых берёз. С них ещё не слетела вся листва, и они радовали глаз золотыми листьями, которые мелко дрожали на ветру. Судя по тому, как раскачивались верхушки деревьев, ветер здесь гулял нешуточный. Ох, как же я радовался этому пейзажу после мертвенного кукурузного поля! Но ещё больше радовало меня отсутствие на дороге каких– либо машин, кроме "фольксвагена".

Вскоре и берёзы кончились. Мы уже примерно час как гнали по совершенно болотистой открытой местности. Наполовину затянутая ряской вода казалась антрацитовой.

Смеркалось. Свитый промозглостью болот туман поднимался над землёй. Вскоре он поглотил все, кроме дороги. Можно было разобрать лишь неясные очертания кочек и маленьких разлапистых деревьев. Стена тумана встала по обеим сторонам дороги, но само шоссе было видно на много метров вперёд.

В мутном мареве тумана вспыхивали неясные огоньки, как будто там бродила толпа гномов с фонариками. Мне даже показалось, что я вижу неясные маленькие тени.

Машина ехала очень быстро, но я заметил мелькнувший у самой дороги угловатый скрюченный силуэт. На мгновение из тумана высунулось уродливое злое лицо со ртом, полным торчащих во все стороны зубищ.

Лучше бы я этого не видел! Оставалось только понадеяться, что моё разыгравшееся воображение приняло болотную кочку за что-то живое. И очень– очень недоброе.

Я был напряжён до предела и вздрогнул, когда в машине раздался резкий отрывистый звонок. Звонил дисковый телефон, вмонтированный в обтянутую кожей панель между двумя передними сидениями. Надо же, а я и не заметил, что в этой машине есть средство связи.

– Алё! – откашлявшись, звучно сказал в трубку чернявый.

Он держал её у уха минуты две, а потом, ни слова не говоря, передал её рыжему.

– Слушаю– с.

После небольшой паузы рыжий произнёс:

– Да, один.

И тут на другом конце провода что-то сказали такое, что вызвало у рыжего если не удивление, то недоумение.

–вот как? – даже переспросил он.

Чернявый тихонько насвистывал, поглядывая на своего соседа.

– Я вас понял, – кивнул водитель. – Оплата, соответственно, как и за целиком проделанную работу?

Судя по всему, его уверили, что да, конечно, потому как рыжий кинул многозначительный взгляд на чернявого.

– И вам доброго здоровьичка! – рыжий, наконец, положил трубку.

Я очень внимательно прислушивался к этому разговору, потому как сразу понял: речь идёт о моей дальнейшей судьбе. А тот, кто разговаривал с водителем – и есть заказчик моего похищения. Именно к нему меня так долго упорно и везут. Если, конечно, планы этого таинственного господина не поменялись, и он не велел двоим прикончить меня прямо сейчас. А, судя по ответам Гармогена Галактионовича, планы поменялись. И вряд ли в хорошую для меня сторону.

Машина неслась сквозь стену враждебного тумана. Я думал о том, что будет со мной дальше. Судя по всему, заказчику я по каким-то причинам больше не нужен.

А раз так, они убьют меня. Им ничего это не будет стоить. Как комара прихлопнуть.

Нет ничего хуже неизвестности. Меня потрясывало, как перед походом в кабинет зубного врача. Копившийся за весь прошедший день ужас готов был вырваться на свободу. Хотелось крикнуть: «Раз вы должны меня убить, так убивайте, что вы тянете!».

Я крепко– накрепко стиснул зубы. Если бы я это сделал, если бы показал себя трусом, обделавшимся маленьким мальчиком, то перестал бы себя уважать. Пусть я дурак, что в такой страшной ситуации думаю лишь об том, чтобы сохранить лицо… Но, пожалуй, это единственное, что я могу. Перед смертью я хотел бы сохранить уважение к себе. В эти последние минуты жизни я буду думать о самом светлом, что у меня осталось: о маме и о маленьком братике. Жаль, что я не смогу заменить ему отца.

"Фольксваген", прижавшись к обочине, плавно затормозил.

Я спокойно сидел, откинувшись на спинку сидения и внимательно глядя в окно. Там, в пелене тумана, мелькал бледный маленький огонёк. То дальше, то ближе, то ярче, то тусклее. Будто зазывал меня поиграть в прятки. Хотя при такой-то мути больше подойдут жмурки.

Надеюсь, они не заметили, как я быстро обтёр вспотевшие ладони об джинсы.

– В общем, так, милейший, – хрипло произнёс рыжий, который явно был в этой паре за главного. – Ошибочка с тобою вышла.

– Ты, оказывается, товар ненужный и неинтересный, – поддакнул чернявый. – Кто бы мог подумать, Гармоген Галактионович?

– Никто, Агафон Аристархович, никто… – сокрушённо пожало плечами существо с Микки Маусом в зрачке и снова обратилось ко мне. – До дома, сам понимаешь, мы тебя довезти не можем. Но рядышком подкинем. Иди по этой дороге только вперёд. Пройдешь пролесок и мост. А там человеческая деревня. Как, бишь, она называется? – монстр пощёлкал пальцами.

– Троицкое, – пришёл на помощь чернявый. – Что-то память ваша совсем плоха сделалась, Гармоген Галактионович!

– И не говорите, Агафон Аристархович, – с сокрушением покачал головой рыжий.

Отпускают? Они меня отпускают? То есть они похитили меня и полдня везли куда-то по инфернальной дороге, чтобы в итоге отпустить?

Чёрт, кажется, я сказал это вслух.

– А что нам с тобой делать? Расчленить, а потом зажарить и съесть, что ли? – деланно засмеялся чернявый.