– Ты должна выполнять всё, что тебе велят.

– Я ничего никому не должна, усёк?

Мы стояли друг напротив друга, и я понимала, что если сделаю ещё хотя бы один шаг назад, то он загонит меня в угол. И в прямом, и в переносном смысле. Я не желала смиряться с тем, что сопротивление этой бездушной машине бесполезно. Я была слишком наивна, слишком самоуверенна.

Блондин быстро вернул меня с небес на землю. Я попыталась отпихнуть его, но он поймал мою руку за запястье и принялся выкручивать.

– У нас не терпят непослушания, – всё тем же бесстрастным голосом сообщил блондин.

Ещё немного, и он вывихнет мне руку. От сильной боли на глазах выступили слёзы. Вырваться было нереально.

– Да правда что ли? – прошептала я, поскуливая.

– У нас не терпят непослушания, – с этими словами блондин швырнул меня на стенку.

Я стукнулась головой об деревянную полку. В глазах потемнело. Кажется, я даже на несколько мгновений потеряла сознание, потому что очнулась уже на полу. Блондин сидел рядом на корточках, разглядывая меня, как диковинную зверушку.

Едва я открыла глаза, он тотчас перешёл к нежностям: скомкал на моей груди платье и снова хорошенько приложил меня об стенку.

В черепе ярким фейерверком взорвалась боль. Перед глазами прыгали всякие точки-закорючки, за которыми стояло хладнокровное лицо жестокого блондина. Во рту ощущался медный привкус крови. А, может, меня просто затошнило. Повторит свой трюк со стенкой – сотрясения мозга не миновать.

Если блондин уже мне его не обеспечил.

Сил и желания сопротивляться больше не было. Пусть делают, что хотят, лишь бы оставили мою бедную головушку в покое.

– Теперь ты будешь послушной, непрощённая?

– Буду, – прошептала я, с трудом сдерживая рвотный спазм.

Блондин кивнул удовлетворённо, поднялся с корточек, пружинистой походкой пересёк комнату и скрылся за дверью.

Держась за стенку, я поднялась. Вокруг всё плыло. Я сделала пару неверных шагов, и меня, наконец, вырвало. По иронии судьбы прямо на обтянутое дермантином сидение кресла. Зато после этого полегчало, вернулась способность соображать.

Ну как, не то, чтобы совсем вернулась, но в голове под яркой красной лампочкой замигала надпись: «Если хочешь выжить и не остаться калекой, надо сменить тактику!».

Вернувшаяся почти сразу после блондина Гретхен довольно спокойно отреагировала на учинённые в комнате изменения. Стол от окна в центр комнаты она передвинула сама. Увидев безобразие на кресле, швырнула мне половую тряпку.

Я аккуратно все убрала, а затем безропотно легла на это орудие пыток. Так же безропотно я вынесла произведённый грубой старухой гинекологический осмотр, хотя она так резко мяла мне низ живота, что я чуть не вскрикнула. Думаю, Гретхен специально хотела причинить мне боль.

После долгих минут на кресле Гретхен жестом заставила меня снять платье и для надёжности швырнула его в печь. Хоть печка и не была разожжена, но в очаге полно золы и зелёный шёлк тут же окрасился в чёрный. Чёрным стало и моё безумно дорогое нижнее бельё. Вот теперь я уж точно никогда это не надену.

Старая ведьма распахнула дверку и велела мне следовать за ней. Я осталась на месте. Я же была нагишом. Вдруг там полна комната людей?

Судя по тому, что со мной обращаются, как с куском мяса, судя по этому странному медосмотру и бесстрастно– жестокому блондину, такое ощущение, что я попала в бордель, где меня заставят проработать до самой смерти.

Эта мысль вызывала отвращение, и я попыталась отогнать её. Единственное, что немного радовало, – строгое тёмное платье Эльки. Проститутки в таких явно не ходят. Я не должна падать духом. Если потеряю надежду – они смогут меня сломать. Правда, они думают, что уже сломали. Пусть думают. Пусть считают, что я готова подчиняться. Но их ждёт большой– большой сюрприз.

– Мне снова позвать Ганса? – сухо промолвила старушенция.

За полуоткрытой дверью виднелись стены какого-то длинного коридора. Я покачала головой и последовала за ней. Стены на четверть белёные, остальное выкрашено синей краской. Такой колер скорее навевает мысли о тюрьме, чем о борделе.

Босыми ногами я чувствовала каждую неровность деревянного пола. Пыталась запомнить дорогу. Несмотря на то, что я изо всех сил пыталась себя успокоить, было страшно. Такое ощущение, что стены были живыми, что зло и внимательно наблюдали за мной.

Мы прошли совсем немного. Слава богу, хоть по дороге никого не встретили. Гретхен распахнула ещё одну дверь того же цвета со стенами и втолкнула меня вовнутрь.

Я оказалась в большом помещении, выложенном мелкими кафельными плитками грязно– розового цвета. Из стен торчали латунные головки душевых приспособлений. Перегородок здесь никто не предусмотрел.

Кафельная глазурь на полу была ледяной. Поджала пальцы ног. От стоп холод разлился по всему моему телу. Кожа мгновенно покрылась пупырышками.

Я подошла к одному из душей и покрутила ручки кранов. Ничего. А я уж понадеялась, что сверху на меня польётся тёплая вода…

– Ничего не трогай!

Ну, конечно же, эта чёртова тюремщица даже в душе не могла оставить меня без надзора. А мне так хотелось хотя бы на пару минут остаться в одиночестве, смыть с себя страх, усталость, неприятные впечатления. Возможно, монотонная боль в затылке тоже утихла бы.

– Встань у противоположной стены.

Я повиновалась. Но не успела пересечь душевую, как в меня сзади ударила струя горячей воды. Она сбила меня с ног, я поскользнулась и упала, больно ударившись коленкой о пол.

Струя была настолько мощной, что я никак не могла подняться с ног, и оставшееся до стенки расстояние преодолела только ползком.

Вода била в грудь, заливала глаза, рот и уши. Я ослепла и оглохла. Волосы мгновенно превратились в непослушную мокрую массу, и я никак не могла откинуть их со лба. Слепо шаря перед собой, пыталась найти опору. Наконец, пальцы нащупали стенку, и, держась за неё, я попыталась подняться.

Получилось только с пятой попытки. Когда приняла вертикальное положение, поток воды стал ещё более сильным и обжигающе– горячим. «Хватит!» – пыталась прокричать, но куда там… Держу пари, эта старая сука ещё наслаждается, мучая меня.

Какое же это унижение, господи! Она заплатит, клянусь, когда-нибудь она заплатит. Так же, как и блондин.

Вода прекратила литься так же резко, как и начала. С трудом разлепив глаза, я увидела Гретхен с розовой кишкой шланга в руках. На её лице читалось нечто вроде удовлетворения.

Меня трясло.

Старая грымза сунула мне сложенные стопочкой вещи и подтолкнула к неприметной дверке в углу. А разве там была дверь? Странно, могу поклясться, что до моего приятного «купания» нет…

Наконец-то одна! Хоть на пять, хоть на три минуты! И наконец-то могу одеться!

В стопке данных Гретхен вещей я обнаружила тонкое синтетическое полотенце, которое совсем не вытирало, комплект нижнего белья и серое платье.

Разложив бельё на деревянной лавке, не удержалась от смешка, хоть он и был в данной ситуации неуместен. Трусы и лифчик из грубой тяжёлой ткани больше походили на вещички из гардероба почтенной матроны, чем молодой девушки. Полностью закрытые и, я бы сказала, аскетичные. К тому же, принюхавшись, уловила терпкий запах дешёвого порошка. Точно так же пахло и серое бесформенное платье, по покрою – копия платья Эльки.

Я добросовестно натянула на влажное тело всё это неудобоваримое тряпьё и подошла к небольшому зеркальцу, висевшему над лавкой. Оттуда на меня смотрела осуждённая, лет пять просидевшая в тюрьме строгого режима. Я, как могла, расчесала пятернёй волосы. Без расчёски мне это, что мёртвому припарка. Высохнут, и распутывай их потом. Внимательно приглядевшись к мокрым прядям, увидела, что краска сошла с волос, и они приобрели прежний яркий медно– рыжий цвет. Вообще отлично! Довершая картину, на запястье наливались синевой отпечатки пальцев Ганса.

Да, прежде чем мы вышли из кухни, старуха назвала блондина Гансом. А ведь это имя я слышу здесь не в первый раз. В подслушанном разговоре Эльки и Гретхен о нём была кое– какая информация.