— Шути, шути. Мало ты чего понимаешь. С актрисами этими ходишь… Чего тогда, после обморока пошла? Что ей от тебя надо? Что-то вызнать хочет?
— Ну ты насмешила… Да, наверно, вызнать хочет… что-нибудь про номерки. Про тайную личную жизнь пластмассовых номерков и их стражей стальных крючков…
Из жизни номерка. Как-то жил-был один театральный номерок. То есть, их жила там целая куча, пластмассовых номерков, в гардеробе одного старого театра – каждый на своем крючке. Но этот, наш номерок – он был новеньким – его приняли на службу взамен одного очень старого, прослужившего в этом театре всю свою жизнь. Цвет ветерана потускнел, края его замахрились – оттого, что юные зрители (театр был детским) в минуты сильных переживаний от представления то и дело вонзались зубами в этот бедный номерок, сами того не замечая. Цифры на нём совсем истерлись, что вносило опасную путаницу.
Абсолютно новенький номерок был, наверно, самым красивым и ярким среди собратьев – без единой царапинки на своем округло-овальном личике, выдавленные его цифры 531 были выкрашены яркой белой краской и не могли быть незамеченными даже слепыми. Ну и этот «531-й» прекрасно сознавал свое отличие, и ему наивно хотелось сделать что-нибудь такое, чтобы другие тоже его оценили.
Но с самого начала ему не повезло – он попался в руки старой усталой гардеробщице, которой давно надоела её работа, и вид этого глупого сияющего новичка только раздражал ее, заставляя вспоминать, насколько сама она уже далеко «не новенькая». Она как будто старалась, чтобы его молодость тоже поскорее стёрлась с его лица, и он стал таким же, как все. Старая гардеробщица резко сдёргивала его с крючка, с силой бросала его на барьер зрителю – так, что номерок ударялся о твёрдую поверхность с громким стоном. А после спектакля он с размаху вешался на стальной крюк так, что ухо потом ныло до следующего дня. Один раз ему даже показалось, что оно треснуло.
Ну что за жизнь – быть подвешенным за ушко целыми днями! Но как бы плохо ему не было, он почему-то верил, что так не может быть всегда. Ведь должно было и что-то хорошее случиться.
Помогало верить то, что бывали все же и другие моменты – когда его снимали и передавали в другие руки. Это сулило приключение. Впрочем, если его брали дети – всегда было почти одно и то же: он укладывался в карман. Там было тепло, темно, но не страшно. Можно было слышать разговоры, смех, музыку – гораздо лучше, чем висеть на крючке.
Один раз мальчик не стал класть его в карман, может, у него не было кармана, и весь спектакль он продержал его просто в руке. Представление было таким весёлым, про Конька-Горбунка, что мальчик даже ни разу не впился в него зубами, и счастливый 531-й смог увидеть спектакль, расположившись лучше всякой ложи – в тёплой мягкой ладошке. Это было незабываемо! Красочно разрисованная сцена, яркая, как радуга, одежда – он никогда не видел такой в своём гардеробе; музыка, песни, танцы…
Что-то досадно мешало течению правдивой жизненной истории номерка в Надиной голове.
— …А с нашим директором вообще связываться, – Анна, оказывается, продолжала вести разъяснительную работу среди несознательных коллег. — Это… если своей головы не жалко. А до её все равно не достать.
— Это где ж у неё голова? На Луне, что ли? Или у неё их несколько? Одна голова здесь, другая там?
— Правда что! Не одна. Так она сама всё устроила, чтобы запасные были. А где? Где нам и не снилось.
— Ну ты, Анна, тоже… Сказанула. Это уж и не Горыныч даже получается… Прямо Люцифер.
«Подожди, ещё не конец…»
Ну а чаще всего приходилось отлёживаться в карманах или в сумочке у мамы юного зрителя. Там было хоть и темновато, но интереснее, чем в кармане. Особенно в одной сумочке – в ней царил необыкновенно приятный, даже волнующий запах, рядом лежала масса интересных незнакомых вещей – маленькие футлярчики с позолоченными крышками, изящные карандашики, но королевой над всем была роскошная тонкая коробочка, усыпанная мелкими блестящими камешками, утопленными в разноцветную эмаль. Это от нее исходил томительно-прекрасный запах. Лёжа, плотно притиснутый к прекрасной незнакомой коробочке, 531-й с тоской думал, что вот окончится спектакль, его вынут из этого благоухающего полумрака, и снова повесят на холодный стальной крюк. И вдруг он почувствовал, что коробочка будто бы вздрогнула и… приоткрылась. У неё были створки, как у морской раковины. Она не могла открыться совсем, потому что в сумке было тесно, но успела сказать только одно слово: «Прячься»! И он, обезумев от счастья, даже не успел понять, как оказался на мягкой атласной подушечке, пахнущей весенним садом.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
