– Необходимо ещё учитывать силу сопротивления среды.
– Я посчитал, – нервно произнёс Карапетян. – Первый раз ребята вытащили дрон без особых усилий.
Шнур завибрировал.
– Может, дрон зацепился за что-то? – предположил Плащинин. – Я имею в виду – на том конце? За вершину дерева, к примеру.
Никто ему не ответил.
Лебёдка протестующе заскрипела и закачалась.
– Придержите! – сказал Плащинин. – Ещё улетит за коптером, потеряем машину.
Помощники Сергея Макаровича навалились на хлипкое сооружение, придавливая его к земле.
Шнур снова начал медленно наматываться на вал.
Беспилотник вывалился из тумана через минуту, словно четырёхлапый паук. Пропеллеры его не крутились.
Наблюдатели зашумели.
Оператор начал подтягивать беспилотник, но он сам легко пошёл вниз, будто внезапно освободился от держащих его невидимых пут, и с неработающими винтами упал на речной откос. К нему подбежали люди, Карапетян жадно осмотрел аппарат, покачал головой.
– Ничего… никаких листьев… странно, что у беспилотников прекращают работу двигатели.
– В палатку его, – скомандовал Плащинин. – Посмотрим, что на сей раз записали видеокамеры и включались ли они вообще.
Дрон отнесли в центральную исследовательскую палатку, вынули из брюха аппарата блоки памяти.
В палатку набилось десять человек, жаждущих ознакомиться с записями видеокамер, сесть смогли только двое – Карапетян и Плащинин, остальные сгрудились вокруг компьютера и молча ждали, пока главные участники событий приведут записи в удобный формат.
Первая камера, чип которой реанимировал Егор Левонович, оказалась повреждённой. Экран компьютера воспроизвёл только запись старта беспилотника и вход его в горловину иномерианы, после чего экран засыпало «метелью» помех.
Зато вторая выдержала переход из браны в брану, и общий вздох собравшихся, увидевших запись после короткой тёмной паузы, оповестил об успехе операции.
На экране сформировалось бескрайнее, пятнистое, жёлто-зелёно-синее пространство, похожее на волнующийся океан. Угадать, что это такое, с первого взгляда не сумел никто. Затем беспилотник повернулся вокруг оси, и Карапетян прошептал изумлённо-недоверчиво:
– Лес?!
Это и в самом деле был лес, снятый сверху, причём камерой, перевёрнутой вниз головой: лес находился вверху, а синее небо внизу.
– Офигеть! – сказал кто-то в хрупкой тишине.
– Третью камеру! – опомнился Плащинин.
Поменяли чипы, но и третья, и четвёртая видеокамеры дрона показали один и тот же пейзаж: беспилотник завис над бескрайним лесом, состоящим из разнообразных островков растительности, судя по цвету листьев и форме крон, хотя это был не африканский лес, не джунгли, не сельва, не тайга и не саванна.
– Это всё? – спросил Плащинин, словно от него скрыли другие виды записей.
– Всё, – ответил Карапетян виноватым тоном.
– Не похоже на чужую Вселенную, – скептически заметил Кондратюк. – Может быть, дрон снял африканский ландшафт?
– Не выдумывайте, Тарас Гаврилович, – сухо сказал Сергей Макарович. – Дрон не мог вылететь над облаками, будучи привязанным стометровым фалом. К тому же над Баиром начался сезон дождей, он увидел бы сплошную облачность.
– Покажите записи ещё раз, – попросил Плащинин.
Просмотрели фильмы повторно, с не меньшим интересом, чем в первый раз.
– Невольно поверишь в чертовщину, – выразил свои ощущения военспец Сазонов.
– Ровно наоборот, – с улыбкой возразил ему седоватый коллега из Минобороны. – О чертовщине принято говорить, когда фильм полон мрака и ужасов, а тут налицо ангельское творение: лес без всяких признаков вмешательства нечистой силы.
– Самое плохое, что камеры не увидели пропавших, – заметил помощник Савельева.
– Кстати, мы не увидели пейзаж прямо под дроном, – спохватился Плащинин. – Почему?
– Потому что дрон перевернулся, – сказал оператор. – Камеры установлены так, что смотрят во все стороны и чуть вниз, а там, – оператор показал пальцем в небо, – он снимал, по сути, небо и территорию леса в отдалении.
– Он не перевернулся, – возразил Егор Левонович. – В том мире ориентация силы тяжести прямо противоположна нашей. У нас беспилотник повёрнут к земле брюхом, в соседней бране – макушкой.
– Надо запустить дрон, добавив камеру на макушку, – сказал Сергей Макарович.
– Работаем, – хлопнул в ладоши генерал. – Устанавливаем дополнительную камеру, готовим программу и проверяем функционирование систем. Разойдитесь по своим палаткам, здесь не повернуться. Старт не раньше чем через час-два.
Участники экспедиции начали вылезать из палатки под дождь. В ней остались только четверо специалистов, отвечающих за подготовку беспилотника, и Савельев. Плащинин тоже вышел, собираясь связаться с Москвой из своего командирского модуля.
– Полегчало? – спросил Сергей Макарович приятеля, заметив, что тот уже не так бледен, как минуту назад.
– Я не верю, что оказался прав, – честно признался Егор Левонович с кривой улыбкой.
Глава 24
Лесная защита
Африканцы появились в зоне видимости через десять минут после того, как Максим устроился на краю «березняка», спрятавшись под изогнутой в форме буквы Г сломанной «липой». Между колоннами «секвой» замелькали жёлто-коричневые пятнистые комбинезоны, демаскирующие фигуры боевиков СОА, вместо того чтобы резко снижать их заметность на фоне ландшафта.
Они шли цепью – семеро вооружённых автоматами громил, в десяти-пятнадцати метрах друг от друга, и вёл их знакомый гигант-негр, с которым Максиму пришлось столкнуться дважды. Изредка цепь останавливалась – негр изучал следы, оставленные беглецами на траве, – затем снова устремлялась вперёд, ускоряя движение.
У «берёзовой рощи» преследователи остановились, о чём-то споря.
Максим затаил дыхание. Африканцы не могли знать о финте беглецов, спрятавшихся в роще, но вполне могли направить туда разведчиков – проверить заросли на всякий случай. И тогда придуманный Редошкиным план рушился, так как надо было отступать дальше либо принимать бой.
Работала бы рация, Максим в этом случае просто приказал бы лейтенанту начать отвлекающий манёвр, теперь же можно было надеяться только на сообразительность и опыт офицера, наблюдавшего за действиями противника из своего укрытия.
Боевики кончили совещаться, двое из них действительно направились к «берёзовой роще», и в этот момент снова послышался знакомый низкий гул: лес включил свой «инфрачастотный звуковой прожектор», служащий неким предупреждением для злобных попаданцев.
Африканцы остановились, вертя головами.
Один из них, крайний слева, внезапно упал.
Максим понял, что Редошкин начал стрелять.
Выстрел лейтенанта почти не был слышен на фоне лесного гула, но африканцы были опытными бойцами и сразу определили источник опасности.
Редошкин выстрелил ещё раз, в сотне метров мелькнула его пятнистая тень (он намеренно выключил маскер-систему «Хамелеона», чтобы его заметили), и боевики СОА бросились за ним, открывая огонь.
Гул всё ещё доносился из недр земли, постепенно стихая, и Максим тоже сделал выстрел, сражая последнего в цепи африканца справа. Выстрел «Лобаевки» слышен не был, недаром винтовку назвали «шёпотом смерти», и остальные преследователи не поняли, кто стрелял, по-прежнему считая основным стрелком Редошкина.
Цепь африканцев скрылась за деревьями.
Гул стих, наступила тишина.
Максим расслабился, послав мысленную молитву богу удачи: убереги Жору, друг!
Издалека прилетела автоматная очередь, одна, вторая, третья. Бухнул ответный выстрел из карабина. Снова стало тихо. Сцепив зубы, Максим сдержал порыв сесть на иноземный мотоцикл и нагнать преследовавших Редошкина боевиков. На его попечении оставались трое земляков, и рисковать их жизнями не стоило.
Подождав четверть часа, он вернулся к стоявшему в окружении «ракит» аэробайку, позвал негромко:
– Вероника!
Из-за кустов взвился пружиной Костя, на лице азартное нетерпение и любопытство.