Пять тридцать, а Джина все еще не вернулась. Дункан к тому моменту уже сидел с наполовину пустой бутылкой вина. Он включил местные новости на тот случай, если ситуация с Джиной освещалась в прессе. Каким бы невероятным это ни казалось, он продолжал представлять себе ее лицо или лицо ее отца, появляющиеся на экране, и не раз ему казалось, что он действительно их видел, в настолько внушаемом состоянии он находился. Дункан сидел, погруженный в тревожные раздумья, когда услышал, как в замке поворачивается ключ. Он ошеломленно посмотрел на дверь, не зная, чего ожидать, и не мог до конца поверить, что Джина вернулась, даже когда она встала перед ним, улыбаясь, как будто это был такой же вечер, как и любой другой.

– О нет, ты что, волновался? – Джина взглянула на его измученное лицо, а потом заметила вино. – Прости, пожалуйста. Я потеряла счет времени.

Она подошла к нему вплотную и поцеловала в щеку. От ее волос и одежды донесся запах сигарет.

– От тебя пахнет дымом, – пробормотал Дункан, все еще находясь в шоке.

– Правда? Интересно… А, ну да, я зашла в кафе. Я и не подозревала, что уже так поздно. Прости.

– Тебе не нужно извиняться. Я имею в виду – ты вольна делать все что угодно. Я просто волновался.

– Я в порядке.

Она улыбнулась, затем быстро пересекла комнату, чтобы выключить телевизор. Вместо того чтобы присоединиться к нему, она вышла на балкон и долго стояла там, глядя на улицу.

– Джина?

Она развернулась, стараясь казаться беззаботной, но ее огорчение было ощутимым. Джина никогда не могла скрыть своих чувств – это одна из тех вещей, которые Дункан всегда любил в ней, насколько страстной и прозрачной она представала по сравнению с ним.

– Что-то происходит, я это чувствую. Что бы это ни было, ты можешь сказать мне.

Дункан наблюдал, как поникли ее плечи и она медленно покачала головой.

– Ты прав, я плохая лгунья. Я не хотела, чтобы ты волновался.

Дункан последовал за ней, стараясь держаться уверенно. Он взял ее руки в свои, глядя в глаза.

– Пожалуйста. Я не хочу, чтобы между нами были секреты.

– Конечно. Никаких секретов. – Она крепко обняла его, спрятав лицо у него на груди. – Сегодня утром я неважно себя чувствовала, поэтому поехала в больницу. Это началось после того, как ты ушел, судороги, ужасные. Я не знала, как с тобой связаться, и не видела никакого смысла пугать тебя. Вдруг ничего страшного? К счастью, врач сказал, что это просто обезвоживание, чего и следовало ожидать в такую жару. Мне просто нужно пить много воды и не слишком напрягаться. Врач отпустил меня с этим советом и несколькими брошюрами. – Джина достала из сумки стопку листов и положила их на кофейный столик. – Я должна прочитать их, но слишком устала. Думаю, мне нужно отдохнуть.

Дункан проводил Джину в спальню, и она легла на кровать. Он сел рядом, испытывая смесь ужаса и благодарности. Каким же хрупким было его счастье! Но он все еще цеплялся за него. Эта женщина, которую он любил, и крошечное существо, выкованное из этой любви, – они с ним, в безопасности. Насколько это возможно.

Он сидел рядом с ней, держа за руку и целуя снова и снова, ему было трудно оторваться от нее, пока наконец Джина не спросила, может ли он задернуть шторы. Свет оставался ярким до самого вечера, поэтому он сделал все, дабы затемнить комнату, прежде чем выйти, чтобы дать ей отдохнуть. На кухне он налил в кастрюлю воды, чтобы сварить пасту, затем вспомнил, как Джина говорила, что ей следует много пить в течение дня. Он потянулся за кувшином. Временами казалось, что нужно так много успеть, что он не мог представить, как он это сделает: ребенок, о котором нужно заботиться, новый город, в котором нужно ориентироваться, дом, который нужно построить вдали от всех, кого они знали. И вдобавок ко всему этому у него должна быть какая-то изощренная стратегия защиты: от своих родителей, от отца Джины, Вайолет, Блейка, Грэма Бонафера, даже от своих однокурсников – список можно было бы продолжить. Где ему взять силы для сочинительства? Как ему оставаться тем человеком, которым он когда-то являлся?

Задумавшись, он переполнил стакан и раздраженно выругался. Вода пролилась на руки и рубашку. Он вытерся как мог и вернулся с кувшином и стаканом в комнату. Когда он подошел к двери, увидел, как Джина встала с кровати и подошла к окну. Раздвинув занавески, она смотрела вниз, на улицу. Она сразу заметила его и обернулась.

– Тошнота. Мне нужен воздух.

– Да, конечно. Я принес тебе воды. Это может помочь.

Она поблагодарила его и вернулась в кровать, мило улыбнувшись. Дункан поставил кувшин и стакан рядом с ней, погладил жену по щеке и отошел, решив ничего не говорить о своих опасениях. О подозрении, что, стоя у окна, Джина явно кого-то высматривала на улице.

Джина

Рим, август 1996 года

Несколькими часами ранее, когда Дункан ушел в школу, Джина села в метро и доехала до Тор Сапиенца, где она пошла той же дорогой, что и в свой первый день в Риме, когда они с Дунканом посетили больницу. Она поднялась на лифте в акушерское отделение, бездумно поболтала с администратором – подтвердила свою запись на три дня вперед, задала несколько очевидных вопросов, которые у нее были перед осмотром, а затем отправилась делать то, зачем пришла. Поблагодарив секретаршу, она остановилась у двери, чтобы забрать несколько брошюр – о дородовом уходе, питании и тому подобном, – которые ей понадобятся позже, чтобы доказать Дункану, что она действительно была в больнице.

Джина вышла из больницы около половины двенадцатого, что дало ей лишних полчаса, дабы добраться до кафе, где она должна была встретиться с Грэмом Бонафером.

Она нервничала, подходя к месту, неуверенная, правильно ли поступает. Джина чувствовала, что побег за спиной Дункана являлся предательством, и она не могла предвидеть, каким станет исход этой встречи. Добравшись до кафе, она вспомнила, в каком приподнятом настроении были они с Дунканом, когда пришли сюда после больницы, где они стали свидетелями чуда бьющегося сердца в ее животе. Ей предстояло так много потерять…

Это было типичное итальянское кафе с баром из темного дерева, мраморными столешницами, красными обоями и плиточным полом. Большинство посетителей – пожилые местные жители – читали газеты и болтали. Персонал не говорил по-английски, а меню напечатано только на итальянском.

Сердце Джины учащенно билось, когда она оглядывала зал, боясь встретиться лицом к лицу с Грэмом после всего произошедшего и узнать, какие чувства это может пробудить, какие воспоминания оживить. К настоящему времени она вспомнила достаточно, чтобы счесть эту встречу важной. Она так напряженно искала его лицо среди посетителей, что не сразу узнала того, кто ожидал ее вместо Грэма.

Мужчина помахал ей из-за столика в углу. Блейк Флурной.

Джина встревожилась. Как Блейк оказался здесь? Он путешествовал с Грэмом? Она лихорадочно размышляла, что бы это могло значить, в какую переделку она попала и не следует ли ей просто развернуться и уйти. Блейк продолжал наблюдать за ней. Он был одет в розовую рубашку и джинсы и, небрежно скрестив ноги, смаковал эспрессо, помешивая его в маленькой чашечке. Ничто в его манерах не предвещало угрозы, но Джина знала Блейка достаточно хорошо, чтобы насторожиться.

– Вот так сюрприз, – сказала она, садясь.

– Еще бы, – ухмыльнувшись, ответил Блейк.

Он все еще был красив, но его прямые светлые волосы, зачесанные назад, начали редеть, а под глазами появились мешки. Он серьезно сдал с тех пор, как она видела его в последний раз, больше года назад. Когда Блейк еще жил в Нью-Йорке, они с Дунканом обычно встречались без нее. Ни одна из подружек Блейка не продержалась достаточно долго, чтобы устраивать парные свидания, и Джина была абсолютно довольна таким раскладом. Впрочем, как и Блэйк.

– Тебе Грэм сказал, что я буду здесь?