– Как много ты забыла? – спросила Вайолет, игнорируя Дункана и нахмурив густые брови.

– Трудно сказать. Но становится лучше.

– К счастью, – добавил Дункан. – Впрочем, я уверен, что Джине не слишком приятно говорить о своей травме. Бетт упомянула, что ты открываешь театр.

– О да! – Вайолет не могла сдержать волнения от возможности рассказать о своем проекте. – Не совсем то, что я планировала делать, но искусство здесь находится под угрозой. Стоимость недвижимости стремительно растет, иностранные инвестиции хлынули потоком, поэтому другие силы также захотят заявить о себе. Город такой очаровательный, люди будут пытаться завоевать его, и хочется, чтобы это были профессионалы, а не те, которые просто ищут выгоду.

В заявлении Вайолет чувствовался вызов, заметила Джина, хотя она не могла толком понять, о чем шла речь. Была ли эта конфронтация между Дунканом и ее подругой чем-то большим, нежели старая антипатия?

Вайолет с самого начала была не в ладах с Дунканом. Джина считала, что причина в том, что они очень разные. Вайолет выросла с родителями, занимающимися искусством, и всегда действовала как лидер и связующее звено между людьми. Дункан, между тем, по натуре являлся аутсайдером. В колледже это не имело большого значения, но в Нью-Йорке люди полагались на связи из музыкальных школ, которых у Дункана не имелось, и он был неспособен заискивать перед теми, кто мог ему помочь. Некая его упрямая часть отказывалась идти на компромисс или втираться в доверие, что Вайолет восприняла как высокомерие. Не раз она высказывала Джине свою точку зрения: Дункан – жестокий, суровый, эгоистичный, и именно из-за него она топчется на месте.

В любом случае, если Дункан и уловил враждебность Вайолет сегодня, он не подал виду. Улыбаясь, он поздравил девушку:

– Все это звучит очень впечатляюще! Я бы с удовольствием посмотрел на театр.

– Да, – вмешалась Джина, – я бы тоже хотела его увидеть.

– Вообще-то здание видно даже отсюда. – Взволнованная их интересом, Вайолет поднялась со стула и подошла к краю балкона, положив руку на шаткие перила. – В направлении телебашни, вон там, справа. С желтой крышей.

Джина подошла поближе, вглядываясь в город, его яркие кровли и шпили, странную футуристическую башню, которую они видели, когда ехали. Плитка под ногами заходила ходуном, и девушка совершила ошибку, посмотрев вниз через перила. Внезапно ее голова закружилась, в глазах заплясали мушки, и у нее возникло ощущение, что она может рухнуть в обморок. Джина быстро отступила назад и ухватилась за стул, чтобы не упасть.

– Ты как? – воскликнул Дункан, подскакивая и хватая ее за руку.

– Кажется, я просто устала. А может, это все пиво…

– Ты пила здешнюю воду? – поинтересовалась Бетт. – В первую неделю я жутко болела.

– Ты выглядишь бледной, – заметила Вайолет, подходя поближе. Она взяла Джину за руку. – Пойдем в ванную, там есть термометр.

Дункан двинулся следом, но Вайолет велела ему оставаться на месте:

– А вы пока приберитесь. Я о ней позабочусь.

– Со мной все будет в порядке, – сказала Джина, хотя на мгновение у нее возник страх, что с ней, возможно, совсем не все в порядке, что эти симптомы похожи на головокружение и тошноту, которые она испытывала после несчастного случая. Почти две недели с ней не случалось ничего подобного, ее воспоминания начинали казаться менее туманными, но страх периодически охватывал ее. Проблема могла оказаться психологической – воспоминания из детства, ее страх, откатившийся к тому времени, когда каждая головная боль и головокружение заставляли ее возвращаться к слову «инсульт».

Вайолет зашла в ванную и принялась рыться в старом шкафчике с треснувшим зеркалом. Через минуту она уже сыпала проклятиями.

– Клянусь, у нас точно был градусник!

– Не бери в голову. Не думаю, что у меня температура.

– С тобой что-то не так, – заявила Вайолет, – я это вижу.

Да, Джина знала, что это правда, даже если она не могла понять, что именно. Знакомые ощущения, до жути знакомые.

– Я думаю, мне стоит прилечь на несколько минут, – проговорила Джина, и Вайолет провела ее в свою душную спальню с тяжелой мебелью, кружевными занавесками, цветочным ковром. Свечи стояли на прикроватном столике рядом со странной маленькой скульптурой женщины, на которую Джина смотрела, глубоко вдыхая. Она пыталась сосредоточиться на своем окружении, на том, где она находилась, но образы начали заполнять ее мысли: она лежала в комнате, которая, казалось, вращалась вокруг нее. На бархатных стенах висели зеркала и лампы. Люди смеялись, даже не заметив, как она встала из-за стола и вышла. Лишь один мужчина последовал за ней, француз, с которым она познакомилась в Вене. Он спросил, хорошо ли она себя чувствует: «Ты выглядишь так, словно сейчас упадешь в обморок».

В данный момент она чувствовала то же самое, мысли приходили к ней, как в лихорадке. Джина резко выпрямилась, ей показалось, что простыни залиты кровью. Она осмотрела цветочный узор, но крови, конечно же, не было.

– Что с тобой происходит? – Вайолет сидела на кровати рядом, обеспокоенно наблюдая за ней.

– Я… Я не знаю. Наверное, все дело в воде, как сказала Бетт.

– Дело не только в этом, – хмыкнула Вайолет, понизив голос. – Я имею в виду вообще все: твое внезапное появление, да еще с Дунканом… Это из-за несчастного случая? Как много ты забыла?

– Я не знаю.

– Помнишь наш разговор прошлой осенью? Когда ты позвонила мне, рыдая?

– О моем отце?

– Нет, не о твоем отце. Ты действительно не помнишь?

– Как дела у моей девочки?

Голос Дункана заставил Джину вздрогнуть: она не видела, как он вошел в комнату. Вайолет повернулась к нему и раздраженно, даже враждебно бросила:

– Дела у нас замечательно, спасибо.

Дункан проигнорировал слова Вайолет и подошел, чтобы сесть на кровать. Он положил руку на лоб Джины.

– Может, нам стоит поехать обратно в отель?

– Мы еще не закончили разговор, – огрызнулась Вайолет.

– Разговор может подождать, не так ли? Наверное, он даже обязан подождать, если Джине нездоровится. – Дункан посмотрел на нее сверху вниз, изучая ее так же, как она изучала его, скрывая беспокойство за показной заботой. – Я думаю, ей нужен врач, – заключил Дункан.

– Если ей понадобится врач, я вызову врача, – возразила Вайолет.

– Со мной все будет хорошо, – наконец заговорила Джина, обращаясь к мужу. – Я в порядке, правда! Просто нужно немного отдохнуть. Я скоро присоединюсь к вам.

Вайолет тяжело вздохнула, когда Дункан вышел из комнаты, не закрыв за собой дверь. Он отошел, и через проем Джина увидела, как он нерешительно направляется к балкону.

– Ты говорила, что я позвонила тебе в слезах, – продолжила она шепотом, снова пытаясь сосредоточиться на подруге.

Вайолет начала отвечать, но Джина почти не слышала ее, потому что в этот момент произошла очень странная вещь. Сначала она решила, что это еще одна иллюзия, результат ее болезни. Дункан находился в другом конце комнаты, на балконе, а потом вдруг исчез. Никогда в жизни она не была так напугана. Единственное событие, с которым она могла это сравнить, был тот ужасный день, когда в девять лет она обнаружила мать, упавшую в ванной, – кошмарный эпизод, но в первый момент она всего лишь услышала грохот, а вошла в ванную позже, тогда как сейчас она повернулась, чтобы посмотреть на Дункана, – и увидела его в ту самую секунду, когда он откинулся назад на балконе, в месте, где не было ограждений, которые могли бы удержать его.

Джина смотрела, не веря своим глазам, как тело Дункана легло на воздух, как постепенно стало исчезать из поля ее зрения, как он безмолвно раскинул руки, словно желая, чтобы его поймали в спасительные объятия.

Дункан

Прага, июнь 1996 года

Тело Дункана ударилось о землю с такой силой, что ему показалось, будто из его легких выбили весь воздух. Он не чувствовал ничего, кроме гудящего онемения; он не слышал ничего, кроме звона в ушах. Когда Дункан медленно открыл глаза, то увидел над собой голубое небо, а затем испуганное лицо Джины, склонившейся над ним. Она пыталась говорить с ним, спрашивала, все ли в порядке, но ее голос звучал приглушенно.