– Дункан, ты уверен? Хотела бы я тебе верить, но у него есть адвокаты, полиция…
– У него нет ничего, кроме лжи и денег, чтобы ее подкрепить. Он пытается причинить тебе боль, чтобы добраться до меня, мама. Вот что происходит на самом деле. Пожалуйста, пожалуйста, выслушай меня. Пожалуйста, верь мне, а не этому человеку и историям, которые он сочиняет. Мне ничего не угрожает, как и Джине. Мы счастливы. Разве что я не могу быть до конца счастлив, когда ты так расстроена. – Дункан чувствовал, что постепенно убеждает ее. Это или, возможно, гнев, который он испытывал по отношению к отцу Джины, придало ему смелости. В нем поднялся дух неповиновения, который смел все колебания и липкое чувство вины. Его решимость только удвоилась. Джина останется с ним. – Есть еще кое-что, что тебе нужно знать, мама. – Он сглотнул. – Велика вероятность, что мы с Джиной не вернемся.
– Что значит «не вернемся»? В Нью-Йорк?
– В Америку.
– Как долго?
– Не знаю.
– Ты же не хочешь сказать «никогда»?
– Я не знаю… не знаю, что я хочу сказать. – Дункан слышал нервное напряжение в своем голосе и чувствовал, как маленькая часть его желала подойти к матери, как это сделал бы ребенок сказать ей, что он вляпался и нуждается в помощи. Вместо этого он взял себя в руки. – Вполне возможно, что я буду жить здесь. Какое-то время. Но все будет хорошо.
– Жить где? Где ты, черт возьми, находишься, Дункан?
– Я там, где и должен быть: рядом с Джиной.
– Дункан, эта девушка – не единственный человек, который имеет значение, не единственный человек, который любит тебя и заслуживает места в твоей жизни. Ты не можешь просто отгородиться от нас, – настаивала мисс Леви. Ее голос стал пронзительным. – У нас с твоим отцом должен быть способ связаться с тобой.
– Я обещаю, что скоро напишу тебе и объясню подробнее. До тех пор, пожалуйста, не беспокойся обо мне, и я не буду беспокоиться о тебе. Ты справишься. Мы оба справимся.
Дункан повесил трубку, испытав кратковременное облегчение, однако понимая, что это не конец. Каждый день он прослушивал автоответчик, ожидая еще одного сообщения, следующего срыва матери, какой-нибудь угрозы или удара по его совести. Ничего. Ни от матери, ни от кого-либо еще.
Дункан разослал письма своим знакомым примерно с таким объяснением: они с Джиной уехали вместе, и ее отец оказался не в силах смириться с этим фактом, поэтому сплел дикую историю в попытке остановить их. Он написал все эти письма в течение недели, во время обеденных перерывов в школе, все письма, кроме одного, адресованного Блейку. Он знал, что другу потребуется другое объяснение.
«Блейк, прости за то, что не смог позвонить тебе, и за то, что я не могу согласиться на встречу. Это было бы слишком рискованно для меня по причинам, о которых, бьюсь об заклад, ты догадаешься и сам. Я не могу быть уверен, что отец Джины не послал кого-нибудь следить за тобой или что ты не позволил этого из чувства преданности мне и убежденности, будто ты спасаешь меня от огромной ошибки. Знаю, что ты хочешь мне добра, и поэтому надеюсь, что понимаешь: мое недоверие не является оскорблением. Когда все уляжется, я буду рад увидеться, а пока всё, что я могу, это пожелать тебе всего наилучшего. Надеюсь, ты сможешь пожелать того же мне – даже если для меня это означает быть с Джиной».
Перечитав письмо, Дункан осознал, что вряд ли убедил Блейка. Тем не менее это лучше, чем ничего.
Поскольку он пропустил обед со своими однокурсниками, то проголодался, поэтому зашел в магазин на углу и купил немного хлеба, сыра, помидоров и вяленой ветчины, а также газету, чтобы занять себя до возвращения Джины. Снова поднявшись наверх, он съел свой ланч, читая главные новости: летние Олимпийские игры закончились, Америка взяла золото в десятиборье и установила рекорд в беге на двести метров. Боб Доул выбрал Джека Кемпа своим кандидатом в вице-президенты. Дункан почти забыл о предстоящих в ноябре выборах. Теперь эти истории об Америке казались ему такими далекими…
Дункану наскучила газета, и он взглянул на часы. Половина четвертого, примерно тогда, когда он обычно возвращался домой с занятий; как правило, Джина приходила раньше него. Он включил музыку, чтобы расслабиться, а затем, почувствовав сонливость, решил прилечь. Сам того не желая, Дункан заснул, а когда проснулся, была уже половина пятого.
Такое долгое отсутствие явно не в стиле Джины. Если бы она знала, что опоздает, она бы оставила записку или позвонила. Дункан проверил телефон, а затем пошел через холл, чтобы спросить соседа с их этажа, видел ли он Джину вообще в тот день или, может, он знал, куда она ушла. Когда сосед ответил отрицательно, Дункан сбегал в маленький продуктовый магазин на углу, тот самый, где он купил обед.
– Вы не видели mia moglie?
– Non l’ho vista da ieri.
«Не видела со вчерашнего дня», – именно так ответила пожилая женщина за прилавком. Дункан поблагодарил ее и поспешил домой, опасаясь, что Джина попытается позвонить именно в то время, когда его не будет. Поднимаясь по лестнице, он надеялся услышать телефонную трель. Однако никто не позвонил ни тогда, ни в течение следующего часа, пока Дункан мерил шагами квартиру, не в силах отвлечься от мыслей о том, что же могло произойти.
А вдруг еще один несчастный случай?! Дункан вернулся к ужасу того дня, проведенного в Берлине, в вестибюле «Отеля де Ром». Он вспомнил то чувство отчаяния по дороге в больницу, когда готовился к осознанию, что он окончательно потерял ее, что Джина ушла навсегда. Если бы он не испытал тогда такого потрясения, если бы не почувствовал скудность своей жизни без нее, он не оказался бы способен на все остальное: притвориться, что она никогда не покидала его, цепляться за нее с помощью изощренной лжи.
А что, если Джина раскрыла эту ложь? Что, если сегодня недостающая часть ее памяти волшебным образом восстановилась и она поняла, как злоупотребляли ее любовью и доверием? Или настал день, которого он больше всего боялся? Мистер Рейнхольд нашел свою дочь. Теперь Дункан вспомнил одно особенное утро, когда он проснулся раньше обычного и, выйдя из спальни, обнаружил Джину в гостиной с телефоном в руках. Он не слышал, как она говорила, и она повесила трубку, как только заметила его.
– Ошиблись номером, – сказала Джина. – Тебя тоже разбудило?
Дункан пожал плечами, не придавая происходящему большого значения. Только теперь смысл этого маленького события стал ясен. Она разговаривала по телефону со своим отцом, планируя свой побег.
Его воображение разыгралось не на шутку. Дункан пытался сдержать его, убедить себя, что Джина просто потеряла счет времени в музее или пошла посмотреть фильм в кинотеатре, мимо которого проходила по дороге домой. Существовала масса историй более правдоподобных, чем то, что отец Джины выследил ее, и все же он не мог удержаться от размышлений о том, что это возможно.
Неужели Мауро навел на них отца Джины? Дункан понял, что это опасно, как только мужчина предложил им остановиться в этой квартире, ведь впервые кто-то из их предыдущего пункта назначения знал точный адрес их следующего места остановки.
Дункан мысленно назвал себя дураком. Он позволил своим фантазиям взять верх над разумом и в результате потерял Джину, возможно, навсегда. Она ушла, и он ничего не мог поделать! Он не мог позвонить в полицию. Джина отсутствовала недостаточно долго, чтобы начать поиски, но он в любом случае не мог появиться в участке и настаивать на том, что женщина, уже объявленная в розыск, которая по официальной версии была похищена им, пропала. Его руки были связаны. Отец Джины намеренно держал бы его в неведении, как это делал сам Дункан. Так прошли бы дни без Джины, и он бы не знал, жива ли она, здорова ли, любит ли она его по-прежнему или ненавидит. Что станет с их ребенком? И так до тех пор, пока его незнание не сведет его с ума настолько, что он пойдет в полицию, будет арестован и получит по заслугам.
