– Кажется разумным, – ответил Дункан, стараясь не упасть со стула. Шестьдесят тысяч – вдвое больше, чем он зарабатывал за целый год.

– Отлично. Тогда мы можем приступить к самой интересной части. Итак, есть несколько музыкантов, которых нужно прослушать, и я хочу, чтобы это сделал ты. Они должны уметь передавать своей игрой настроение моего фильма.

В течение следующих двух недель, пока Джина находилась в отъезде, Марина занимала Дункана. Когда он приступил к ее заказу, стараясь посвящать ему каждую свободную минуту, Марина сводила его на несколько концертов: пара небольших групп на местных площадках, пара выступлений большого оркестра. После одного шоу в Линкольн-центре, которое, по ее словам, являлось скромным подарком ему, она познакомила Дункана с элегантной европейской парой.

– Представляю тебе Астрид и Риккардо. Моя мать и ее жених.

Дункан оказался застигнут врасплох этой встречей, особенно тем, как лукаво ее мать улыбнулась ему. Тем не менее он сказал себе, что не делает ничего плохого, это ведь чисто деловые отношения: Марина его клиентка и платит ему большие деньги, поэтому проводить с ней время таким образом – совершенно нормально.

Дункан цеплялся за эту идею, даже когда она появилась у его двери двумя ночами позже, держа в руках бутылку вина и одетая в блузку, расстегнутую достаточно широко, чтобы он мог видеть, что под ней ничего нет. Он цеплялся за эту идею, даже когда она включила музыку и улеглась поперек его дивана. Даже когда она снова использовала свое легкое алкогольное опьянение как оправдание, чтобы говорить то, чего не следовало.

– Наверное, это не мое дело, но скажу честно, меня удивляет, что на этот раз ты не поехал с Джиной в Вену. Я имею в виду – после той ее поездки.

– У меня есть проекты, которые не терпят простоя в работе… – Дункан остановился, не потакая Марине и не переспрашивая, на что она намекает. Он вспомнил имя, которое она упоминала раньше. Бенуа. Мужчина, который был бы раздавлен, узнав, что Джина замужем. – В любом случае, провести немного времени порознь мне кажется полезным.

– Не все мужчины такие доверчивые.

– Джина никогда не давала мне повода не доверять ей.

– О, Дункан, ты такой милый! Действительно милый. Джине очень повезло. Большинство мужчин с твоим талантом – эгоисты, но ты столь же невинен, сколь и одарен. Хорошо, что ты многого не знаешь. Я имею в виду большие сцены вроде венской, где сплошные интриги и злоупотребление властью. Джина, конечно, может постоять за себя, но подобные вещи выбили бы из тебя этот чистый дух.

Марина рассмеялась, и он попытался улыбнуться, хотя, по правде говоря, был изрядно сбит с толку, да еще некстати вспомнил о той неуверенности, от которой страдал прошлым летом и которая теперь, в отсутствие Джины, вернулась и даже усилилась.

Дункан посмотрел на Марину, которая, закрыв глаза, откинулась на спинку дивана. Она была соблазнительной, он не мог этого отрицать, стильной и светской, ему даже слегка льстило, что такая женщина видит в нем столько возможностей. Как бы Джина ни поощряла его раньше, слишком многим его неудачам она была свидетельницей, чтобы все еще его идеализировать. Погруженный в свои мысли, он продолжал наблюдать за Мариной и в какой-то момент даже подумал, что она заснула. Однако когда песня закончилась, она снова села и открыла глаза, дерзко глядя на него.

– Это интересный отрывок… – начал комментировать Дункан, в то время как Марина продолжала пристально смотреть на него. На ее губах появилась улыбка. А затем она поцеловала его.

Он не отстранился – поначалу нет. Конечно, он был застигнут врасплох, если не сказать ошеломлен. Но столь же внезапно он обнаружил, что взволнован, восприимчив к интересу привлекательной женщины, которая не являлась его женой. Еще одна заманчивая особа, способная придать ему форму. Он позволил ей еще больше расстегнуть блузку, прежде чем встал и попятился.

Сразу после того, как он отступил, Марина тоже поднялась и прошла мимо него, все еще в расстегнутой блузке, направляясь на кухню, чтобы наполнить свой бокал вином.

– Не стоило этого делать. Джина – моя подруга. Ты женат. Ты, должно быть, плохо думаешь обо мне.

– Я не… Я…

– Просто абсолютно очевидно, что вы двое больше не подходите друг другу. Она перешла на новый уровень, теперь твой черед. Но если ты так не считаешь, то не смею настаивать.

Марина наконец взглянула на него, но тут кое-что другое привлекло ее внимание. Она посмотрела на дверь.

Музыка продолжала играть – скорее всего, именно поэтому Дункан не слышал звука поворачивающегося в замке ключа. Он слишком сильно отвлекся на Марину, чтобы заметить, что входная дверь открыта. Сейчас в дверном проеме никого не было, но багаж Джины находился там, где мгновение назад, должно быть, стояла она сама.

Дункан выскочил в коридор и выглянул через перила как раз вовремя, чтобы заметить убегающую Джину двумя пролетами ниже. Что она могла видеть или слышать? Он сбежал по ступенькам, но к тому времени, когда выскочил на улицу, Джины нигде не было видно. Должно быть, она прыгнула в такси и уехала. Когда Марина ушла, рассыпавшись в извинениях, Дункан обзвонил всех, кого смог вспомнить, в поисках Джины, но ее не оказалось ни у одного из друзей, и никто не знал, где она могла бы находиться. Он понятия не имел, как с ней связаться, пока спустя неделю один из ее коллег-танцоров не сообщил, что Джина улетела домой в Санта-Фе.

Все, что ему нужно было сделать, это позвонить Джине и объясниться: он не спал и не собирался спать с Мариной. Дункан был снисходителен к ней, слишком снисходителен, да, – но в надежде получить деньги, которые позволили бы ему и Джине двигаться вперед в их совместной жизни, делать то, что они хотели. Он вспомнил, чего она хотела. Ребенок. Возможно, теперь он был готов. Нет, он точно был готов!

Как только она услышит это, как только она увидит, насколько ему отвратительно думать, что он причинил ей боль, – Джина простит его. Ничего ужасного не произошло.

– Мне просто нужно поговорить с ней пять минут, – сказал он ее отцу, когда позвонил в Санта-Фе.

– Мне жаль, но она не хочет говорить с тобой, Дункан. Она ясно дала понять, что хочет двигаться дальше.

– Послушайте, мистер Рейнхольд, я не знаю, что она вам сказала, но все это большое недоразумение. Если вы позволите мне объясниться, она поймет, что слишком остро реагирует.

– Она действительно слишком остро реагирует на тебя, но Джина в принципе такая. То, что другие чувствуют как рябь, она ощущает как приливную волну.

– Но это и впрямь едва заметная рябь! Она просто ошиблась.

– Мне жаль, сынок, – проговорил мистер Рейнхольд тоном, который мог бы предполагать сочувствие, но, Дункан был уверен, как раз сочувствие на том конце провода начисто отсутствовало. – Ужасно терять того, кого любишь, – задумчиво продолжил он, и Дункан начал злиться, что мистер Рейнхольд использует свое горе как оружие против него. – Но, боюсь, именно это и произошло.

Дункан повесил трубку в состоянии отчаяния. Все это не имело смысла. Вероятно, есть какой-то фрагмент истории, о котором он не знал, и как следствие – не понимал всю картину, но у него нет возможности узнать, какого именно фрагмента не хватает. Он обратился за помощью к друзьям Джины – возможно, у ее коллег-танцоров нашлось бы объяснение, но они были так же озадачены и разочарованы ее исчезновением. Она с ними тоже не общалась.

Тогда Дункана осенило, что она бросала не только его – она отказывалась от всего: от своей карьеры, от их квартиры, от своей жизни в Нью-Йорке, от той жизни, которую она представляла для них, когда ей было всего девятнадцать. Она видела все это так ярко, что заставила его тоже влюбиться в эту жизнь. И теперь она просто тайком сбежала в Санта-Фе, чтобы позволить их совместным планам исчезнуть.

Все это казалось совершенно непохожим на нее – словно она превратилась в какую-то прежнюю, более слабую, детскую версию себя, зависимую от отца, робкую и замкнутую.