– И почему же Фонтиера не почитала тебе книжку и не сделала успокаивающий взвар? Вместо того чтобы пугать ребенка сплетнями и домыслами? – голос Нетфорда зазвенел угрозой, и я не позавидовала нелле.

– О, она уснула первой. Напилась чего-то успокаивающего и отключилась. Ей было страшнее, чем мне, – девочка вздохнула совершенно по-взрослому, с пониманием. – Но я уже не боюсь: я видела пламя на куполе храма. Эта девушка с Юга… Она тоже умрет, как и предыдущая?

– Талия!

– Не надо со мной, как с маленькой! Умрет, да? Этот граксов камень в саду всех убивает? – напряжением в ее голосе можно было разбивать Ташерские скалы.

– Н-нет, Талли…Этадевушка храбрая. И сильная, – негромко пробубнил герцог, выдворяя любопытную малышку за дверь. – Сегодня она спасла Северный предел. Очень высокой ценой.

– Она плохо выглядит, – протянула Талия с недоверием, не желая возвращаться в коридор. То и дело она выпрыгивала из-за плеч Нетфорда, путаясь в длинной ночнушке.

– Ей дурно и нужно выспаться. Присмотришь?

– Ты ходил туда вместо сира Эйдана, да? – ее губы отчетливо дрогнули, нижняя оттопырилась. Обвиняюще, с обидой.

– Да.

– Опять? А если бы ты тоже там… как та первая… с Южного предела?

– Не выдумывай. От этого не умирают… обычно.

– «Обычно»? И от какого такого «этого»? – Талия требовательно повисла на герцогских плечах, намекая, что разговор ни гхарра не окончен.

– Нелла Фонтиера тебе потом… когда подрастешь… Когда сильно подрастешь, – сумбурно договорил Нетфорд.

– А там страшное, да? В саду под Звездносводом? Ты белый весь и дрожишь! – девчушка по-хозяйски поправила на герцоге распахнутую рубашку, грязную и местами подпаленную. – Нхар говорит, там приносили жертву в давние времена.

– И сейчас приносят, – жутковатым хрипом выдал герцог, и девочка испуганно сжалась. – Каждый какую-то свою. Но тебе это не грозит, Талия. И это дает мне покой. А теперь иди спать.

– Почитай мне?

– Я должен возвращаться.

– Но сегодня праздник! Все поют за окном!

– Эйдан плох, леди Кетрисс не в себе, кто-то должен все это…

– Ты всегда так говоришь, – фыркнула девочка, с укором сдвигая черные брови. – Вечно делаешь все за всех! За младшего брата, за дядюшку, за…

– Ты слишком разумна для своего возраста, – он хмыкнул в кулак и понизил голос до максимально серьезного. – Только тебе могу доверять. Поэтому ланта Эллайна здесь.

– И что мне с ней делать? – Талия деловито расправила плечи, приняв на них возложенную ответственность.

– Не мешай отдыхать. С утра принеси завтрак, потом проводи в купальню. Я пришлю к вам Браксаарда с нормальной одеждой, он сопроводит гостью в замок.

– Почему дядя Марибо, а не ты?

По комнате пробежался ветер и колыхнул краешек одеяла, свисавший с кровати. Почти такой же вихрь, позабытый герцогом, сейчас бушевал внутри меня. Клубился в животе, разгоняя искры, вызывая смятение и неловкость.

– Так будет… правильнее.

– А что стало с ее платьем? – в дверной щелке опять сверкнул любопытный черный глаз.

– Ланта Эллайна… кхм… оделась не по погоде.

***

Утром я долго пыталась понять, где оказалась. Не графское имение, не замок Эквеноров… А чей тогда этот дом?

В мою руку, свесившуюся до дощатого пола, тыкалось нечто мокрое и шерстяное. И розовое, если верить сонным глазам. Разлепив веки, я опознала в негоднике «Пушка».

Он чем-то походил на подросшего детеныша саблезубой вирры. Только почему-то розового цвета и с двумя распушенными хвостами. Если бы не фирменный оскал и внушительный размер, сошел бы за каффу или еще что милое, одомашненное…

– Б-брысь… Брысь! – шикнула на исчадие и испуганно поджала ноги. И руку от пола убрала и под одеяло спрятала.

Сейчас под грудой плотной, жаркой ткани было уютно, а кончик носа, наоборот, мерз. Вид за окном был незнакомым: дальний кусочек площади, покатая крыша конюшни, свалка каких-то тюков, припорошенная снегом… Снегом!

Варх Всемогущий! Забыв про Пушка, я вскочила с чужой кровати – массивной, крепко сбитой, мужской. Ойкнула от внезапной боли и, согнувшись, подползла к окну. На ходу кутаясь в одеяло, прилипла к стеклу. За ним… за ним все было абсолютно белым!

Ташерские горы переоделись в хрусталь и серебро. Дома примерили нарядные снежные шапки, перила заледенели и переливались на свету. В сосульках, свесивших острые бока с фонарей и крыш, искрили сотни дорогих кристаллов.

Словно кто-то велел подать парадный сервиз к визиту дорогих гостей. И прислуга за ночь достала из хранилища все самое драгоценное, самое блестящее. И щедро рассыпала столовое серебро по белым шелковым скатертям.

– Дядя Марибо принес вам теплую одежду, – в комнату просунулась лохматая чернявая голова. – Там холодно с непривычки. Вы ешьте, ешьте… И купайтесь: нелла Фонтиера согрела ванну. Браксаард подождет, он только за кофе сел. Нхар варит хороший, редкий… с самого Анжара…

Талия тараторила и тараторила, скрывая за болтовней волнение. Она активно жестикулировала, указывая то на поднос с дымящейся чашкой, то на стену, за которой вполне могла обнаружиться купальня. А сама косилась на мои голые пятки, торчащие из-под одеяла. Гости тут были чем-то непривычным, новым, это чувствовалось в напряженном воздухе.

Оставшись наедине с тяжелыми воспоминаниями и зимним пейзажем, я торопливо поела. То ли от холода, то ли от ночных испытаний, но аппетит разгорелся нешуточный. Я едва успевала жевать, уплетая обильный северный завтрак и запивая все это горячим травяным взваром.

Затем долго купалась, тщательно смывая с себя следы позора. Невидимые отпечатки, оставленные чужим мужчиной. Его прикосновениями, которые следовало бы забыть немедленно… Но порывистая стихия, заселившаяся в меня прошлой ночью, до сих пор их не выдула, не выветрила!

Я с ужасом поглядела в зеркало. Да всякий ташерец, встреченный по пути, поймет, отчего припухли эти губы! И почему порозовели щеки! И… и вообще.

Толком не обтершись, я замоталась в полотенце и уселась на мокрую плитку. В купальне было напарено так, что за белым туманом отставленную руку не увидишь.

Может, меня тут забудут? Не найдут до весны? Эйдан объявит себя свободным, пригласит в Ташер другую южанку – с красотой яркой, броской, гордой, полностью его вкусу соответствующей…

– Передай огненной ланте, что нам пора, – послышалось за стеной. Я узнала по шаркающей походке старого вояку, советника герцога. – Сир Эйдан пришел в себя, ее ждут в нижних покоях…

В купальню просунулось виноватое личико Талии, и я кивнула.

– Я слышала, – выдавила севшим голосом. – Я сейчас соберусь.

Эйдан пришел в себя! Это радостное известие. Конечно, радостное. А то, что грудь заполняется холодом и тоской – это все от нервов.

***

Закутавшись в теплый зимний плащ по самый кончик носа, я покладисто шла за Браксаардом. Дорожку к герцогскому замку за утро расчистили и посыпали голубой крошкой, от которой сапожки совсем не скользили. Иначе бы я непременно растянулась после первого же шага: снег был непривычен ни моему взору, ни моим ногам.

От белизны вокруг резало глаза. В Эшере не бывало настоящей зимы, в здесь… Здесь, казалось, даже воздух был пропитан особой морозной магией. Привлекательно-пугающей, жуткой и ошеломительно красивой.

– Леди Кетрисс, – коротко поклонилась встречавшей у порога женщине.

– Как ты, Эллайна? – она глядела на меня со смесью сочувствия и благодарности.

Захотелось тут же нырнуть в ближайший сугроб! Они все знали, все… Неудивительно: сами отправили задолжавшую южанку в Погибший сад. На алтарь к чужому мужчине. И по тому, как разгорелось пламя на башнях и куполах, не могли не догадаться, чем все закончилось!

Теперь северяне всегда будут на меня смотретьтак, не давая ни на секунду забыть о позоре?

– Эллайна?

– Я напугана. Смущена. И сбита с толку, – прошептала, пряча глаза под капюшоном и входя в замок через главную дверь.

– Чего ты боишься?