– Хорошо, хорошо! – возбужденно проговорила она, ее глаза снова просияли, хотя и ненадолго.

– Все это – эксперимент, ты должна понимать… Это не разрешено. Есть еще комбинации обычных лекарств, которые можно купить в аптеке. Словом, я постараюсь, если ты готова рискнуть…

– Это не риск! Это – единственный шанс!.. Я точно буду ограничена в трудовой деятельности! По закону у меня есть три месяца. Если не выздоровею, то отправлюсь в санаторий, где буду только на птиц смотреть и вдыхать свежий воздух без всякой перспективы. Артём, неси все, что у тебя завалялось, прошу!..

– Ты никому не рассказывай только… Это можно и как преступление расценить…

– Никому, никогда! Обещаю!..

– Завтра я найду все что нужно. А ты еще поспи пока.

– Хорошо!..

Лялька проводила гостя до двери и уже было возвратилась в кровать, но он вдруг снова позвонил в звонок. Стоял на пороге смущенный.

– Я сказал, что буду любить тебя, если ты вернешься… Но я не совсем то имел в виду…

– Ты про что?..

– И ты сказала, что будешь любить меня… Но это не та любовь. То есть ты мне очень дорога, но я не хотел, чтобы ты неправильно поняла…

– Ой, я же фигурально!.. – Лялька, воскликнув подобное, и не подумала, как он мог истолковать ее слова. – Ты мне тоже очень дорог. И ты мой друг, раз ты пришел и помог мне. И я сама буду помогать тебе всем, чем смогу, всю свою жизнь. Хотя бы голубя в санатории назову в твою честь, если ничего не выйдет.

– Ладно, – вымолвил он.

– Тогда до завтра?..

– Да, до завтра.

Артём улыбнулся, хотя все еще пребывал в некоей растерянности. Дверь захлопнулась с той стороны.

На следующий день была пятница, и бывший химик принес целый ворох различных облаток и блистеров. Колдовал над ними, как маг и волшебник, что-то смешивал и наконец, разбавив толикой воды, дал Ляле выпить. Она вновь почувствовала облегчение в желудке и в голове.

– Хочешь есть? Я заказала сегодня специально для тебя.

Счастливее он не выглядел, кажется, уже полгода. Лялька доставала из термошкафа, двумя своими отделениями заменившего в быту холодильники и микроволновые печи, горячие и холодные продукты. Фаршированные сыром помидоры, суп с лапшой, куриные крылышки. Ее палец щелкнул рычажком кофеварки.

Она была очень слаба, но моральный подъем сподвиг ее на действия. Ляля села, улыбаясь, напротив Артёма.

– Суслик, – с нежностью произнесла она.

– Я в лаборатории сказал, что решил возобновить исследования, но так – на любительском уровне. Представляешь, покопался вчера дома в глубине шкафа и столько всякого оборудования нашел. Я и забыл про него.

– Почему ты прервал исследования тогда?..

– Долгая история…

– Я не тороплюсь. Да и у тебя выходные впереди… Если ты хочешь.

– Мои идеи назвали несостоятельными. Тогдашний заведующий нашей лаборатории, профессор Балабайкин, отчитал меня, как последнюю бездарность, перед всем коллективом и отклонил проект моей диссертации. Чтоб ты понимала: тема не берется с потолка. Мы все сначала проработали около года младшими исследователями, участвовали в деятельности лаборатории. В то же время собирали материалы по своей тематике, изучали их, формулировали проблемы и предварительные выводы. За все время никто не обмолвился, что мой выбор неактуален, что данные неправильны или что-то в таком духе. Пока не состоялось финальное обсуждение… Короче, я ушел из «Нового мира». Потом вернулся, но уже в другом качестве…

– Ужас… Было, наверное, очень тяжело.

– Жутко. Я, если честно, ревел как девчонка. Только никому не говори.

– Не скажу.

Лялька умела слушать, и за это Артём готов был повторить любые подвиги любого мифологического героя по ее выбору. Ну, насколько смог бы…

Лялька отхлебнула кофе и решила, что на сегодня экспериментов хватит. От любимого напитка опять затошнило. Она отставила чашку и, не без сожаления, взялась за отвар трав.

– Не надо было мне при девушке своей так себя показывать… Но мы жили вместе, было сложно скрывать. Через месяц Балабайкин на ней женился. Оказалось, что они уже давно присматривались друг к другу, а я не замечал ничего, простофиля…

– Какой кошмар… Слушай, да твоя жизнь – триллер!..

– Научно-мелодраматический, – усмехнулся Артём. И Ляля подметила, что и он умеет подбирать интересные слова. – Спасибо, я наелся.

Она начала убирать посуду.

– Треснуть бы этого… как его? По башке!.. И ее… обругала бы на чем свет стоит!..

– Зачем? Они любят друг друга.

– Ты слишком добрый, Суслик!.. Добрый к другим, а к себе – нет!.. Вот девушки и пользуются твоей добротой… Прости за откровенность.

– Нет, ты права… Давай я сделаю тебе порции лекарств, чтобы ты могла принимать регулярно.

– А ты не будешь больше заходить?..

– Почему?.. Буду. Но чтобы у тебя было.

– Фильм, если хочешь, посмотрим. У тебя нет планов?..

– Одиночество – вот мой лучший план.

Ляля порадовалась, что может избавить друга хоть от чего-то. Она включила домашний кинотеатр, и объемные изображения начали бегать по комнате. Ляля плюхнулась на диван. Суслик медлил с чашкой у стены, размышляя то ли о любви, то ли о науке.

– А у вас с Паулем любовь была?..

– А?.. – Лялька отвлеклась от мыслей о макияже актрисы, которая реалистичной голограммой стояла в комнате. Подобные спецэффекты перестали завораживать и даже не слишком мешали разговорам.

Как сделать такие же яркие и при этом тонкие стрелки?.. Вот перестанет она, Лялька, кормить канализационного духа, сто процентов выведет себе такие же. Ее задорные черные глаза и раньше сражали многих мужиков словно гарпун, а при таком оформлении парни и вовсе обомлеют. И даже не заметят, что из-за потери веса грудь ее убавилась почти на размер и штаны перестали быть обтягивающими.

– Извини, что спрашиваю. Просто ты сказала в больнице, что вспомнила, за что его полюбила. За что же, если не секрет? Мне просто интересно, как это бывает…

– Искры и страсть были. И он был таким искренним и открытым. В его глазах для меня было небо целиком, а в его улыбке – счастье. Потом мы поженились, озаботились тем, чтоб завести детей. Не получалось. Тут и началось… Истерики (мои)… Упреки, срывы…

– Почему ты отказалась от вспомогательных технологий?..

Эх, Артём…

– Они не отработаны… с научной точки зрения. Влекут жуткие мутации у трети эмбрионов. Их лишают жизни из-за этого…

– Но это же не жизнь как таковая, это эмбрионы. У них и души-то еще нет.

– На пятом-шестом месяце развития нет души?.. Уволь!..

– Наука это доказала и Церковь…

– Позволь, но я не верю в это. Как наука вообще может такое доказать?.. Это же предмет веры! До сих пор душу никто так и не наблюдал! А когда она появляется, узнали?! А Церковь здесь действовала, как подпевала. Извини уж. Знаешь, раньше считалось, что душа в утробе уже есть…

– Но исследования…

Лялька махнула головой:

– Признаки, которые могут свидетельствовать о том, что мы, может быть, что-то установили. Куда было проще, когда область веры существовала отдельно от области фактов.

– Ну, не знаю…

– Почитай то, что когда-то называлось философией науки. В XXI веке ее вовсю изучали в аспирантурах. И люди тогда были не такими глупыми, как нам кажется.

Артём притих, и она поняла, что перебарщивает.

– Любить всегда легко, когда все складывается. А когда нет, сразу становится ясно, что не очень-то это и любовь… – вернулась она к прежней теме.

– Он же сохнет по тебе. Видела его взгляд в больнице?

– Это не то. Я его просто привлекаю.

– Не согласен. Он в тот день сказал мне: «Это ж наша Лялька, едем к ней»!

– Может, ты и прав. Но Пауль не тот человек, который будет преодолевать какие-то трудности или терпеть расхождения с запланированной линией. Во всяком случае, не ради меня.

– Тогда он дурак.

– Ой, ты феминист.