– Я не согласна!..

– Ты вечно умнее всех, – проворчал бывший муж.

– Нет. Я просто мыслю самостоятельно.

– В терминах Средних веков! – так назывались ныне XX–XXI века. Темное время… – Хотя насчет секса она не врет, – продолжил Пауль. – Подтверждаю: с ней было проще и лучше, чем со многими. Если бы ты не отказалась от детей…

– Я не отказывалась от них! – жарко воскликнула Ляля.

– Мне уже тридцать два, – прервал Артём экс-семейные разборки. На тему возраста его навели слова о детях. –Я не просто не создал семью и не обзавелся двумя до тридцати, я провалил еще один шанс. Я – социальный аутсайдер!

– Мне тридцать три! – воскликнула Ляля. – И я тоже аутсайдер! А Пауль вон добился своей двойни и хорошей должности в придачу, а теперь ноет, что моя башка перед циклом!.. – она увидела, что ее бывшая половина скривилась от физиологических подробностей. Их, в отличие от секса, обсуждать ныне было не принято. – Ты уверен, что нужно следовать логике, которая лишь потому логична, что написана в официальных рекомендациях и перемалывается между всеми языками, как истина в последней инстанции?!

– Я пошел, – Пауль поднялся. – Странно, что мы вообще это обсуждаем, Лола. Такие вопросы для психологов.

– Я тебя за собой не тащила, ты сам пришел, – напомнила она. Он порой называл ее Лолой, так как в удостоверении личности Ляльки красовалось гордое «Лолита Кёрнер», однако только когда хотел подчеркнуть серьезность своих слов. Сама она яро открещивалась от этого обращения.

В ухе у Ляльки завибрировал микрокомпьютер, он же чип, какие круглосуточно присутствовали в жизни всех современных людей, служа им телефоном, книгой, газетой, банковской картой и прочим и выводя самое важное на воздух прямо перед глазами, словно на монитор. Она встала на ноги, торопясь на совещание отдела социальной политики, где проводила свои будни. Подобные подразделения имелись в каждой уважающей себя многопрофильной корпорации, к коим относился и «Новый мир», и включали в себя многочисленных сотрудников, занимающихся всевозможными задачами, связанными со взаимодействием с обществом. Возможно, Лялькина нелюбовь к официальным бумагам по демографии и прочим житейским вопросам объяснялась тем, что она видела их слишком часто. Или же чем-то другим… Во всяком случае, как профессионал она была хороша и строго соблюдаемое в идеальном мире право на свободу слова не давало ее в обиду.

– Мне пора. Ты только не делай резких движений и не вздумай жениться на ком попало, только потому что тебе тридцать два. И из-за секса слишком сильно не переживай. Не все женщины такие «трепетные», уж поверь, – Ляля потрепала коллегу за ухо.

– Да я о нем и не думаю, – ответил Артём.

В это мгновение на небосклоне перед зданием офиса зажегся виртуальный экран, и на нем отобразилось прекраснейшее лицо председателя комитета регионального отделения ООН.

– Добрый день, дорогие жители наших чудесных городов! С вами вновь Адель, призывая вас к состоятельности во всех делах и трудам ради ближних рук не покладая…

Высшая власть в регионе, умнейшая женщина своего времени, которой едва исполнилось тридцать. Ее улыбка была завораживающей и казалась неестественной, волосы – темные, длинные, гладкие, а глаза – будто подсвечены изнутри, черные, переливающиеся невероятными бликами, начиная от фиолетового и заканчивая бордовым.

«Словно у жертвы генетического эксперимента», – подумала про ее взгляд Ляля, а вслух шутливо сказала:

– Слюнки-то вытри!.. Завтра еще насмотришься на нее вживую.

Ляля ушла, вся мощная, упругая и при этом стройная. Она намекала на запланированную лекцию несравненной брюнетки в здании их корпорации.

Артём слабо вник в официальную речь, которыми тут потчевали довольно часто, и подумал, что Адель, наверняка, начнет говорить о передовых исследованиях, и народу в аудиторию набьется прорва. У нее всегда блестящие выступления. Экран выключился, и он понял, что и ему пора за работу.

Лялька, она у них такая неформатная. Но штатных психологов он действительно не любил: они заставляли его чувствовать себя еще большим неудачником. Все как один начинали сеанс со ссылок на бумаги Всемирной организации здравоохранения (она же ВОЗ) о необходимости рождения детей до тридцати, на социальную концепцию ООН, на наставления единой официальной Церкви – да-да, она сделалась таковой и к ней принадлежали 99,9% населения. Религия обрела характер близкий к светскому гуманизму, сохранив некие молитвы и обряды. Собственно, на этом психологическая помощь и оканчивалась.

Поэтому для переживаний бедному менеджеру с бархатными глазами оставались лишь уши его слегка чокнутой подруги, рядом с которой, как голодный кот, терся страдающий от недостатка интима в новом браке бывший муж. Таблетки, отбивающие желание, которые Пауль так уверенно советовал, были, видно, бессильны перед искрами, во все стороны разлетавшимися от Ляльки.

Будто Артём сам не хотел выполнить эти рекомендации, будь они прокляты!

С первой девушкой он встречался четыре года. Но она «временно» отказывалась вступить с ним в брак, желая, «пока еще достаточно молода», «погрузиться в карьеру и быть полезной обществу». Однако очень скоро после еще одного его предложения, двадцатидвухлетняя дама сердца выскочила замуж за разведенного главу отдела исследований, где в то время работал младшим исследователем Артём.

Это совпало с неудачным выбором темы его диссертационного исследования, признанной бесперспективной. Два события подорвали волю молодого человека, и Артём подался из большой науки в иную сферу…

Теперь Дина. Отлично, еще пять лет насмарку. Он сказал, что и не помышляет о близости с девушками, но на самом деле только об этом сейчас и мог думать. Мозг его умудрялся существовать отдельно от физиологии, с которой так ловко управлялись пилюльки. Возможно, усовершенствовать их было бы самым большим прорывом в жизни общества?..

День второй после расставания. Легче не становилось. И даже моложе Артём не делался, о чем вновь печально помышлял, шагая в кафетерий.

Его настроение сначала оживил визит председателя регионального комитета. Адель в черном облегающем брючном костюме вещала про новые направления социальной политики и стратегию развития науки.

Но вдруг Артём снова резко пал духом и стал искать среди слушателей Ляльку. Ее не было. Наверное, куча работы.

Артём резко отшатнулся, вырванный из своих мыслей криками реальности. Его чуть не сбила с ног врачебная бригада, за которой на всей скорости неслась «умная» каталка, управляемая дистанционно.

Пораженный, он зашел в зал, где для сотрудников и гостей готовился вкуснейший кофе с булками и сэндвичами. Собравшиеся вопили и паниковали, отворачивались, заламывали руки, буквально зеленели от происходящего.

Медики проложили себе путь к женщине. Артём разглядел, что она стоит на четвереньках и ее неудержимо рвет на пол. Рядом – лужица разлитого кофе, опрокинутая чашка из небьющегося стекла.

Мгновение ничего невозможно было понять, затем Артём с ужасом узнал Ляльку.

Среди ада беспомощности одни доктора умудрялись сохранять собранность, выполняя пункт за пунктом протокол оказания помощи при отравлениях. Их руки уложили пациентку на бок, зафиксировали предплечье, ввели один за другим три укола в вену не повреждающими кожу шприцами, действующими на молекулярном уровне. Несколько минут, и девушка лежала на каталке, готовая к эвакуации в больницу.

Медицинская служба корпорации «Новый мир» в этот день была переполнена обратившимися сотрудниками. Их приходилось выводить из шокового состояния. Выступление председателя регионального комитета было наполовину сорвано, Адель покинула здание. Рабочий день сократили.

Бессчетное количество времени Артём просидел за столом, глядя в одну точку. Никаких эмоций: его организм застыл, словно капелька еловой смолы.

– Поднимай попу! – из анабиоза его вывела вовсе не современная медицина, а заместитель администратора – читай: директора – компании Пауль Кёрнер. Он схватил Артёма, чуть не опрокинув его вместе со стулом. – Она в Центральной больнице! Палата тридцать восемь!